Глава 1

Следующая глава

Амена — дочь правителя Мазарата

Меня зовут Амена, я принадлежу к древнейшему роду крианцев наследникам критти первых детей Скайры. Мой отец Нитте — правитель великого города Мазарата. 

Когда я была совсем маленькой, то часто гуляла за пределами  городских стен, но вот уже несколько лет номары — злейшие враги и по несчастью соседи, осаждают Мазарат в стремлении превратить нас в рабов, которые будут кормить орды номарских войск.

 Времена сменились, отныне нет той счастливой и беззаботной жизни у крианцев, есть лишь страх и ужас перед кровожадными полчищами врагов. Мазарат закрылся от внешнего мира, и мой народ боится, что однажды враг одержит верх.

Но отец слепо верит в то, что крианцев победить невозможно, ибо наша история длинна и полна великих деяний, поэтому бессмертный дух Скайры не позволит нам исчезнуть, потерявшись в пучине невежественности и жестокости номаров. Я же так не считаю и уже много лет готовлюсь к тому, что скоро придется взять в руки оружие. В нашем обществе не положено, чтобы дева отдавала предпочтение мечу, вместо того, чтобы учиться манерам и женским ремеслам, таким как плетение из шёлка и сбор плодов Капры. Моя мать Инзила и сестры — Кемма и Идалла считают меня ненормальной и позорящей их честь, кроме разве что маленькой Сомьи, она любит меня такой, какая я есть и хочет держать меч, когда вырастет.  Мама борется со своей непокорной дочерью, пытается превратить меня в настоящую деву, но как только заканчиваются все уроки хороших манер, я тотчас сбегаю в северную часть города, где живут и тренируются наши воины.  Их предводитель, благородный крианец в летах Минекая давно обучает меня военному ремеслу. Что сказать, оно поглотило меня целиком, превратилось в смысл жизни. Каждый раз, ступая на территорию воинов, я меняю свое прекрасное платье на кожаные штаны и жилет. Никто в Мазарате, помимо семьи, не знает об этом, а если узнает, я рискую потерять то единственное занятие, которое мне столь дорого.  Вот, если бы все девушки обучились военному делу, то скудные ряды наших войск пополнились бы и заставили врага задуматься о своих намерениях.

Правда, не только номары годами осаждают наши стены, есть еще их близкие родственники тумо, эти бесы значительно страшнее и отвратительнее любого номара. Тумо подобны зверям, что разрывают несчастную жертву на части и питаются её плотью. Как только номары заселили ближайшие с нами земли, сразу же за ними явились и монстры. Тумо заполонили все соседние леса. Крианцы больше не могли пасти там скот и собирать плоды, по этой причине стены нашего города расширились, захватив луга и небольшие участки леса, но этого всё равно недостаточно, чтобы выращивать необходимое количество зерна и скота. В один миг Мазарат из процветающего города превратился в закрытый остров, жители коего испытывают нужду. И с каждым годом положение крианцев ухудшается.

Однако, несмотря на все проблемы и потери, крианский народ пытается сохранить силу духа. Несмотря на страх, мы продолжаем радоваться каждому новому дню, каждому лучу солнца, что дарит нам Скайра. Каждый год мы празднуем приход третьей луны, а ещё славим великий дух Скайры, устраивая пир в центре города.

 Третья луна должна появиться через два месяца, крианцы уже готовятся к ее приходу: девушки вышивают лик луны на одеждах, фермеры запасают зерно и плоды Капры, а пекари – муку, чтобы в праздник накормить всех жителей Мазарата. Самое главное место на столах отводится, конечно же, напитку из Капры, её плоды дурманят голову и привносят покой в души тех, кто испил сей чудесный напиток.

Забыла сказать, что в этот раз, когда нам явится лик третьей луны, мама решила выдать меня замуж, а в мужья был выбран один из приближенных к отцу, так называемый благородный муж. Роль благородных мужей состоит в том, чтобы помогать правителю управлять городом и выслушивать претензии его жителей. Я давно смирилась с тем, что мне придётся стать женой немолодого и весьма заурядного мужчины. Его зовут Тарту и я ему совершенно неинтересна, хотя, это даже к лучшему. Главное, чтобы он не мешал мне заниматься тем, что я больше всего люблю. Тарту, благодаря мне, станет ещё ближе к отцу и займет почётное место подле него вместо состарившегося и одряхлевшего Митте. Политика и ничего более. Я же стараюсь не думать о скорой свадьбе и по привычке жду красочного и веселого празднества. В свои восемнадцать лет мне пришлось многое увидеть, узнать о тяготах, о горестях и принять не одну плачущую мать, потерявшую сына в сражении, поэтому мысли о своём печальном будущем растворились в бедах других.

Крианские же девушки с большим нетерпением ждут свадьбы дочери правителя, так как в этот день все совершеннолетние крианки получат благословение моего отца и обретут особый статус невест, посему в этот раз подготовка к великому празднику идёт с особой тщательностью. Крианцы украшают город, наводят порядки в своих домах и дворах, лихо торгуют товарами на рынке дабы продать побольше. Одним словом, жизнь кипит, а сердца юных дев томятся в ожидании. Что может быть «лучше»?

Но, не будем о грустном! Лучше я расскажу о Мазарате. Наш город вряд ли уступит по красоте и величию какому-либо другому. Он строился в те далекие времена, когда непобедимые критти пришли на плато Огненного ветра и обуздали его дикий нрав, ветер больше не сопротивлялся, а наоборот служил предкам, образуя бесчисленные вихри на пути врагов. Эту чудесную легенду знает каждый взрослый и ребёнок. Критти основали Мазарат, но вскоре покинули город, так как тяга к постоянным перемещениям и борьбе со стихией были неукротимы. По легенде вслед за ними устремился и Огненный ветер.  В Мазарате остались несколько десятков семей, они назвали себя крианцами и превратили город в цветущий благоухающий сад, посреди коего возвышались дома, торговые лавки, мельницы, а все дороги от них вели к центральной площади, где крианцы вели торговлю с купцами из соседних земель. Сейчас всё изменилось, торговли больше нет, часть садов была вырублена и на их месте выросли военные казармы, но Мазарат не утратил своей красоты, он по-прежнему прекрасен. Дом моего отца скорее напоминает крепость, ибо высок и стоит у самого края плато, внизу которого простираются Тихие леса, населенные тысячами существ. Окно моей спальни как раз выходит на леса, и каждую ночь я слышу, как перешёптываются деревья.

 Мама раньше часто читала нам сказки, где прекрасные девы, томящиеся в башнях, встречали своих избранников, как те вскарабкивались к ним по дикому плющу, после чего красиво похищали и увозили девиц в направлении счастья и безмерной любви. Ах, детство! С взрослением я поняла, что никто не взберется в мою комнату, никто не украдёт меня, тем более красиво, и не увезет навстречу чему-то особенному. В нашей реальности девушка должна быть целомудренна, боязлива, скромна и утончённа, её манеры должны быть на самом высоком уровне, чтобы избранный в мужья крианец остался доволен, и ему не пришлось краснеть за свою будущую жену. Ко мне это вряд ли относится, я выросла среди воинов, а манеры там неуместны.

Итак, каждый день я прохожу километры, пробираясь сквозь цветущие кустарники в два метра высотой, чтобы посетить казармы, а затем вернуться домой, уставшей, но полностью довольной собой. Минекая говорит, что мне не место среди крианских дев, моё место среди воинов с мечом в одной руке и кинжалом в другой. Он знает как мне тяжело и порою горько, ведь я выросла у него на глазах и всегда могла довериться ему, рассказать обо всём. Минекая каждый раз садился на ступеньку своей обители, внимательно слушал мой печальный рассказ, обязательно улыбался, а в конце говорил: «Не плачь, Амена, по тому, что не стоит твоих слёз. Слезы великий дар Скайры и не надо растрачивать их зазря». А он мудрый крианец, познавший много боли, притом не только чужой, но и своей, поэтому его слова всегда успокаивали и возвращали меня к настоящему.

Глава 2

Предыдущая глава   Следующая глава

За месяц до прихода третьей луны

Сегодня я проснулась полная сил и желания скорее отправиться в казармы. Видимо из-за сна, что снился всю ночь и казался таким реальным.  В нём я сражалась с темнотой, где не было ни единого живого существа, только тьма, она обступала, пыталась поглотить целиком, я же рассекала её мечом, буквально прорубала себе путь навстречу солнцу. Правда, в конце, когда практически удалось добраться до света, впереди восстала чья-то фигура, она не дала завершить путь, и я проснулась. Надеюсь, этот сон всего лишь плод воображения утомленного разума и не более.

Когда я оделась и вышла из комнаты, практически сразу услышала голос отца. Он нервничал, о чем-то громко спорил со своими приближенными, я не смогла разобрать его слов и собралась было подойти поближе, как меня окликнули:

— Амена? — то был голос мамы.

— Да, матушка, — поторопилась к ней.

— Амена, дитя. Ты куда-то собираешься? — воззрилась на меня с привычным изломом в брови.

— Да. Я хотела прогуляться до рынка. Ткач обещал сегодня выставить свои лучшие ткани, — мне пришлось очередной раз солгать, в последнее время мама не желала, чтобы я посещала казармы. Межтем она продолжала смотреть с недоверием.

— Надеюсь, это будет действительно ткач, а не Минекая с его недалекими вояками. Мне уже предельно надоело, что каждый твой ткач, пекарь, целитель и все остальные оказываются в итоге Минекаей. Как может юная дева, которая уже через месяц станет женой благородного крианца, бегать, прыгать и размахивать мечом среди дурно пахнущих солдат?

— Матушка. Прошу, не сердись, — я, как всегда, нежно улыбнулась и обняла её, — на этот раз это будет ткач. Обещаю! Я даже принесу и покажу тебе всё, что выбрала. Надеюсь, ты дашь мне совет, из каких тканей пошить новый наряд?

— Конечно, дочь моя. Буду рада помочь тебе с нарядом, — наконец-то она оттаяла. — Тогда ступай, а то разберут всё самое красивое и моргнуть не успеешь.

Направившись к лестнице, я пыталась разобрать хоть слово из спора отца, но так ничего и не получилось. После ночного то ли сна, то ли видения меня настораживало всё: шорохи, звуки, волнение отца, напряжённый взгляд мамы. Что-то закралось в душу, какое-то странное предчувствие.

К счастью, утро порадовало прохладой, а свежий ветерок мигом выгнал из головы ненужные мысли. И, прикрыв плечи шёлковым шарфом, я направилась вглубь садов, чтобы незаметно для горожан пройти к казармам. Шла привычной тропой, та была известна только мне. Вокруг росли деревья, они цвели и источали дурманящий аромат, под ногами красовался цветочный ковёр изумляющий пестротой оттенков, здесь же росли Смеющиеся Менры — кустарники, обладающие особым даром – стоило только коснуться их листьев, как они начинали издавать звуки, напоминающие детский смех. Но здешние сады полны не только зелёными братьями и сёстрами, они полны существ. На ветвях гнездятся Тэрры —  создания с телом змей и двумя парами крыльев. Каждая особь имеет свой уникальный окрас и свой особенный голос. По земле бродят Лукому и Каменистые суры. Суры похожи на волосяные шары, катающиеся по цветам, но в момент опасности они в одно мгновение превращаются в подобие камня. Забавные создания. Однако, если не знать об этой их способности, можно нарваться на серьёзный укус «камня».

Спустя час я всё же добралась до казарм, но Минекая на месте не оказалось. Тогда, переодевшись, я вышла на тренировочное поле, где высилось множество деревянных столбов, многоуровневых сооружений с веревочными лестницами, канатами, под которыми чернели бассейны с грязью. Ох, и наплескалась я в них в своё время. Мои каждодневные тренировки сводились к схватке с бревном, лазанию по канатам и лишь иногда Минекая позволял мне сразиться с одним из воинов.

