"Он придет с моря"- думала она, хоть ей, монахине, нельзя было даже мечтать о любви.
И он пришел. Опальный принц, загадочный и мрачный соблазнитель.
" Она не верит, что я человек", - думал он. И не открывал ей правды, ведь это поставит ее под удар.

Что станет плодом этой запретной любви?

По мотивам легенд об Амброзии Аврелиане и маге Мерлине. Британия. Незадолго до рождения короля Артура.

ЧАСТЬ 1. ТАЙНАЯ ЛЮБОВЬ

Глава 1

Он пришел с моря

Следующая глава

«Он придет с моря», — крутилось у Нии в голове. Чуть смеркалось. Между серых скал залегали темные тени, в воздухе звенела едва ощутимая вечерняя тревога. Ния, вздыхая, смотрела на темно-серые валы, врезавшиеся в берег и разбивавшиеся белыми брызгами.

Она давно запретила себе думать о любви, запретила ждать своего мужчину. И - тем более - запретила себе предчувствовать. Ведь священники называли ее небольшой дар адским. Даже добрый отец Блэз предостерегал от смутных предсказаний и пророчеств, что порой приходили к ней.

Но сейчас, как и всегда, когда она смотрела в морскую даль по вечерам, ей казалось, еще мгновение – и она увидит корабль, на котором плывет он. Еще мгновение – и это произойдет. Это не было мечтой. Она знала такие ощущения. Это было именно предчувствием.

Кто-то неведомый ей... Ее мужчина. Единственный. Тот, о ком ей даже мечтать нельзя. Ведь монашки навсегда обещаны Господу. Ее молодость и красивое тело не достанутся ни одному мужчине на свете.

Ния заставила уняться сердце, забившееся в странной истоме, пока она глядела на серый, скованный тучами, закат. Он не придет с моря. Он вообще не придет. А если придет – то они не встретятся. Она не позволит себе. Взяв на себя обеты, она не отступится от них.

Королевская дочь Ния Дементская умела брать себя в руки. Вздохнула и обернулась к двум девушками, ожидавшим ее чуть на отдалении. Инвис и Аэрон жили при ней, носили костюмы монашек. Но на самом деле были ее служанками. Ведь даже в монастыре у нее сохранялся статус принцессы. Ния убеждала отца Блэза, что ей не нужно сопровождение и уход. Религия учит смирению. Приняв обет, она должна забыть о своем положении. Но Блэз, улыбаясь, отвечал, что это воля ее отца.

Отправив младшую дочь в монастырь, король Дементии не хотел лишать ее статуса – насколько это возможно. Видимо, не исключал, что однажды ее можно будет извлечь оттуда и выгодно выдать замуж. Просто сейчас, когда с одной стороны напирал Вортигерн, стремившийся подмять под себя все больше британских земель, а с другой – пикты, никто не будет искать принцессу в монастыре и не сделает заложницей.

О том, где находится Ния, знал лишь сам король, эскорт, что привез ее в монастырь – люди надежные, преданные своему королю, да обитатели монастыря: отец Блэз, настоятельница и четырнадцать сестер.

— Госпожа, ты опять что-то видела? — спросила непринужденная Инвис, когда они шли к воротам монастыря. Располагался он на горе, скалистыми уступами спускавшейся к морю. — У тебя было видение?

— Тшш… — беззлобно цыкнула на нее Ния. — Даже если бы я увидела что-то, как прежде, то не предала бы значения этому. Все это адские происки, как учит нас Церковь.

— Да, но они могут быть верными! — не унималась девушка. В простом лице стояло искреннее любопытство, щеки разрумянились от быстрой ходьбы вверх, одна светлая прядка выбилась наружу. — Помнишь, как ты сказала, что Гай сломает ногу? Значит и … то, что ты видела про себя, может сбыться. Помнишь, госпожа, ты говорила, что однажды у тебя будет ребенок.

— Замолчи, Инвис! — Ния остановилась и пристально посмотрела на спутницу.