Я взяла меч,подаренный мне наставником в день моего совершеннолетия, и направилась к очередному столбу. В моменты этих весьма скучных схваток, дабы раззадориться, я всегда представляла себя на поле боя, а врагом были все те же мерзкие номары и тумо. Тогда-то кровь закипала, тогда-то летели щепки во все стороны. Даже был случай, из-за которого мама не выпускала меня из дома без малого месяц – на тренировке я так вовлеклась в процесс, что не заметила, как отсекла себе косу. Длинные волосы для крианских девушек — это украшение и символ благородства, потому с рождения девочек не стригут. Волосы отращивают и постепенно заплетают в косу. Моя была почти до колен, а когда я прекратила своё занятие в тот злополучный день, то обнаружила, что длина моих волос сократилась вдвое. Мама едва не потеряла сознание, когда увидела дочь в таком непристойном виде. Ведь беда ещё в том, что у крианцев очень медленно растут волосы. Однако я особо не горевала из-за «утраты». Куда проще и удобнее собрать локоны в высокий хвост, чем таскать на себе тяжелую косу, обязательно украшенную всяческими бусами и лентами.

В этот момент меня отвлек громкий лязг казарменных ворот. Минекая буквально ворвался на поле, его лицо отдавало белизной, руки не могли найти себе места. Он что-то кричал своим воинам, требовал сформировать отряд и выставить его у городских ворот, причем немедленно. Я тотчас оставила свою тренировку и проследовала к нему:

— Минекая? Что случилось?

— А ты что здесь делаешь? — его взгляд метался из стороны в сторону, будто что-то искал.

— Тренируюсь… — кивнула на свой меч.

На что наставник всё-таки собрался и посмотрел на меня непривычно строго.

—  Ты должна немедленно уйти.

— Но, что случилось? И отец сегодня неспокоен, теперь ты, в чём дело?

Однако, Минекая не пожелал делиться:

— Уходи, Амена. Это приказ, — произнёс уже тише. — Не вынуждай применять силу.

После этих слов наставник развернулся и направился к воинам, что успели собраться. А я не смогла уйти, возможно, мое непослушание уже переходит все границы, но любопытство очередной раз взяло верх. В конце концов, я старшая дочь Правителя и имею полное право знать обо всем, что происходит в Мазарате. Тогда, нацепив на себя латы и шлем, скрывший всё лицо кроме глаз, я затесалась среди воинов, оставшихся в казармах. Все мы стояли неподвижно, а буквально через минуту послышался далёкий рёв горна и топот копыт. Кто-то прибыл к нам впервые за много лет, и эти гости, судя по напряжению, что зависло в воздухе, прибыли в Мазарат далеко не с благими намерениями. За высоким частоколом явно что-то происходило, но я стояла на месте как все, однако страх медленно пробирался в душу, теснил любопытство.

Правда, долго томиться в догадках не пришлось, врата казарм скоро отворились. Ещё спустя пару мгновений в них вошёл отряд воинов, коих сопровождали наши солдаты с Минекая во главе. На чужаках поблёскивали чёрные латы, их головы покрывали шлемы напоминающие рычащего Карукка, а их лошади походили скорее на горных Гарпи – созданий с огромными когтистыми лапами и извивающимися хвостами. Из пастей этих дьволов торчали клыки, они постоянно скалились и рыли землю, тогда как их всадники источали абсолютное спокойствие.

  Минекая тем временем подошёл к одному из чужаков и заговорил. Увы, слишком тихо для моих ушей, потому я решила подобраться поближе. Вдруг всадник в чёрном спрыгнул со своего коня и встал напротив наставника, воззрившись на него сверху вниз, всё ж росту в госте было под два метра:

— Минекая! Мой добрый друг, — в голосе воина послышалась усмешка, затем он положил обе руки на рукоять своего меча. — Ты явно растерян. Не ожидал меня здесь увидеть?

— Не ожидал, Эфин, — ответил наставник, после чего второй воин слез с лошади и поравнялся с Минекая. — Фарон! — и ему кивнул. — Что ж, два брата снова вместе и оба стоят предо мной. Право слово, я удивлён.

Тот, что звался Фароном, засмеялся в голос:

— А ты всё ещё на подножном корму у Нитте. Не пора ли тебе на заслуженный отдых, Минекая? Война – удел молодых.

— Благодарю, Фарон, за прямоту. Обязательно передам твои мысли правителю, — и наставник посмотрел на второго воина. — Эфин, Нитте будет готов принять вас через час. Пока можете находиться здесь, дабы не создавать ненужных волнений среди горожан.

— Мы подождём, — воин по имени Эфин повернулся к своим солдатам и жестом повелел им слезать с лошадей. — А народные волнения нам ни к чему.

Прибывшие с братьями солдаты выглядели иначе, их осанка напоминала звериную, из-под забрал выглядывала длинная шерсть и клыки, они постоянно фыркали, принюхивались, рычали. И сейчас я, кажется, поняла, кто пожаловал к нам в город. Номары!

Где же они набрались такой наглости, что осмелились явиться сюда? Ненавижу бесов! Ненавижу и желаю им сгинуть во мраке! В этот момент мой взгляд пал на одного из братьев.

Эфин был выше своего брата на голову, статнее и, судя по поведению, именно он лидер всей этой своры: немногословен, вынужденно вежлив и спокоен. Фарон же наоборот, вспыльчив и импульсивен. Он всё время двигался, оглядывался, постоянно что-то нашёптывал брату, а тот в свою очередь не проявлял никакого интереса к словам брата.

Видимо, я настолько пристально смотрела на Эфина, что он повернулся в нашу сторону, уловив из десятков пар глаз именно мой взгляд, после чего его руки потянулись к шлему, мои же глаза распахнулись ещё шире, до боли, ведь я ещё никогда не видела номара вживую. Нам рассказывали, что они мерзкие создания, скорее звери, нежели разумные существа, и внешне схожи с тумо, потому я испытала одновременно и страх, и дикое желание увидеть это лицо, спрятанное под шлемом. И вот, он снял его.

Да быть того не может! Я аж дыхание затаила от увиденного. Эфин определённо точно не зверь! Всё в его лице: нос, губы, глаза напоминали наши, единственное, в чём было отличие — это тёмно-серый цвет кожи с черными полосами. Ещё небольшие клыки, кои выглянули из-под верхней губы, когда он скривился от яркого солнца. А волосы! Да такой гриве может позавидовать любая крианка. Я не ожидала подобного. Может, это не номар вовсе, а какой-то другой вид?

В страхе пошевелиться, я продолжала пялиться на лидера номаров. Так мы и стояли, глядя друг другу в глаза. И только номар собрался что-то сказать, как его отвлек вернувшийся Минекая. Наставник направился к нам, я же, не желая быть разоблаченной, начала медленно продвигаться в конец отряда. Когда Эфин снова обернулся, меня уже не нашёл. К тому времени Минекая сообщил ему о готовности отца принять их. Тогда номары быстро оседлали своих лошадей и всем отрядом отправились к нашему дому.

Я же помчалась в раздевалку, где наспеху сняла с себя всё обмундирование, переоделась в платье и поторопилась домой. Я не прощу себе, если не разузнаю, зачем эти демоны прибыли к нам и почему их так спокойно пустили! Пока бежала, снова и снова представляла глаза главного демона. По внешности он, может, и похож на нас, но по взгляду истинный зверь – страшный, беспощадный, хладнокровный.

 И что им вообще нужно? Отец никогда не позволял ни одному номару даже приблизиться к воротам, а сейчас просто так впускает их и приглашает в наш дом! Мысли одолевали, хотелось выяснить причины столь странного визита как можно скорее.

Добравшись до дома, я забежала во двор, где обнаружила часть воинов номаров и их лошадей. Они смиренно ждали своего вожака, не проявляя ни капли интереса к окружающим, даже между собой не общались. А стоило мне зайти в дом, как я сразу же столкнулась с мамой:

— Амена?! — она схватила меня за руку и потащила за собой. — Немедленно поднимайся в свои покои и не высовывайся оттуда, несмотря ни на что.

— Но, мама?! Почему здесь номары? Чего они хотят?

— Чего они хотят известно только твоему отцу, нам не престало лезть в мужские дела, — протараторила на ходу. — Поэтому делай то, что я велю. Отправляйся к себе! — едва ли не затолкала меня в комнату, после чего удалилась в западное крыло дома.

Но разве я могла сидеть спокойно у себя, когда вокруг творится такое?! Конечно, нет!

Зал совещаний и приемов находился на втором этаже, наши комнаты располагались на третьем. Что ж, много времени мне не понадобилось, чтобы спуститься вниз и устроиться у замочной скважины залы. Обзор, конечно, был не ахти какой, но хоть что-то.

Братья номары сидели за круглым столом, а отец стоял напротив. Они вели тихую беседу и в целом выглядели спокойными, если не считать периодических  недовольств отца. Затем папа удалился, оставив визитёров ждать. В этот момент со стороны лестницы послышались чьи-то шаги, заставившие меня обернуться, а когда я снова хотела посмотреть в скважину, то ощутила разве что ветер от распахнувшихся дверей. Напротив встал он — Эфин. Я же застыла на месте аки скульптура Лесной Тэи [1]в нашем саду. Всего лишь в нескольких сантиметрах от меня стоял номар, который был многократно выше. Но даже не рост вверг меня в безмолвный ужас, а меч в его руке, что опасно поблескивал в свете горящих свечей.  Спустя пару минут Эфин заговорил:

— И кто у нас тут? Юная дева, что страдает опасным недугом?

— Каким ещё недугом? — как-то само вырвалось.

— Любопытством. Имею честь представиться, Эфин, правитель номаров, — продолжал буравить меня взглядом чёрных глаз.

— Амена, — я снова не сдержалась.

— Мило. Кажется, мне знакомы эти глаза, не они ли смотрели на меня там, в казармах.

— Вряд ли. Девушке не престало бывать в таких местах.

— Хорошо. Пусть будет по-вашему. А знаете ли вы, любопытная особа, что первым делом запоминается в бою?

 Я же, на сей раз молча, покачала головой.

— Глаза, — блеснул белыми зубами, —  ибо остальное, как правило, сокрыто от взора. Так что, я запомнил.

И сейчас мне стоило бы убраться отсюда, да поскорее, но взгляд номара не позволил, буквально пригвоздив меня к полу. В этот момент отец вернулся в залу и, обнаружив непокорную дочь рядом с врагом, едва не посерел от страха и одновременно злости, зато Эфин расплылся широкой улыбкой:

— Нитте! — направился к нему. — Ты не говорил, что в твоём доме обитают сказочные лисмеи. Что за прекрасное создание стоит сейчас в дверях?

— Эфин, мы, кажется, о другом вели беседу. Пусть дева идёт по своим делам, — отец перевёл на меня взгляд, полный ярости. — Амена?! Ступай в свои покои! 

Номар же покачал головой:

— Зачем прогонять столь удивительное существо? Она пришла сюда и желает слышать то, о чём мы говорим. Пусть сядет за стол.

На что папа нехотя кивнул мне, пригласив присесть. Как же скверно я себя почувствовала в этот момент. Очередной раз моё любопытство подвело семью, но сейчас ситуация была куда серьёзнее, чем тайные посещения казарм или ночные прогулки по саду. Я подвела отца! Он явно не желает видеть этих существ здесь, но больше всего на свете он переживает за нас. Ведь помимо жестокости и кровожадности номары славятся тем, что часто воруют девушек других видов, превращают их в наложниц или рабынь. Так и сейчас, правитель номаров не сводит с меня глаз.

— Нитте, я прибыл к тебе, чтобы оговорить мирные условия нашего сосуществования, — наконец-то Эфин отвлекся от меня. — Мы не желаем более наводить ужас на жителей Мазарата.

— Постой, Эфин, — нахмурился отец, — мы вовсе не нуждаемся в твоих поблажках, Великая Скайра оберегает нас и, — но он не успел договорить.