На самом деле ей было грустно это слышать. В сердце просыпалась подзабытая боль. Она лишь однажды, в прошлом предвидела, что у нее будет ребенок. Тогда она даже не помышляла о монашестве, и это казалось естественным, закономерным. Отец выдаст ее замуж за одного из принцев соседних государств, и, конечно, тогда у нее будет ребенок. Поэтому и теперь, когда ее тело скрывала монашеская ряса, Ния считала, что это были лишь мечты, не предсказание.

— Даже, если когда-то я так думала, то теперь это невозможно, — строго сказала она Инвис. Девушка преданно простодушно смотрела на нее, и в сердце Нии проснулось острое сочувствие. Ведь ее спутницы тоже заперты в монастыре, и, если не отослать их вовремя, то так и останутся здесь, проведут всю молодость, прислуживая принцессе-монашенке. — А вот вас, мои милые, я при первой возможности отошлю обратно. Нужно только уговорить отца Блэза, — добавила она.

Девушки принялись наперебой убеждать ее, что высшее счастье для них – остаться подле госпожи. Что она – их жизнь и счастье. Но Ния видела, что за этими словами прячется искренняя радость. Конечно, обе девицы хотели обратно. В большой мир. К мужчинам и возможному браку.

Это ее, Нию Дилис Дементийскую каждый вечер будет ждать лишь остывшая келья и долгая молитва. Что, впрочем, хорошо. Она ведь сама это выбрала. Никто не заставлял ее принять настоящий постриг.

***

Блэз уперся руками в поясницу и потянулся. Он был еще не стар, но порой его кости напоминали, что молодость прошла, как прошла и жизнь при дворе великого короля. Блэз любил свой сан, любил и нынешнюю свою работу – священника при храме женского монастыря святой Бригитты. Здесь он нашел свое место, потеряв связь с теми, кто был ему по-настоящему дорог.

Он наставлял девочек и матрон, что решили посвятить себя Господу. Помогал настоятельнице принимать все сложные хозяйственные решения. Ведь женщине всегда нужна мужская поддержка. Даже, если она стоит во главе общины дам, навсегда отказавшихся от союза с мужчиной.

Но иногда, ощущая боль в пояснице, ему хотелось услышать что-то из прошлого, из тех дней, когда он был близок к сильным мира сего. Опять прикоснуться к великой силе Рима и его потомков.

Неожиданно в дверь постучали. Странно. В этот поздний темный час все в монастыре должны уже спать, ведь с петухами им вставать на молитву.

— Отец Блэз! — услышал он взволнованный голос настоятельницы – сестры Екатерины. На самом деле ее звали Дерин – то есть «птица», но при крещении ей было дано новое имя. — Там… Там кто-то колошматит в ворота монастыря!

Блэз, еще помнивший битвы, которым был свидетель, ощутил, как сердце сжалось в тревоге. Неужели началось?

Какая-то тать прошлась по землям Дементии, и теперь колошматит в двери отдаленного монастыря, чтобы… Ему представилось, как старых монашек протыкают копьями, гогоча и отвешивая шутки про их нестройный зад, а юных, визжащих девушек кидают на землю, задирают им подолы…

Нет, остановил себя Блэз. Враг не стал бы колотить в ворота. Они бы просто их сломали.

— Уверен, что ничего страшного! — ответил он, слегка покряхтел и набросил рясу поверх нижней туники. Открыл дверь, и вслед за настоятельницей поспешил к воротам, искренне надеясь, что незваные гости своим стуком не перебудили монашек.

Да, прав был король, что монастырю нужно дать охрану, подумалось ему. Завтра же напишу ему, что я согласен. Прежде Блэз не желал соглашаться, опасаясь, что отряд воинов поблизости от женского монастыря вызовет некоторое … падение нравов среди сестер. Слишком хорошо знал, что влечение между мужчиной и женщиной не остановить ничем.