— Не надо мне рассказывать эти глупые и, по сути, детские сказки. Мы оба знаем, что ты больше не способен держать оборону, ваши военные силы истощены. Если я захочу, твой город уже к вечеру станет моим со всеми вытекающими последствиями. Но! Я не хочу этого, пока что. У меня другой интерес.

— И в чём твой интерес? — отец опустился в своё кресло, руки положил на подлокотники.

Неужели Эфин прав и этот ужасный день, когда Мазарат больше не в состоянии противостоять врагу, настал?

— В провианте. Мне необходимо, чтобы крианцы поставляли зерно и скот для моих войск. Наша армия растет, а земли, что мы занимаем, неплодородны. Тем более, мы не земледельцы, мы воины.

— Но, Эфин? Наши запасы едва ли удовлетворяют наши собственные потребности. Вы изгнали нас из лесов, с полей и рек. Везде бродят кровожадные тумо, которых вы держите как домашних питомцев.

— Значит надо постараться. Что касается тумо, если мы достигнем договорённостей, они не тронут твоих земледельцев и охотников.

Эфин замолчал в ожидании ответа и снова обратил взор на меня.

— Нет! — прозвучало неожиданно громко. — Крианцы не будут прислуживать номарам!

Тогда со своего места поднялся Фарон, молчавший всё это время. Он подошёл вплотную к отцу и сказал то, от чего на моих глазах навернулись слезы, а сердце заколотилось в истерике:

— Нитте, неужели ты не осознаешь последствий, которые наступят после твоего отказа? Мы захватим Мазарат, перебьем половину твоего народа, а вторую половину отдадим на съедение тумо. Они уже изголодались. Ты только представь, Нитте! Правитель Мазарата стоит на коленях перед номарами и наблюдает, как наши солдаты насилуют ваших женщин, убивают детей, жгут дома вместе с их хозяевами, остальных же бросают прямиком в пасти нашим сородичам. А финалом сего великолепия крови и мяса будет твоя семья, умоляющая о пощаде. Как тебе такой вариант сосуществования?

Отец не знал, что ему делать, он боялся показаться слабым, боялся признать свой провал, но больше всего страха и горечи во взгляде появилось тогда, когда Фарон заговорил о нас. Эфин всё это время смиренно размышлял о чём-то далёком.  

— Ладно, — раздалось точно гром среди ясного неба. — Я согласен. Мы будем кормить ваши войска. Но вы уберетесь из нашего города и больше никогда сюда не вернётесь. Таково моё условие.

В этот момент Эфин отвлекся от своих мыслей и обратился к отцу:

— Знаешь, Нитте. У меня в голове назрели некие изменения в наших планах. Я пришлю к тебе гонца через две недели с посланием, в котором будет последнее и единственное решение нашего спора. Возможно, оно тебя удивит, возможно, даже приятно. — Эфин улыбнулся. — А сейчас можешь расслабиться и не переживать за своих женщин, детей и прочего того, о чём, кажется, говорил мой брат. Мы покидаем вас. Запомни, Нитте, сейчас не время и не место выставлять свои условия, либо будет так, как захочу я, либо такому виду как крианцы, придёт конец. До скорой встречи, правитель Мазарата!

Этими словами Эфин вверг в недоумение как отца, так и своего брата. И пока они пытались сообразить, что к чему, правитель номаров подошел ко мне, а в следующее мгновение опустился на одно колено, ввергнув в недоумение уже меня:

— Юная Амена, был рад встретиться с таким отважным воином. Я запомнил твои глаза, — произнёс почти шёпотом, затем поднялся и, поманив брата, устремился прочь из залы.

 Я же поспешила к окнам, которые выходили во двор. Всё то время, что правитель номаров шёл к своим воинам, разговаривал с братом, седлал коня, надевал шлем, я смотрела на него, жадно ловила каждое движение, запоминала. А прежде, чем покинуть двор, Эфин обернулся, наши глаза снова встретились. Всё продлилось каких-то пару мгновений, но и тех хватило, чтобы меня бросило в жар. Этот номар ужасен. Надеюсь, я больше не встречусь с ним… никогда.

Скоро отряд в сопровождении наших воинов направился к воротам, а когда они скрылись из виду, я вернулась к отцу. Правитель Мазарата продолжал сидеть в кресле, только уже с опущенной головой, по его щекам текли слёзы, текли и тонули в седой бороде. Мне стало так больно, так горько. Видимо номары не солгали. Наши силы на исходе…

Подойдя к отцу, я села у его ног, головой прижалась к его коленям. Потом в залу зашли мама и сестры. Чувства печали и безысходности поглотили всех. А спустя некоторое время отец поднялся и заговорил, его слова прозвучали как приговор:

— Я Нитте, десятый правитель Мазарата, признаю своё поражение. Номары годами изматывали нас. Сейчас наша армия не в силах защитить город, номары значительно превосходят нас числом и оружием. Всё, это конец. Мы вынуждены идти на поводу у них, делать всё, что они хотят.

— Чего же они хотят? — дрожащим голосом спросила мама.

— Требование их неизменно. Номары хотят превратить нас в сосуд, что будет питать их бесчисленные войска. Они истощили нашу армию, теперь будут истощать простой народ. 

Затем в зал совещаний прибыли советники, благородные мужи и Минекая. Как выяснилось, никто кроме отца и главнокомандующего не знал, что армия крианского народа исчерпала свои ресурсы.  

 Увы, за время ожидания, гонцам Мазарата не удалось найти союзников, отцу не удалось уговорить правителей близлежащих городов, никто не пожелал иметь дел с номарами, ибо они как зараза, которая распространяется слишком быстро, а Мазарат стал прокаженным городом и ни один обитатель Скайры не захотел разделить нашу беду. Номаров страшатся все, ведь они, нападая на города и деревни, сметают всё на своем пути. Всего за пару столетий они сумели уничтожить немало видов, от их меча пали многие сильные и развитые города. Видимо настал и наш черёд. Сначала они превратят нас в свой придаток, затем займут Мазарат, а в конце уйдут в поисках следующей добычи, оставив опустошенный город с окровавленными стенами на потеху ветру. Так было всегда и с каждым, кто сталкивался с ними. Я боялась и не хотела представлять себе скорое будущее, но оно уже предрешено, остаётся либо принять его, либо бежать, однако бегство — шаг, достойный труса.

Отец отменил празднование, Минекая выступил с посланием на всеобщем собрании благородных мужей, поведав о состоянии армии, а те в свою очередь выступили перед крианцами с предупреждением о грядущих переменах. Город погрузился в уныние. Несмотря на заверения советников повременить с правдой, отец не захотел обманывать народ. Он не хотел и не мог давать ложную надежду, потому рассказал обо всём как есть. Он понимал, что теперь крианцы возненавидят его, обвинят в бездействии и плохом управлении, но это несравнимо с тем чувством стыда и позора, которые он испытал в момент встречи с Эфином. В момент признания своего поражения, глядя врагу в глаза.

Отныне все, затаив дыхание, ждали гонца номаров. Никто не знал, чего они предложат, чего попросят, все боялись только одного – оккупации.

С тех пор прошла неделя и пять дней, оставалось два дня до принятия своей тяжелой участи. Отец все дни ожидания провёл в своём кабинете, он никого не хотел видеть, даже Минекая не захотел принять. Мама была сама не своя и постоянно говорила о том, что надо как можно скорее выдать дочерей замуж. Притом, что Кемме шестнадцать, Идалле — четырнадцать, а Сомья и вовсе малышка, ей всего-то пять лет. Ну, а я приняла на себя все заботы по дому, распределяла обязанности между сестрами, успокаивала их, как могла, заботилась о матушкином саде. Хлопоты помогали отвлечься, однако в каждую ночь, стоило лечь в кровать  и закрыть глаза, я видела его – демона, по вине которого наша жизнь вот-вот изменится до неузнаваемости.

Последние два дня тянулись особенно долго. Я мало спала, отчего все вокруг казалось застывшим на месте. В последнюю ночь так вообще не получилось заснуть, и я просидела у окна до самого утра, слушая песни Тихих лесов. А когда солнце коснулось небес, я отправилась к городским воротам, чтобы лично принять послание, всё ж чувство вины не покидало ни на минуту. Мне казалось, что номар в ту злополучную встречу передумал из-за меня, из-за моей невоспитанности в действиях и дерзости в словах.

В столь ранние часы улицы Мазарата были пусты, первые лучи ласково касались деревьев, цветов и земли, Тэрры распевали песни, скрывшись в густых кронах деревьев, ветер едва касался одежды. Это были мгновения истинной гармонии природы, либо затишьем перед бурей. Я шла медленно, ступала осторожно, дабы не нарушить это хрупкое равновесие. А добравшись до ворот, увидела Минекая, он уже стоял на посту, однако смотрел не на дорогу, а на город.

— Доброго утра, наставник, — поравнялась с ним. — Тоже пришли пораньше?

— Доброго, Амена, — ответил, продолжая любоваться сонным городом. — Мы вместе возьмем это послание и отнесем его твоему отцу.

— Что же будет дальше?

— Ох, дитя… — наставник тяжело вдохнул и протяжно выдохнул, — одной Скайре известна наша судьба. Я надеюсь, её великий дух не оставит нас.

 Минекая служил Мазарату всю свою жизнь. Как только отец моего отца — Великий Накута передал бразды правления своему сыну, вместе с ним заступил на службу и Минекая. Он никогда не прятался от врага, никогда не оставлял своих воинов в беде. Сражаясь за Мазарат, потерял свою семью, после чего перестал испытывать ненависть к врагу. С того страшного дня его сердце заполняло лишь чувство долга перед народом, что-то в наставнике изменилось, что-то сломалось, а на месте перелома появилось нечто совершенно новое. 

Мы простояли в ожидании около часа, как вдруг вдалеке послышался топот. Минекая сразу же повелел привратникам отворить ворота. Конечно же, то  был гонец номаров. Это мерзкое создание без лишних слов передало свиток наставнику в руки. Минекая в свою очередь просунул послание через пояс, оседлал коня, затем помог усесться и мне. Мы ехали неспешно, не хотели будить спящих крианцев, паника сейчас ни к чему. А дома в приёмной зале нас уже дожидались благородные мужи и мама. Она очередной раз посмотрела на меня с негодованием, но промолчала.

Минекая тем временем отнес свиток отцу, передал ему, после чего наступила тишина. Правитель Мазарата закрыл за собой дверь, оставив всех в неведении. Мы ждали, ждали того, что он выйдет и даст нам надежду, хотя разумом понимали истинное положение дел, того желало только сердце. Вдруг в какой-то момент все услышали звон стекла из кабинета, мама испугалась за отца и тотчас устремилась к дверям, но папа опередил её. Распахнув створы, он вышел к нам и жестом пригласил всех войти. Благородные мужи расселись за столом, мама заняла место подле отца, а я скромно осталась стоять у дверей, как тогда, в момент встречи с Эфином. Отец сидел, молча, его эмоции, чувства были неясны. Тогда мама взяла свиток и прочла послание, после чего медленно подняла взгляд, а спустя секунду свиток полетел на пол. Она смотрела на отца с непониманием, с горечью и ужасом. А он поднялся, окинул взором помощников, затем посмотрел на меня:

— Амена? Дитя? Подойди.

Я же не решалась сдвинуться  с места.

— Не бойся, ты ведь не испугалась номаров, более того, сидела с ними за одним столом, отчего же сейчас робеешь? Амена, подними этот свиток и зачитай его вслух.

Я на негнущихся ногах подошла свитку, взяла его и начала читать, правда, про себя, но отец остановил:

— Вслух! — произнёс как никогда жёстко, безжалостно.

Пришлось послушаться.

«Нитте, правитель Мазарата. Я Эфин, лидер номаров выставляю тебе единственное условие нашего мирного договора. Ты обязуешься отдать мне в жены свою старшую дочь Амену, а взамен я обещаю не претендовать на ваш суверенитет. Вы будете жить, как жили раньше. Притом леса, реки и скалы снова будут доступны крианцам. Мы — номары, даём согласие на торговлю и обязуемся щедро оплачивать всё то, что вы вырастите и поймаете на своих землях.