Когда они подошли стук еще продолжался, но явно стал тише, будто разошедшиеся в начале незваные гости, сами одумались и решили вести себя потише. Хорошо. Значит, не враги Дементии. Может быть – посыльные от короля, приехавшие узнать о его дочери или даже призвать ее обратно ко двору.

— Кто там тревожит Божьих людей в столь поздний час! — грозно произнес Блэз. Екатерина подле него разве что не дрожала от страха. — Не знаете вы разве, что в это время монастырь предается молитве и не ждет гостей!

Из-за ворот послышался шепот. Мужские голоса. Кажется – молодые.

— Блэз?! — услышал он вдруг смутно знакомый голос. — Блэз, это ты?!

Блэз замер, не смея поверить своим ушам.

Последний раз он слышал этот голос, когда его обладатель был еще мальчиком. С тех пор голос переломался, окреп, но в нем было все тоже, знакомое – властность и разум, и разумная вежливость и твердая настойчивость.

— Эмбрис?!... Амброзий?! Это ты?! — чуть не пошатнувшись от неожиданной радости, ответил Блэз.

Рука сама потянулась открыть ворота.

Екатерина кинулась было остановить его, но тут же отдернула руку под строгим взглядом Блэза. И все же открывал ворота он медленно и осторожно. Тысяча мыслей успела пронестись в его голове за это время.

Ему могло показаться… Или кто-то умышленно прикидывается былым воспитанником Блэза. Или … сам Амброзий изменился со времен своего последнего письма.

Неожиданно на створку легла смуглая сильная рука и решительно отвела ее в сторону.

Перед Блэзом предстали трое молодых мужчин, лишь немного за двадцать. Двое из них поддерживали третьего, раненного, чье лицо и шея были вымазаны в крови, а глаз заплыл синим. Под кольчугой угадывалась наспех сделанная повязка, уже пропитавшаяся кровью.

Долг милосердия приказывал Блэзу сразу кинуться к раненному. Но взгляд, как заколдованный, прилип к правому из здоровых мужчин.

… Он вырос. Вырос не то слово! Теперь его маленький Эмбрис был высок, почти на голову выше самого Блэза. У него были черные волосы, коротко стриженные на римский манер. Благородные, твердые черты лица, словно у статуи. Блэзу и прежде казалось, что у этого семейства нереально, нечеловечески правильные лица. Цвет глаз не угадывался, но в какой-то момент Блэзу показалось, что он сверкнул неестественной яркой синевой.

— Эмбрис… мальчик мой, это и верно ты…— прошептал Блэз.

— Блэз! — голос молодого мужчины звучал уверенно и радостно. — Какое счастье, это и верно ты! Мой друг ранен, помогите нам… Я … одарю вас, — он перевел властный взгляд на Екатерину, испуганно глядевшую на троих незваных пришельцев. — Ваш монастырь ни в чем не будет нуждаться.

— Мы и так не бедствуем, — с улыбкой ответил Блэз, подумав о щедрых дарах короля, присланных вместе с дочерью. — Но тебе, Эмбрис, я помогу всегда…

Екатерина что-то пикнула, видимо, идея пустить «на постой» троих молодых парней, пусть даже один из них и ранен, не слишком ее радовала. Страх перед незнакомцами был сильнее в ней, чем милосердие, которому учил и Блэз.

— Это долг нашего милосердия. Так велел поступать Господь, — сказал он сурово, глядя на настоятельницу сверху вниз. — Сестра Екатерина, мы расположимся в моем доме при храме. Позовите сестру Марию – она искусна во врачевании и умеет хранить тайны. И… больше никто не должен знать о том, что у нас гости. Это мой долг и моя ответственность. А вы… — теперь он так же строго поглядел на пришельцев. — Имейте в виду, что у нас тут женский монастырь! Не смейте выходить при свете дня. И даже глядеть на монахинь не смейте!