В случае твоего согласия, Амена покинет Мазарат навсегда. Она станет моей женой и уйдет со мной туда, куда ей будет велено, я позволю ей взять с собой служанку. Это моё последнее слово. В противном случае к приходу третьей луны Мазарат будет разрушен, а его жители уничтожены»

Пока я читала, слёзы капали на пергамент. Мне хотелось закрыть глаза, а открыв, понять, что это всего-навсего дурной сон. Следуя посланию, я единственный камень преткновения в конфликте с номарами и только я могу решить судьбу крианского народа. Но за что? За что я должна платить такую цену? Повернувшись к отцу, хотела увидеть в его глазах сочувствие и жалость, но в них был только укор, мама тоже не проявила понимания. Через минуту уже все благородные мужи говорили о том, что это самый лучший исход, что пожертвовав одной жизнью, они спасут сотни.

— Ну?! — прогремел отец, глядя на меня. — Теперь твоё любопытство полностью удовлетворено? Ты рада?

В его словах было столько презрения, что мне захотелось сбежать, но я подавила в себе стыд и страх:

— Чему мне радоваться, отец? Тому, что правитель Мазарата и предок великих критти неспособен вести свой народ? Тому, что я должна пожертвовать собой, ради вас всех? Вы никогда не оставляли мне выбора, с самого детства я делала то, чего хотели вы. Ты мог бы дать мне шанс выбрать свою жизнь, но вместо этого вы решили потворствовать желаниям этих лицемеров, — кивнула в сторону советников, —  которые по непонятным причинам зовутся благородными мужами, решили отдать меня в жёны одному из них. А теперь согласились отдать зверю! Я никогда не стану женой номара! Вы можете убить меня здесь и сейчас, но на эту сделку я не пойду!

В тот же миг мама сорвалась с места и, подбежав ко мне, влепила пощечину.

— Как ты смеешь так разговаривать с правителем, дрянная девка?! Вместо того, чтобы быть послушной дочерью  и следовать древнейшим традициям, я годами наблюдаю, как ты позоришь наш род! Все эти бесконечные посещения казарм, неповиновение нам, по-твоему, это достойно крианской девы? Тебя никто не хотел брать в жёны, поэтому нам пришлось прибегнуть к единственному оставшемуся шансу. Тарту согласился, хотя считает тебя большим позором. Бедолага теперь выдохнет с облегчением. Но если твой союз с номаром спасёт Мазарат, я немедля дам согласие на него. Видимо, только зверь способен воспитать тебя! Тем более, ты еще должна радоваться, Эфин не такой как все номары. Он смешанный.

— Как ты можешь такое говорить? — я не верила своим ушам, меня предала родная мать, а отец остался стоять в стороне.

— Пойми, Амена, сейчас на кону существование нашего вида. Теперь ступай, нам надо дать ответ.

Я выбежала из кабинета, ноги несли сейчас только в одно место – городской сад, мне хотелось провалиться сквозь землю и никогда больше никого не видеть. Они предатели, все!

Глава 3

Предыдущая глава   Следующая глава

Ночь третьей луны

Правитель Мазарата дал своё согласие на наш с Эфином союз, ответ отправили тем же днём.  Уже через неделю Эфин прибудет в город, чтобы в ночь прихода третьей луны жениться на мне и забрать с собой. Этого дня я жду с ужасом, теперь как никогда хочется бежать, бежать без оглядки. Мама чувствовала моё настроение, посему выставила у дверей моей опочивальни охрану. В одночасье я потеряла семью и превратилась в узницу, которую вот-вот отдадут на потеху монстру. Да, в отношениях с матушкой у меня никогда не было особого тепла, однако я даже подумать не могла, что она поступит со мной столь жёстко и беспощадно.  

Сестры также по завету матери обходили меня стороной, даже Сомье запретили подходить ко мне. Это чудовищно, несправедливо и отвратительно. Я всего лишь хотела свободы, даже согласилась на брак с Тарту при условии, что тот не будет совать свой нос в мои дела, но сейчас оставалось  одно —  оплакивать себя и готовиться к самому худшему. Одной Скайре известно, что эти чудовища делают с несчастными женщинами, что волей рока попали к ним в лапы. Я видела глаза Эфина, в них бесновалось пламя ярости, а коль глаза – отражение души, то в его душе нет ничего кроме жажды крови. Скорее всего, получив меня, Эфин не успокоится и придёт за остальными, номарам нельзя верить, они искусно лгут, а потом вставляют нож в спину. Хотя, если случится так,  я буду отомщена.

На этот раз время летело быстро, несмотря на то, что приходилось дни и ночи проводить взаперти. Родители ко мне совсем не заходили, они полностью отстранились. Странно, то ли совесть им не позволяла посмотреть мне в глаза, то ли они уже заведомо распрощались со мной. Но за день до свадьбы в комнату неожиданно пришёл Минекая. Наставник нервничал, не знал с чего начать, но через минуту собрался с духом и заговорил:

— Я выпущу тебя. Ты сможешь сегодня же уйти из Мазарата, только так спасёшься, — он крепко сжал свой шлем. — Сегодня ночью, когда все будут спать, я выведу тебя, лошадь уже будет ждать за воротами.

— Ты ведь понимаешь, чем рискуешь?

— Я всё прекрасно понимаю. Только видеть, как тебя превращают в наживку для номаров, не могу. Не для того учил тебя все эти годы защищаться, не для того выслушивал все твои девичьи капризы. — Минекая усмехнулся, но глаза его заблестели. — У меня тоже была семья, был сын, которого я растил, надеялся, что он будет моей поддержкой и опорой в старости, что будет приходить к нам со своей женой и приводить внуков. Мне хотелось, чтобы он был достойным воином и защитником Мазарата, своего народа и своей семьи. Но, подчинившись приказу, я потерял их.

— Ты никогда мне не рассказывал о своей семье, — я устроилась на подоконнике рядом с наставником.  

— Не рассказывал, это моя боль, мой позор и бесчестие по отношению к ним. В те годы, когда крианцы ещё вели хозяйство за городскими стенами, жена и сын работали на полях, я каждый вечер забирал их и вёз домой. Но в тот день на земледельцев напали тумо, а я находился в казармах. Когда узнал о том, что случилось, хотел бежать к ним, но Нитте приказал закрыть ворота и оставаться внутри, дабы не пустить врага в город.

— И ты остался внутри?

— Да, — и у него поползли слезы по щекам, — остался, отдав этим тварям свою семью на съедение. Тумо не пошли к городу, они получили то, зачем явились и вернулись в лес. Когда мы прибыли на поля, мы узрели ужас. Моя жена лежала на земле, прикрывая собой сына, но они оба были мертвы. Их кровь на моих руках, как и всех тех, кто пал в тот день. Я обязан был идти к жене, несмотря на приказ.

В этот момент Минекая замолчал. Ему было тяжело рассказывать, ещё тяжелее вспоминать, однако спустя пару минут он продолжил:

—  После того случая для меня больше не существовало власти, только долг перед крианцами. Я не мог позволить, чтобы и они лишились своих семей. Потом в моёй жизни появилась ты, Нитте привел тебя в казармы и разрешил подержать меч, тогда перед моими глазами возник сын, и я не смог отказать тебе. Я учил тебя, а пока учил, привязался и полюбил как родную дочь. Так, могу ли я позволить им сломать тебе жизнь?  

— Я и не знала. Прости…

— Тебе не за что извиняться. Как бы ни старалась Скайра, в мире всё равно много несправедливости. Мою семью уже не вернуть, а вот ты ещё можешь спастись. Так что жди ночи, я приду за тобой.

И наставник вышел из покоев, я же осталась сидеть на подоконнике. Оказывается, моя семья давно лишилась совести, для них нет ничего святого, раз они так легко и безжалостно распоряжаются чужими жизнями. Раньше я часто слышала о погибших за городскими стенами, но даже представить себе не могла, что погибают они по одной единственной причине – потому что их бросают. Минекая прав, я не хочу становиться игрушкой.

Наступления ночи я ждала с нетерпением, а к вечеру, когда нервы начали сдавать, отправилась в сад, конечно же, под присмотром моего охранника. Все ж раз в день мне разрешались прогулки дабы я сохранила свежесть лица и не утратила привлекательности, иначе правитель номаров останется недоволен товаром. Тем более слова наставника воодушевили, моя душа желала ветра и шепота деревьев, потому я спустилась во двор и направилась в сторону сада, что расположился за невысокой оградой с резной калиткой.

На улице было тихо, до ушей доносился лишь шорох листьев и звуки засыпающих Тэрр, перед сном они всегда долго укладываются и постоянно сбрасывают ветки, которые им мешают. Я бродила среди деревьев и цветов, не думала ни о чем, кроме того, что сказал Минекая, как вдруг меня отвлек кто-то, кто искусно прятался в кустах Дикой Мойры. То была Сомья, она осторожно выглянула из своего убежища и поманила к себе, а когда я зашла за куст, сестренка тут же бросилась ко мне и обняла.

— Почему ты больше не с нами, Амена? Почему не гуляешь и не играешь со мной как раньше? — уставилась на меня своими большущими глазами.

— Сомья, — я улыбнулась, а в груди больно дернулось сердце, — просто кое-что изменилось и мне скоро придется покинуть вас.

— Но ты же вернешься? — ее глазки так пронзительно смотрели, что захотелось расплакаться, но этого делать нельзя, ведь тогда моя маленькая сестренка, моя славная малышка тоже расстроится.

— Возможно. Когда-нибудь…

— Ты все время ходишь грустная, перестала улыбаться и радоваться, может, поиграем в прятки? Тебе сразу станет легче, я знаю.

Сомья взяла меня за руку и потянула за собой вглубь сада. Я шла за ней, а сердце сжималось всё сильнее. Да, злость и обида на отца с матерью затмили все остальные чувства, но сейчас всё начало проясняться. Если я уйду из Мазарата, то обреку на гибель всех тех, кто ни в чем не виноват, а главное, потеряю свою маленькую сестрёнку. Тогда я буду так же ненавидеть себя, как и Минекая. Кто знает, может быть Эфин сдержит своё слово, и я стану последней жертвой в этой войне. Зачастую мы поддаемся воле чувств и молниеносных желаний, но когда в душе стихает ураган эмоций, тогда наступает время разума. Так и сейчас, я поняла, что сбежав, не получу ничего кроме угрызений совести и пожизненных мук. Лучше страдать физически, чем каждый день просыпаться с мыслью о том, что погубила тех, кто был дорог.

Наигравшись с сестрой и вспомнив всё то, о чем успела забыть, я приняла решение, оставалось лишь дождаться Минекая.

Мы разошлись по своим комнатам, когда на улице стихли последние шорохи. Я легла в кровать и закрыла глаза. Надо же, а ведь мне стало легче! Кто бы мог подумать? Я даже не заметила, как дверь в комнату отворилась.

— Амена? — раздался голос Минекая. — Вставай, слышишь? Нам пора уходить.

— Прошу, сядь рядом, — поманила его к себе.

— Нет времени, дочка.

— Ошибаешься, в нашем распоряжении бесконечность. Присядь, я хочу что-то сказать тебе.

— Что ты хочешь мне сказать? Мы рискуем упустить шанс, — наставник не понимал, отчего я медлю.

— Минекая. Я никуда не пойду.

— Что? — он посмотрел на меня с недоумением. — Что ты такое говоришь, дитя? Ты должна быть свободна.

— Оставшись здесь, я сохраню нечто большее, чем свободу.  Я сохраню свою совесть. Мне выпал жребий родиться дочерью правителя, я не могу вот так бросить их всех.

— Ты не понимаешь, номарам нельзя верить. Они вернутся сюда с оружием, станешь ты женой Эфина или нет. Мазарат обречён. Уже много лет мы перед номарами как беззащитный младенец перед голодным Карукком. Вставай и иди, спасись…

— Минекая? Как ты думаешь? Смогу ли я простить себя после побега и после того, как номары разрушат здесь всё до основания? Когда убьют тех, кого я люблю? Ты же так и не простил себя. И я не прощу...

Тогда он сел рядом. Глаза наставника наполнились болезненной грустью:

— Амена. Я уже не знаю, что в этом мире правильно, а что нет. Утрата семьи перечеркнула всё, я перестал верить, перестал надеяться. Моя совесть пытает душу каждый день, отчего она не перестает болеть. Мне хотелось бы, чтобы ты спасла себя, стала свободной, но возможно, ты права. А я просто старый солдат, который утратил смысл.

— Ты не утратил смысл, Минекая, иначе не просыпался бы каждый день и не шёл к своим воинам. А я хочу попытаться, кто знает, может тогда номары исполнят своё обещание. Нам надо верить, Минекая. И я прошу, поверь вместе со мной, — я взяла его за руки, — поверь в меня… хотя бы ты…

На что он обнял меня, прижал к себе. Хотя, какой он наставник, он мой отец, который боится за свою дочь, переживает, который был всегда рядом. Если в детстве я падала, то шла с разбитыми коленками не к матери или отцу, а к нему, если боялась грозы, пряталась за него, а если радовалась, делилась этой радостью только с ним.

— Хорошо. Я буду надеяться, буду верить. И главное, я всегда буду рядом, — Минекая поцеловал меня в голову.

— Спасибо.

После он поднялся и медленным шагом направился к двери, а когда закрыл её за собой, моё сердце заболело. Оно болело так, словно от него оторвали кусок. Где же та жизнь, которая была раньше? Где те беззаботные дни, проведённые во дворе или на тренировочном поле, где улыбки и радость сестёр? Почему всё меняется так быстро?

В столь горьких мыслях и уснула. Видимо, Скайра даёт мне это испытание для того, чтобы  я стала кем-то, чтобы доказала своё право находиться здесь.

Ночь пролетела незаметно, без снов, без видений, а когда в окнах забрезжил рассвет, я проснулась. Было ещё очень рано, но спать не хотелось совсем. Сегодня всё свершится, мне придётся стать женой самого коварного и жестокого создания на Скайре. Он прибудет в ночи, чтобы забрать мою душу, сделать меня своей рабой. Я слышала жуткие рассказы о том, как номары ведут себя с женщинами. Они попросту хватают их за волосы и унижают. Хотя чему удивляться, эти отродья недалеко ушли от животных.

Но раз уж мой союз с номаром должен стать залогом мира между двумя видами, отец таки повелел готовиться к празднеству. Видимо, чтобы жених не усомнился в своём решении.

К полудню в комнату вошла мама, первый раз за столь долгое время. Она привела портниху и принесла платье.

— Доброго утра, госпожа, — защебетала полная дама, растянувшись в улыбке от уха до уха.

  — Доброго, — кивнула ей в ответ, после чего посмотрела на маму, которая стояла с каменным выражением лица. Будто я перестала для неё существовать.

— Примерь, — кивнула матушка на безупречный наряд. — Ирая должна успеть исправить все несовершенства.

На что я, молча, кивнула. Хотя в голове крутились десятки вопросов.

Я послушно надела платье, встала перед зеркалом. В отражении на меня смотрела девушка, которая потеряла себя в безбрежном океане печали. Мама же смотрела лишь на платье, будь оно неладно, тогда я не выдержала:

— Почему ты меня не замечаешь?

— Нет времени на пустые разговоры. Все должно быть готово к моменту прибытия номара, которого ты должна поразить в самое сердце. По словам отца, он просто поедал тебя глазами там, в зале советов.

— Почему бы тогда тебе не выставить меня на площади обнажённой? Так Эфину понравится куда больше, тем более я всё равно не гожусь на роль прекрасной крианской девы.

— Ты права, ты не дева и никогда ею не была. Но Эфин не просто животное, он другой. Поэтому сделаем все по правилам. И потом, если номары сдержат своё обещание, ты превратишься в героиню, крианцы будут чтить твою память.

— Чтить память? То есть, моя мать прощается со мной, как с покойницей?

— Я не намерена более это обсуждать. Не я привела тебя в тот день в зал советов, не я толкнула в руки к номару. Ты всё сделала сама, Амена. Потому очень тебя прошу, не ищи виноватых.

И она вышла из покоев, оставив дверь открытой, что по нашим правилам означало её глубокое неуважение ко мне и фактически отречение, я же осталась стоять и смотреть на себя в зеркало. Только, кого я вижу перед собой? Вроде бы те же глаза, волосы, то же родимое пятнышко около виска, всё то же, но это уже не я.

Портниха меж тем подшила платье и удалилась. Красивое получилось платье, другой вопрос, зачем все эти кружева, зачем струящийся шёлк юбки? Всё равно это платье не невесты, а той, которая сегодня умрёт. Еще через час пришли девушки Мираиды, что посвятили себя служению духу Скайры в древнем храме Трёх лун, чтобы подготовить невесту к обряду под молитвенные песни предков. Девушки вплели мне в косу цветы и шёлковые ленты, на лицо нанесли витиеватые узоры, что начинались от висков и заканчивались на шее. К вечеру все приготовления были закончены, а незадолго до выхода из дома кухарка принесла мне поесть, дабы у невесты не случилось голодного обморока. Но я не смогла проглотить ни кусочка, хлеб уже не пах хлебом, фрукты фруктами, все смешалось и стало таким отвратительным, что мне захотелось выбросить еду в окно вместе с подносом. Скоро я ощутила дрожь, тогда скорее подошла к окну, распахнула его и начала жадно хватать ртом воздух. Я должна быть сильной! Я должна всё преодолеть! Скайра меня не оставит! Она не бросает тех, кто отдал себя в жертву.

Вдруг дверь скрипнула, отчего я вздрогнула и резко обернулась.

На пороге стоял Минекая:

— Нам пора, Амена, — произнёс тихо. —  Эфин прибыл в Мазарат.

— Конечно. Я иду.

Наставник подал руку, и мы вместе направились вниз. Наставник повёл меня через сад, видимо, чтобы я насладилась очарованьем природы в последний раз, ведь на землях номаров не цветут цветы, не поют птицы, не журчит вода в фонтанах.

— Спасибо, — я сжала его руку.

— Не благодари, — ответил чуть слышно. — Не за что…

Минекая вывел меня на площадь, где передал отцу. На небе к этому времени засияла вторая луна.

Те горожане, которым удалось попасть на площадь, стояли на почтительном расстоянии от алтаря, затаив дыхание, все благородные мужи томились в ожидании, уж очень им хотелось поскорее приступить к обряду, а у самого алтаря спиной к нам стоял он.

Когда Эфин собрался развернуться, у меня подкосились ноги, если бы не отец, упала бы на колени перед этим зверем.

И вот, наши глаза снова встретились. Эфин стоял неподвижно, его грудь медленно вздымалась при каждом вдохе, отчего чёрные латы поблёскивали в лунном свете, зверь не проявлял эмоций, его взгляд казался спокойным, как тогда – в зале. Только я-то знаю, спокойствие номара явление мнимое. О чём же он думает? Какие планы вынашивает? Что сделает со мной и когда?  В этот момент раздался голос отца:

— Эфин? Пора начинать обряд.

На что номар подошёл ко мне и без спроса взял за руку, после чего отвёл к алтарю, где главное и почётное место занял отец, а мужи заняли места с каждой стороны от него:

— Сегодня великая ночь! — заговорил правитель. — Ночь примирения, ночь, под чьим покровом я благословляю союз между моей дочерью Аменой и правителем номаров Эфином, сыном Танафера. Когда третья луна коснётся вас своими лучами, я выжгу на плече каждого символ связи, символ самой Скайры, она будет сопровождать вас всегда и во всём.

Но речь отца прервал Эфин:

— Правитель Нитте, я уважаю ваши традиции, однако желаю, чтобы на плече вашей дочери остался символ моего рода, а на моём — вашего. Мы же с вами ещё не подписывали мирный договор? — и он усмехнулся.

— Полагаю, ты прав. Так будет гораздо лучше.

Я же посмотрела на отца с ненавистью. Он превратил меня в вещь! Позволил зверю глумиться надо мной! И это только начало. В этот момент на небе засияла третья луна, её лучи коснулись нас, после чего номар снял свой перстень и передал одному из мужей, тот в свою очередь раскалил перстень на огне и вручил отцу.  Буквально через пару секунд я ощутила боль, но сильнее всего болело не плечо, не обожжённая плоть, а душа. После меня отец подошёл к Эфину и оставил клеймо от своего перстня на его плече. Далее последовали напутственные речи, только я их не слушала, а Эфин всё это время не сводил с меня глаз. Когда же треклятый обряд подошёл к концу, правитель велел всем пировать. Это стало последней каплей. Я тотчас выдернула свою руку из лап монстра и устремилась прочь. Отец, было, собрался за мной, но Эфин придержал его:

— Теперь она моя жена, Нитте, а значит, будет слушаться только моих приказов, сейчас же пусть идёт.

— Хорошо. Очень благородно с твоей стороны.

Это всё, что я услышала...

Ноги несли меня в сад, где царил полумрак и прохлада, где шумели ручьи, где Тэрры шелестели листвой. Я добежала до ручья, обняла дерево, что росло рядом, и зажмурилась. Злость, отчаяние и бессилие накрыли с головой, отчего я принялась царапать ствол, бить по нему кулаками. Скоро кружевные рукава превратились в лохмотья, а подол платья почернел от грязи. И пусть! Ненавижу это платье! Ненавижу!

— Ненавижу, — прошептала чуть слышно, после чего опустилась на землю. Увы, побыть наедине с собой мне не дали. Уже через несколько минут в глубине сада послышались шаги. Новоявленный хозяин пожаловал…

— Амена? — Эфин подошёл ко мне, опустился на корточки. — Посмотри на меня. Я имею право хотя бы на один взгляд, — он подался вперёд и медленно провел пальцем по моей щеке. — Ну же …

Пришлось послушаться. В темноте его глаза казались бездонными, кожа номара отдавала синевой, а эти полосы, что тянулись вдоль лба… Нет, он всё-таки зверь. 

— Твои руки кровоточат. Почему? — коснулся моей ладони.

На что я предпочла промолчать. Тогда Эфин начал аккуратно вытаскивать занозы, а когда закончил, набрал воды из ручья и полил мне на ладони, чтобы смыть кровь.

— Так лучше? — посмотрел с прищуром.   

— К чему такая забота? — и я вытерла руки о подол платья.

— Просто ты ещё не поцеловала меня, как положено жене.

— А если я этого не хочу?

— Тогда я возьму силой этот поцелуй.

— Что ж, видимо, только силой ты и можешь взять его.

В этот момент я резко поднялась и хотела уйти, но Эфин крепко схватил меня за плечи, рывком прижал к себе. Грудью я ощутила его частое сердцебиение, кожей головы – горячее дыхание. Одной рукой номар расплёл мою косу, вытащив из неё все цветы и ленты, затем потянул за волосы, из-за чего мне пришлось задрать голову. В этот миг я увидела его настолько близко, что мои щеки буквально вспыхнули, его же нос коснулся моего, следом он разжал губы. Ещё через секунду губы Эфина коснулись моих, отчего я снова зажмурилась.

— Неужели это так неприятно? — прошептал очень тихо.

— Ты монстр, Эфин, — ответила так же тихо. —  И всегда им будешь, ты не знаешь жизни без насилия. Да, это было неприятно, ибо жестокость и принуждение не бывают приятными.

Вдруг он отпустил меня, отошёл на пару шагов:

— О, нет Амена, — скрестил руки на груди. — Ты ещё не видела моей жестокости. Считай, этот поцелуй был последним и самым нежным в твоей жизни. А теперь пойдем. Нам пора в путь.

Но я осталась стоять на месте. Наверно, глупо с моей стороны дерзить и пререкаться с таким демоном, но иначе не получилось, Эфин же повернулся и схватил меня за руку с такой силой, что я услышала хруст костей:

— Ты не слышала, что я сказал? Теперь я твой хозяин и не забывай об условиях мира с Мазаратом. Не советую нарушать договор. Идём!  

Когда мы пришли к дому, номар велел собираться. Более он не желал оставаться в Мазарате. И пока прислуга возилась с моим багажом, перетаскивая его из дома в телегу, запряженную двумя гнедыми монстрами, матушка позаботилась о служанке. Скоро я познакомилась с Лумеей, бедняжку выбрали против её воли. Оказывается, отец девушки получил от казначея приличную сумму за то, чтобы тот отдал дочь. Выходит, её тоже предала родня, и сегодня мы обе отправимся туда, откуда не возвращаются. Лумея наверняка надеялась стать невестой в ночь Трёх лун, а стала рабыней, впрочем, как и я.

Спустя полчаса мы выдвинулись. Я ехала на своей лошади, позади неспешно поскрипывала телега с вещами и Лумеей. Минекая в составе отряда следовал по правую и левую сторону от нас, а впереди ступал боевой конь отца рядом с конём Эфина. Два правителя изредка переговаривались, обменивались обещаниями и условиями торговли. Но мысли номара были далеки, как собственно, и отца, оба нехотя делали вид, что уважают друг друга. Я же изредка посматривала то на них, то на Лумею. Несчастная не переставала тихо плакать, она постоянно оборачивалась, поджимала губы, что-то шептала. Ей сейчас тяжело, но участь наша предрешена, остается только смириться и плыть по течению, возможно, когда-нибудь оно нас вынесет к берегам счастья.

Я и не заметила, как мы добрались до главных ворот. Лишь протяжный скрип массивных створ, точно стон горного титана, заставил съежиться. Скоро взору открылась дорога, уходящая далеко во мрак джунглей. Вся свита Эфина ожидала его именно здесь, а едва завидев лидера, они спешно поднялись, оседлали лошадей и приготовились к отбытию.

Эфин в этот момент повернулся ко мне:

— Не желаешь проститься с отцом?

— Желаю, но не с отцом, — после чего я подвела свою лошадь к Минекая и крепко обняла его. — Прощай. Ты был мне отцом, о котором можно только мечтать, — произнесла тихо.

— До встречи, дочка. Пусть меч всегда сопровождает тебя. Скоро мы встретимся, главное  держись и оставайся живой. Я верю, — он прошептал мне это на ухо и крепко прижал к себе.

Напоследок я всё же посмотрела на отца и постаралась вложить во взгляд всё своё презрение. Удивительно, но во взгляде правителя Мазарата поселился стыд. С чего бы только? Он ведь собственноручно отдал меня зверю на потеху:

— Всё, я попрощалась, — вернулась на своё место.

— Хорошо, — благородно кивнул Эфин. — Хотя многое стало неожиданностью для меня, –  затем его взор устремился на отца. — Прощай, Нитте. Надеюсь я не пожалею о своём решении и наш обмен оправдает себя.

    — Амена достойная дева, ты не ошибся в выборе, — отец гордо выпрямил спину.

— А я не выбирал, Нитте, — широко улыбнулся номар, оголив клыки.

После всего сказанного правитель Мазарата развернул коня и приказал своим воинам двигаться обратно в город, а мы поехали вперёд. И пока Мазарат ещё оставался в поле зрения, я не переставала смотреть на него, то был мой отчий дом, моя земля, моя жизнь, а теперь это чужой город, который предал и забрал все надежды. Но там всё ещё живут те, кто мне дорог…

Глава 4

Предыдущая глава   Следующая глава

Сквозь тьму и мрак

Как сказал Эфин, путь до его земель составит два дня, но если двигаться без лишних привалов, можно добраться быстрее. Однако я хотела, чтобы этот путь занял куда больше времени, так что, решила немного подпортить его намерения.

Мы ехали через Тартовые леса, где росли тарты — деревья, ветви которых  постоянно извивались. Так они дышали, охлаждались, поэтому в лесу всегда было холодно и очень сухо. Я надела меховую накидку, голову укрыла капюшоном, но вот руки остались открытыми, из-за чего они начали стремительно замерзать, а поводья отпустить я не могла, дабы не потерять контроль над лошадью. В итоге пришлось поравняться с Эфином и затребовать привал:

— Эфин! Прошу, остановись. Мне очень холодно.

— Терпи, прошло всего восемь часов пути, а ты уже ноешь.

— Пожалуй, но если ты хочешь иметь жену с пальцами на руках, то немедля прикажешь сделать привал, — после чего остановила лошадь и демонстративно слезла с неё.

Эфин тоже остановился:

— Это что, приказ? — он повысил голос, затем спрыгнул с коня, быстрым шагом подошёл ко мне, схватил за руки, но убедившись в том, что я не соврала, всё-таки приказал своим воинам остановиться и развести костер.

— Так и быть, — злобно ухмыльнулся. — Останешься с пальцами.

Номары развели три костра на расстоянии по три метра друг от друга: для нас с Лумеей рядом с обозом, для себя по центру поляны, а для правителя самый дальний. И когда все расселись, вокруг воцарилась тишина. Такое ощущение, будто воины Эфина все до одного глухонемые, ведь за весь путь я не услышала ни единого слова. Либо они не говорят на привычном для нас языке. Как знать, может они общаются на своём зверином? Тем временем на лес опустились сумерки, следом за темнотой пришёл туман, он густой пеленой окутал землю, отчего стало ещё холоднее. Тогда Эфин велел заночевать здесь, поскольку до наступления ночи мы всё равно не успеем выйти из леса, а брести в жуткий холод сквозь туман было не лучшей идеей.

Согревшись, мы с Лумеей поднялись и пошли к телеге, где нас дожидались толстые шкуры с одеялами, а вот номары, кроме двух дозорных, легли на голой земле. Эфин же устроился подле своего коня, который послушно лёг рядом с хозяином и грел его своей шерстью. Уже через час все спали, кроме меня, я не могла сомкнуть глаз.  Мысли, переживания и тоска одолевали, завывающий ветер в кронах вызывал чувство тревоги, тогда я тихо поднялась и, прокравшись мимо дозорных, оказавшихся не слишком-то внимательными, устремилась вглубь тёмного леса. Конечно, бродить по Тартовому лесу в сумраке весьма бездумно, но сейчас я готова идти и идти, лишь бы оказаться как можно дальше от номарской своры. Так и брела, пока не набрела на реку, что вопреки сильному ветру текла медленно.

В отличие от Тихих лесов, кои полнились жизнью в ночные часы, Тартовые казались мёртвыми. Как писали мудрейшие мужи Мазарата, когда-то полнокровности Тартовых лесов можно было только позавидовать, но однажды на здешних землях поселились злые духи, они изгнали из леса животных своим ужасным рёвом, сковали земли своим ледяным дыханием, после чего поселились в деревьях, где сидят до сих пор. Права то или нет, никто не знает, но судя по тому, как здесь холодно и жутко, смею предположить, что мудрецы не солгали.

Я стояла на берегу, смотрела на воду, на лунные отражения в ней, как вдруг плечом ощутила осторожное касание, отчего сердце на пару мгновений замерло:

— Что ты здесь делаешь? — за моей спиной стоял Эфин.

— Боишься, что сбегу? —  ответила, продолжая смотреть на неспешное течение реки.

— Этого я как раз не боюсь. Если у тебя есть голова на плечах, ты не рискнешь бежать через эти леса.

— Неужели здесь и впрямь нет жизни? — мне не хотелось с ним спорить, хотелось просто поговорить.

—  Деревья в постоянном движении, а земля холодна будто лёд, каждый заблудший сюда зверь погибает. — Эфин едва касался грудью моей спины, а когда заметил мою дрожь, встал вплотную, и я тотчас ощутила его горячее дыхание. — Решила поговорить о природе? С чего бы вдруг?

— А что? В перечень моих разрешенных действий это не входит?

— Почему же, ты вольна говорить о чём угодно. Другой вопрос, со мной ли?

— Ты к несчастью мой муж. Знаешь? До твоего появления меня хотели выдать замуж за приближенного к отцу, и на тот момент я считала себя несчастной, но сейчас понимаю, как оказывается ошибалась.

— Весьма откровенно. Тогда я тоже кое в чём признаюсь. Когда я увидел тебя там, в казармах, я почувствовал твой страх, он настолько увлек меня, что в голове было лишь одно желание, — Эфин положил руки мне на талию и резким движением прижал к себе.

— Какое же?

— Взять в руки твою хрупкую шейку и сжать её, — зашептал на ухо, — но не убивать, а наблюдать предсмертный ужас в твоих глазах, который появляется у жертвы перед гибелью.

Сию секунду я развернулась к нему, взяла номара за руки и положила их себе на шею:

— Ты можешь сделать это сейчас. Ну же, сжимай, насладись моментом и брось меня здесь, чтобы ледяная земля поглотила бездыханное тело, — при этом говорила тихо, без лишних эмоций.

Эфин держал меня за шею, но не посмел сделать и движения. Он вдруг затаился, а спустя пару минут отпустил:

— Согрелась, как посмотрю.

— Так и есть, у тебя горячие руки. Спасибо, что согрел, а не убил.

— Ты со мной играешь, дочь Нитте? — и губы Эфина искривились в презрительной ухмылке.

— Куда мне? Жертвам не пристало играть с хищником. Скорее наоборот, это ты забавляешься.

— Нет, Амена. Сейчас я не забавляюсь с тобой, сей чудный момент настанет, когда мы прибудем на мою землю. Тогда ты всецело ощутишь хищника, — и, подавшись вперед, добавил, — на себе.

 Последние слова заставили дёрнуться, моё сердце заколотилось с небывалой скоростью, на что Эфин широко улыбнулся, обнажив белоснежные клыки:

— Вот теперь ты настоящая жертва, а сейчас пойдем. Уже светает, тем более, останавливаться больше я не планирую.

И правда светает, а я даже не заметила.

Мы вернулись в лагерь, где Эфин довёл меня до телеги, помог забраться внутрь, проследил за тем, чтобы я легла, только после этого отправился к своему коню. Но заснуть я всё равно не смогла, так и дождалась первых лучей. Надо мной извивались ветви деревьев, ледяной ветер трепал волосы и царапал кожу лица, а ещё нёс за собой пыль, много пыли.

— Отбываем! — раздалось громко и резко, из-за чего мы с Лумеей подскочили на месте. Эфин уже сидел верхом на коне, тогда как его свора суетилась у кострищ.

— Возьмите, госпожа, — Лумея протянула мне яблоко, — неизвестно, когда нам разрешат поесть.

— Оставь себе. Аппетит у меня пропал ещё перед свадьбой.

— Но как же? Вы не сдюжите столь дальнюю поездку. Голова закружится, чего доброго с лошади упадёте.

— Сдюжу, — и я выбралась из тёплого кокона.

Однако, оказавшись в седле, я поняла, что переоценила свои возможности. Голова и впрямь пошла кругом, отчего-то болело всё тело, будто меня ногами были всю ночь.

А спустя несколько часов пути моё состояние стало ещё хуже, всё ж два дня без сна и еды дали о себе знать. Однако я старалась не подать виду и продолжала ехать, но через пару часов мой живот заболел так, будто я проглотила горсть гвоздей и запила их смолой, а перед глазами всё окончательно поплыло.

К моменту моего полуобморока мы уже вышли из Тартовых лесов и двигались по дороге, по обе стороны от которой раскинулись обширные равнины, солнце к этому времени пекло нещадно. Я не знала, сколько ещё выдержу, но признаваться в своей слабости проклятому монстру по-прежнему не хотела. Оставалось только одно — доехать до телеги и взять что-нибудь из припасов у Лумеи. Тогда развернула лошадь и направилась в сторону обоза. Вдруг перед глазами всё завертелось, закружилось, руки сами отпустили поводья, а дальше наступила темнота.

Очнулась я, лёжа на траве. Лумея прикладывала влажную тряпку к моему лбу, солнце слепило глаза, от жары капли воды на коже испарялись моментально, мне казалось, что я сейчас дома, лежу  в саду и смотрю на небо, но все прекрасные фантазии были развеяны наплывшей тенью подошедшего Эфина. Он велел Лумее принести воды, а сам сел рядом. Как выяснилось, мы остановились у реки:

— И что это было? — устремил взор на воду. — Очередной каприз?

— Нет, это не каприз, — кое-как села, —  а всего лишь голодный обморок. Я не ела и не спала пару суток, вот и не выдержала. Жаль, что я не сломала себе шею, пока падала с лошади.

— Не ела, значит. Надо же, а я-то думал вы — крианцы можете держаться на одном только воздухе, — и криво усмехнулся.

— Не смешно. Это замужество из меня все соки выпило.

Тогда Эфин и вовсе рассмеялся:

— Вот есть у тебя одна особенность, — всё ж посмотрел на меня.

— Какая же?

— Ты можешь меня развеселить, что мало кому удается.

— Знаешь ли! В придворные шуты я к тебе не нанималась.

— Ладно. Давай вставай, тебе надо освежиться.

— Я не могу встать, у меня сил нет.

— Хорошо.

После чего Эфин поднялся, в мгновение ока подхватил меня на руки и  понес к реке,

а через минуту я уже летела в воду. Он бросил меня, как какой-то булыжник, при этом вода была студёная, несмотря на жару. Я сидела по пояс в холодной воде, на голове красовался пучок из водорослей, платье промокло насквозь, отчего прилипло к телу и выделило всё, что только выделяется на женской фигуре, а Эфин стоял напротив и хохотал.

— Тебе смешно?! — каков подонок. — Ты взял меня для того, чтобы издеваться?! Да, кто тебе дал такое право? — мои щеки загорелись от злости.

— Твой отец мне дал такое право, — произнёс сквозь смех. — Хотя выбора у него всё равно не было.

— А тебя только это и забавляет — власть над чужими душами. Ты чудовище, Эфин! — поднявшись на ноги, почувствовала себя голой, тогда загорелось уже всё лицо, а руки задрожали. Эфин же перестал смеяться, теперь в его глазах поселилась похоть. — Так лучше?

— Давай выходи, не смущай моих солдат.

Я вышла из воды, по пути сняла с головы водоросли и приклеила их к груди Эфина. После чего направилась к телеге, где нашла свой боевой наряд, в котором тренировалась на поле в казармах.

Переодеваться пришлось за единственным кустом, что рос у берега. Когда я избавилась от мокрого платья, а самое главное, повесила на пояс свой меч, на минутку испытала облегчение. Белая рубаха, кожаный жилет, штаны и высокие сапоги делали меня еще более привлекательной. Все крианские солдаты сразу же прекращали свои тренировки, стоило мне ступить на поле, ох и злился тогда Минекая.

Так и сейчас. Выйдя из-за куста, я первым делом встретилась взглядом с Эфином. Он смотрел уже иначе, нежели когда я сидела в воде. Похоть исчезла, вместо неё появилось что-то другое, более настоящее и где-то даже доброе. Проследовав мимо него с высоко поднятой головой, я выбросила мокрое свадебное платье в реку, затем взяла из телеги хлеб и пару диких персиков. После нехитрого перекуса мне стало гораздо лучше.  

— Готова двигаться дальше? — поинтересовался Эфин.

— Готова.

И он немедля отдал приказ выступать. На этот раз правитель номаров поравнялся со мной, а спустя час пути заговорил:

— Теперь ты настоящая. Та, которую я видел там, на поле.

— Я заметила, ты не привык к прекрасному. У тебя вызывает раздражение и смущение красиво одетые женщины. В каком же хлеву вы живете?

— Понятие прекрасного очень условно. Если ты думаешь, что эти никчемные тряпки делают из тебя очаровательную деву, ты глубоко заблуждаешься. И потом, я воин номар, нам нет дела до ваших крианских штучек. Это вы привыкли ходить в белоснежных одеждах. Боитесь лишний раз запачкаться.

— Абсурд! Крианцы лучшие земледельцы и охотники. Если бы не вы и тумо, мы могли бы продолжать свое дело. Крианцы превратили Мазарат в огромный цветущий сад, до вас мы не знали нужды, потому что трудились не покладая рук и не боялись запачкать одежды.

— Посмотрим, какие вы земледельцы. По договору мы будем вести с Мазаратом торговлю, а еще защищать ваш город до тех пор, пока вы не наберетесь сил и не восстановите свою армию.

— Зачем тебе это? Ты позволишь крианцам вернуть былые силы?

— Не совсем, но это уже не твое дело, так что довольно.

— Правильно все говорят.

— Что говорят? — в этот момент он покосился на мой меч.

— Что вы лживые создания и вам нельзя верить, номары всегда были двуликими.

— Да? Интересно. Ты думаешь, вы очень сильно отличаетесь от нас? Не тебя ли хладнокровно отдал отец в лапы такого монстра как я? Не вы ли оставляли сотни своих сородичей на поле боя на растерзание врагу? Либо ты многого не знаешь, либо такая же лживая и бессердечная, как и остальные из Мазарата! Мы никогда не пытались выглядеть высоконравственными и добропорядочными, если номары по своей сущности воины и захватчики, мы таковыми и остаемся, вы же прикрываете свое истинное лицо. Или ты считаешь, что ваши предки критти были мирными селянами? Они несли за собой смерть, уничтожали всё, что им встречалось на пути, и делали они это не из-за крова или пищи, а для удовольствия. Критти сносили города, и  только когда им удалось дойти до самого края плато, они остановились, но ненадолго.

— Ты врешь!

— Нет, это чистая правда. Номары за несколько веков мало изменились, мы не изменяем своим законам и правилам. А вот критти распались, оставили часть своего народа на том плато, точнее они не оставили их, а бросили на погибель. Но те выжили и назвались крианцами, потомками Великих! Хотя звучит это так же смешно, как и то, что Нитте достойный Правитель Мазарата.

— Я тебе не верю. Ты пытаешься втоптать в грязь историю моего народа. Мой отец отдал меня, чтобы сохранить жизни остальным. Одна жизнь за сотни.

— Так, ты себя в смертницы записала? Что ж, оно и к лучшему, не будешь лелеять излишних надежд.

После этого разговора я придержала лошадь, чтобы отстать от него. Эфин впадает в тихую ярость каждый раз, когда слышит, что я не считаю себя его женой, что вижу лишь мрак рядом с ним. Но иначе я не могу, Эфин олицетворение всего низменного, в нем сошлись потоки ненависти, злости и презрения. Радость в нем вызывают муки других, он смеётся над болью, над страданиями и не видит света, ибо его душу поглотила тьма.

К вечеру мы сделали привал. Остановились у самой кромки леса. Номары сразу же разбрелись кто куда, одни отправились на охоту, другие за хворостом, а Эфин сидел подле своего коня и явно над чем-то размышлял, вид у него был крайне озабоченный. Я же не хотела просто сидеть и ничего не делать, поэтому отправилась к большому раскидистому дереву, что росло в нескольких метрах от места нашего лагеря. Добравшись до векового великана, я забралась на вершину и осталась там. Эти гигантские деревья символ величия Скайры, они растут всегда по одному. Их называют Хранителями тайн нашей земли. Сказители в школе рассказывали нам, что Хранители есть глаза и уши Скайры, что они общаются и передают мысли друг другу на десятки километров. Вот если бы услышать хоть одну тайну, но с нами великаны безмолвны.

Я устроилась в чаше древа. Надо было поспать, всё ж без сна я вряд ли доберусь живой до нового дома. А пока не заснула, смотрела на небеса, что проглядывались сквозь крону, на звезды, которые подобно Аматтиновым камням рассыпались по лиловому небу. Сейчас было спокойно как никогда, и, закрыв глаза, я устремилась в руки Сифеи – хозяйки мира сновидений. Поначалу сквозь сон ощущала холод, но спустя какое-то время стало тепло, словно меня накрыли несколькими одеялами.

И если бы не лошадиное ржание, я бы ни за что не покинула этот тёплый кокон, сотканный их тишины и образов утомленного сознания. Но, увы… ночь пролетела незаметно, а кобыла поспешила оповестить меня о необходимости проснуться и осознать, что я по-прежнему пленница.

— И как ты здесь оказалась? — я спустилась вниз.

Моя Тарла перетаптывалась с ноги на ногу, то и дело мотала гривой, дёргала ушами.

— Понимаю тебя, — похлопала её по холке. — Я тоже ненавижу номаров. Вот бы они сквозь землю ровалились.

 А ведь кто-то подвёл лошадь к дереву, привязал к ветке и даже позаботился о завтраке, который я обнаружила в мешке, что висел тут же на ветке. Неужели Эфин постарался? Хотя, какая глупость!

На сей раз, я решила не пренебрегать едой. Во-первых, мой недавний голодный обморок номара не смягчил, во-вторых, что будет с Лумеей, если я сверну шею при падении от очередного такого обморока?

В лагере меж тем уже все собрались к отбытию. Номары как всегда сидели на земле в ожидании приказа лидера, ну, а лидер стоял рядом со своим конём:

— Теперь нам можно отправляться в путь? — произнёс Эфин с отчётливым недовольством в голосе.

— Могли бы отправиться и без меня, я бы не обиделась.

На что Эфин ухмыльнулся, но суровости во взгляде не утратил, после чего он влез на коня, и мы выдвинулись. Получается, номар ждал, когда я проснусь, что ж, благородно с его стороны.

Удивительно, но эта ночь в чаше векового древа придала мне сил, успокоила.

Впереди виднелись скалы. Спустя несколько часов мы таки добрались до них. Как выяснилось, следующим шагом было — миновать эти скалы, для чего предстояло пройти по узкой тропе, по правую сторону от коей красовался обрыв в десятки метров глубиной, чье дно заволокло туманом. Прежде, чем ступить на тропу Эфин распорядился переложить все вещи на свободных лошадей, а телегу оставить, далее мы должны были идти пешком, так как тропа практически сразу сужалась, местами доходя до полуметра в ширину. Я никогда не боялась высоты, но здешний завывающий ветер, леденящим ужасом оседал в голове.

— Если боишься, можешь идти рядом со мной, — произнес полушепотом Эфин.

Как бы я не ненавидела своего пленителя, стоит все же признать, что предложение его более, чем уместное. Мы с Лумеей выстроились сразу за ним, остальные шли позади и вели за собой лошадей. Камни осыпались вниз, исчезая в сером тумане, порывистый ветер свистел в ушах. Мы медленно, шаг за шагом, ступали друг за другом. Спустя полчаса у Лумеи закружилась голова, она слишком часто смотрела вниз. Я чувствовала, как ее рука дрожит, а после очередного камнепада, она захотела вернуться.

— Амена? Я больше не могу, прошу… — начала дергать меня.

— Держись, нам осталось не так долго. Сейчас нельзя останавливаться.

Но еще через несколько минут у нее случилась истерика — она откровенно зарыдала и потребовала немедленно вернуться назад. Эфин прекрасно слышал ее, однако пытался сдерживаться, но вскоре ему это надоело:

— Успокой свою служанку, или я ее собственноручно отправлю в полет! –повернулся и слегка подтолкнул меня к ней.

— Эфин! Она боится. Если ты будешь угрожать, сделаешь только хуже.

— Ничего страшного, найду тебе новую помощницу!

Но только я хотела обнять Лумею, как она ступила на самый край, и ее нога соскользнула. Я успела схватить бедняжку за руку. Номары сразу остановились, и ни один не пришел к нам на помощь, я же смотрела на Эфина, кричала ему, чтобы помог, но тот стоял неподвижно и всё повторял:

— Брось ее! Брось!

— Никогда! Лучше я отправлюсь за ней, чем вот так.

— Отправляйся, тогда мы вернемся в Мазарат и начнем убивать.

Я с трудом дотянулась другой рукой до своего меча, вытащила его и всадила в расщелину посреди тропы, затем попыталась вытянуть Лумею, но руки соскальзывали, тогда я предприняла последнюю попытку и потянула, что было сил. Лумея схватилась за торчащие камни по краю, после чего мне все же удалось ее вытащить. Мы поднялись, прислонились к скале, и обе закрыли глаза. Сердце готово было выпрыгнуть, в носу пахло кровью, но, дьявол меня задери, я ее вытащила …А когда Лумея более или менее успокоилась, я позволила себе вольность в сторону своего треклятого супруга:

— Ненавижу тебя. Ты не познаешь ни капли моего уважения к себе!

— Не горячись, – ответил до противного спокойно. — Считай это своим первым уроком, хотя поступок весьма глупый. Надо было бросить ее.

— Конечно, это же в твоих правилах. Как только  номары доверяют тебе?! Стоит им немного оступиться, ты же их сам лично подтолкнешь!

От этих слов Эфин разозлился и, схватив меня за руку, подтащил к краю обрыва.

— Хочешь туда? Хочешь?! — прорычал. — Стоит мне разжать пальцы, как ты окажешься на самом дне в мгновение ока!

Пока он держал меня над обрывом, сильный ветер трепал волосы, не давал нормально дышать, Но я не растерялась. Пока Эфин сконцентрировался на гневной тираде, я аккуратно вытащила меч и попыталась всадить в него, но зверь одним движением  развернул меня спиной к себе, продолжая удерживать руку, в которой был меч.

— Думаешь, получится? – зашептал на ухо. – Я предвижу каждый твой детский шажок, контролирую каждый взгляд и каждый вздох, поэтому убери-ка свою тыкалку в ножны и больше не провоцируй меня, крианка.

Отпустив меня, он сразу же отвернулся и пошел вперед.

Мы добрались до большой земли еще через час. Как выяснилось, за скалой начинались густые леса. Эфин тотчас начал прислушиваться к чаще, что раскинулась темно-зеленым ковром, затем он подал знак своим воинам рассредоточиться, после чего номары разошлись и затаились кто где. Я же стояла в центре небольшой поляны, держала за руку Лумею и тоже слушала лес. Там, в глубине, кто-то был, он наблюдал за нами, а когда я попыталась всмотреться в темноту, увидела черный силуэт, тот несся прямо на нас. Существо выпрыгнуло из кустов и встало напротив. Эфин немедля подбежал ко мне, загородив собой:

— Стая Карукков! Обходите их, не давайте остальным выйти из леса! – крикнул воинам.

Номары немедля вступили в схватку с монстрами,  но тот, что выскочил, был крупнее остальных.

— Вожак, — прошептал Эфин. — Лучше не шевелись, – и вытащил меч.

При виде оружия Карук зарычал, на что Эфин ответил таким же рычанием, оголив свои клыки.

Они шли по кругу, не позволяя друг другу приблизиться. Но Карукки крайне хитрые звери. Буквально в следующий миг вожак обманул соперника — он оббежал Эфина и бросился в мою сторону, тогда номар резким движением схватил хищника за гриву и отбросил назад, однако Карук не успокоился, он только больше рассвирепел, отчего снова пошел в атаку. Теперь его целью была не я, а Лумея, которая отбежала от нас, превратившись тем самым в открытую мишень. Теперь уже я вытащила меч, после чего преградила путь монстру, но Эфин не остался в стороне, он поравнялся со мной:

— Держи его по правую сторону и веди на меня!

— Хорошо.

Постепенно наступая вперед, я теснила Карукка в сторону Эфина. Но хищник все прекрасно видел, поэтому, остановившись на секунду, громко зарычал и бросился на меня. В этот момент Эфин прыгнул на зверя и, зажав ему шею одной рукой, второй вонзил меч ровно между ребер. Только тогда хищник замедлился, однако сдаваться он не думал и еще некоторое время отчаянно пытался вцепиться клыками в своего наездника. А Эфин достал из-за пояса черный нож, который в ту же секунду всадил Карукку в шею, на этот раз зверь пошатнулся, затем упал. Номар еще какое-то время сдавливал могучую шею, и лишь окончательно удостоверившись в том, что хищник мертв, отпустил.

Вдруг Эфин поспешил ко мне, начал принюхиваться:

— Ты ранила Карукка?

— Нет, – ответила куда-то в пустоту, так как не могла отвести глаз от этого лесного гиганта, лежащего на земле.

— Тогда откуда кровь?

— Что? Кровь? – только сейчас, переведя взгляд на Эфина, поняла, что что-то не так.

На моем боку красовался ровный разрез, из которого сочилась кровь.

— Десять стихий мне на голову! – крикнул Эфин, после чего взял меня на руки и отнес к скале.

Номары к тому времени отбились от стаи. Оставшиеся в живых хищники, утратив вожака, ушли в чащу.   

Эфин приказал своим воинам найти родниковую воду и развести костер, Лумее же было велено найти чистую ткань.

— Ты как? Живая? — всмотрелся в мое лицо.

— Назло тебе, — вяло усмехнулась, почему-то я совершенно не чувствовала себя умирающей, хотя крови подо мной становилось все больше, а ногти на руках постепенно бледнели.

— Ты не воин, ты просто глупая самка в одежде воина!

— Так зачем тебе такая … самка? Оставь меня, и разойдемся мирно, ты к себе, а я в мир иной.

— Ну, уж нет. Ты еще не отдала мне свою честь.

Пока мы говорили, он развязал жилет, снял его с меня, обнажив место ранения, затем взял принесенную ткань, смочил в горячей воде и смыл кровь, после раскалил свой меч:

— На счет три, — склонился надо мной, — раз, — и в одно мгновение прижег рану.

По телу прокатилась невыносимая боль, от которой я завыла, как раненый зверь. Эфин же убрал меч, снял со своей шеи какой-то флакон и полил его содержимым мне на рану, после попросил Лумею перевязать. Она наложила повязки, дала мне немного воды и укрыла одеялом, а Эфин подошел к мертвому Карукку. Что было дальше, я уже не знала, так как в глазах потемнело и все, я отключилась.

Когда проснулась, увидела номаров, сидящих вокруг костра и поедающих мясо того, кто зажаривался на вертеле. Долго угадывать не пришлось — это был убитый Эфином хищник. Лумея тоже сидела, но поодаль, и ела выделенный ей кусок мяса, а как только увидела, что я пришла в себя, немедленно подошла:

— Амена? Ты как? Принести воды?

— Нет, не надо воды. Где Эфин?

— Он взял шкуру зверя и куда-то ушел. Давай я принесу тебе немного поесть? Эти хищники очень даже вкусные.

— Хорошо, — я улыбнулась и сжала ее руку в благодарность.

Скоро Лумея принесла мне кусок мяса на большом пальмовом листе. Аромат от зажаренного Карукка исходил воистину божественный. И только я собралась взять кусочек в рот, как заметила краем глаза Эфина. Он подбежал ко мне и одним движением выбил листок с едой из рук.

— Дурная самка! — взревел точно зверь. — Никак смерти хочешь?! — сел напротив и забрал из моей руки тот несчастный кусочек. — Тебе это есть нельзя, — заговорил уже спокойнее. — Когти Карукка выделяют опасный токсин, который вкупе с кровью зверя превращается в яд. Твою рану я обработал, но токсин все равно проник в тело.  Если съешь хотя бы крупицу, умрешь от отравления в считанные секунды. Тебя, видимо, ни на минуту нельзя оставлять одну, – затем он обратил свой гнев на Лумею. – А от тебя, самка тупой такуты, вообще никакого толка, только вред. Сначала затеяла истерику, потом отбилась от нас в момент нападения, сейчас снова!  — после чего схватил ее за волосы и прорычал сквозь зубы. – Еще одна ошибка и я привяжу тебя к дереву на радость хищникам! Поняла?!

— Простите меня, господин Эфин, — тотчас начала плакать, прикрывать лицо руками, — больше такого не повторится.

— Проваливай, — и отпустил ее.

Лумея немедленно поднялась и убежала на свое место, а я не выдержала:

— Что с тобой такое?! Не над кем издеваться? Она лишь несчастная девушка, на плечи которой выпало столько горя!

— Если бы она не путалась под ногами, ничего бы не случилось! Когда вы уже поймете, здесь нет места девичьим капризам и истерикам, оступишься и все — смерть!

— Твоя жестокость не знает границ! Она и так напугана, зачем причинять боль? Все, с меня хватит! — я попыталась встать, но тут же ощутила сильную боль, а повязка пропиталась кровью.

— Куда?! — Эфин силой усадил меня обратно и начал разматывать ткань. — Если рана разошлась, придется снова прижигать.

— Ну и хорошо, тебе только на руку. Насладишься очередной раз.

— А тебе было бы неплохо не только рану прижечь, но и рот зашить. Сиди смирно и не двигайся.

Он отвернул часть ткани, которая прикрывала порез, внимательно осмотрел рану, затем направился к своему коню и что-то достал из мешка, висящего на седле.

— Что это? — спросила, когда деспот вернулся.

— Заживляющая мазь, мы ее готовим из трав. А сейчас замри.

Эфин взял двумя пальцами немного дурно пахнущей гадости и начал медленно наносить на рану, отчего я откровенно съежилась.

— Больно? — посмотрел на меня чуть мягче.

— Нет… Твои руки…

— Что с моими руками?

—  Они холодные, – позволила себе ухмылку и немедля отвела взгляд.

Не знаю, что я чувствовала, пока Эфин обрабатывал рану, но точно не ненависть и презрение, скорее благодарность за помощь. Ведь это нелегко для него. Ему приходится нянчиться со мной, тогда как он должен быть жестоким и хладнокровным покорителем всего сущего на земле. Однако я уже не раз улавливала нотки добра в его глазах, хотя, это лишь мимолетные импульсы и не более того. Просто сейчас я не отгоняла его от себя, не критиковала его сущность и не демонстрировала неприязнь, поэтому Эфин и выглядел спокойным.

Закончив, он сел рядом. И сию секунду воин номар принес своему повелителю еду.

— Они слушаются тебя беспрекословно? — повернула голову в его сторону и с завистью посмотрела на дымящийся кусок запеченного мяса.

— Да.  К слову, если хочешь есть, могу предложить корни такупа, — после он подозвал очередного воина и приказал принести съестное для меня. Тот немедленно исполнил приказ, положив рядом со мной два толстых корня.

— Налетай. — Эфин кивнул на них.

— Спасибо, — я разорвала корень и начала понемногу вытаскивать из него содержимое. Удивительно, но я никогда не ела такупу сырой. А оказывается, в сыром виде коренья даже вкуснее — внутри сладковатый мякиш с ароматом сдобы.

— Ты благодаришь меня? — Эфин усмехнулся. — Это что-то новенькое.

— Меня хорошо воспитали. Тем более, ты спас мне жизнь — два раза. Так что, да, я благодарю тебя. Только не пойму одной вещи.

— Какой?

— Почему ты пришел именно за мной? В Мазарате было много девушек. Вряд ли ты так сильно желал породниться с моим отцом. И потом, неужели не нашлось красивой самки из номаров для правителя? Насколько мне известно, изначально ты прибыл в Мазарат с другими условиями.

— Слишком много вопросов, — аккуратно оторвал от куска мяса пару волокон. — Болезнь делает из тебя весьма надоедливую особу.

— Но хотя бы на часть вопросов ты можешь ответить?

— Что ж, во-первых, с твоим отцом я точно не хотел родниться и, во-вторых, среди самок номаров нет подходящей для меня. Ты же видишь, как выглядят остальные? — кивнул на воинов, что сидели у костра.

— Вижу, — да уж, эти номары отвратительны.

— Значит, способна сделать правильный вывод. На этом мои ответы заканчиваются, – и он замолчал.

— А почему вы с братом не похожи на них?

 

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ФРАГМЕНТА

---