— Благодарю, — с улыбкой ответил Эмбрис и вдруг рассмеялся, при этом мрачная складка, пролегавшая между его бровей, внезапно разгладилась, и он показался Блэзу тем прежним, умным и жизнерадостным мальчишкой, которого он учил. — Ты все такой же… воспитатель! Совсем не изменился! И прямо с порога решил запереть меня, словно я опять украл бочку с абрикосами у почтенного господина!

Блэз тоже не сдержал улыбки, вспомнив ту историю.

Постоянно оглядываясь, не выйдет ли во двор кто-нибудь из монахинь, не выглядывают ли из келий любопытные девичьи носы, Блэз повел гостей к себе. Другого места он не мог им предложить. Придется самому Блэзу ночевать с раненным в спальне, а Эмбриса со здоровым другом разместить в тесной комнатенке, служившей Блэзу кабинетом.

Да… были у него тут пустые кельи. Но Блэз и на полет стрелы не подпустит этих «римских быков» туда, где живут его подопечные.

Кстати, как оказалось, друзья Эмбриса действительно были из «последних римлян» - так рассказал он, пока они шли по двору. Наверняка, их матери - британки или бретонки, и у них водились и кельтские имена. Но Эмбрис называл их Аврелий и Августус. Именно Аврелий и был ранен несколько часов назад. А подробности Блэз собирался узнать, когда осмотрит раненного.

Им с Амброзием Аврелианом, «последним римлянином», тайной надеждой Британии, предстоит долгий разговор.

Глава 2

Неземное пение

Предыдущая глава Следующая глава

Да, это была приятная неожиданность. Из последнего письма, полученного от Блэза, Эмбрис знал, что его прежний учитель стал священником при монастыре на побережье Деметии – или «Диведа», как его теперь нередко называли. С тех пор они не вели переписку, зная, что в портах люди Вортигерна проверяют все письма, отправляемые в Бретонь или приходящие из нее.

Эмбрис не знал ни точного местоположения монастыря, ни как сложилась дальше жизнь учителя. И уж тем более, ему не приходило в голову, что монастырь – женский!

Несмотря на тревогу за друга, Эмбрис про себя смеялся, думая об этом. Вот так – хотели просить помощи у сурового настоятеля мужского монастыря в почти вражеской стране. А встретили старого друга и перепуганную «сестру», больше всего тревожащуюся за целостность невинности своих подопечных.

А молодые девушки здесь, должно быть есть, невольно думал он и улыбался про себя. Не будь он безмерно благодарен Блэзу, обязательно проверил бы содержимое местных келий. Недели в пути и жестокая битва, пережитая недавно, будили мужской азарт. Принц Эмбрис не привык хранить воздержание, хоть и не заводил постоянных связей и до сих пор не женился.

Ему все казалось, что не встретил достойную девушку. Да и смысл заводить семью, если в будущем он с легкостью может погибнуть в войне с Вортигерном? Впрочем, многие говорили, что напротив, ему следует оставить наследников, прежде, чем претворять в жизнь свои планы.

А планы у Эмбриса были.

Воспитанный в римской традиции, он верил в силу разума и стратегии. Нужно все подготовить, и тогда своей силой и силой союзников, он сможет свалить этого кельтского выскочку, заигрывающего то с саксами, то с пелагианцами. Эмбрис не был особо религиозен, пренебрегал обрядами, но хранил верность истинной христианской вере. Связь Вортигерна с еретиками стала последней каплей, заставившей его начать действовать по-настоящему.

Блэз осмотрел Аврелия и сказал, что у него начинается лихорадка.

— Он выживет? — напряженно спросил Эмбрис.

— Не знаю, — честно ответил священник. — Не рана убивает человека, а гной, что рождается в ней и растекается по организму. Вы хорошо промыли рану и перевязали ее – но жар все равно уже охватывает его тело. Мы сделаем все возможное, Эмбрис. Он молод и силен, должен справиться. Вы можете оставить его мне и … забрать потом.

Эмбрис пристально поглядел на Августуса. Взгляд друга говорил то же, что чувствовало сердце принца. Они пришли втроем – и втроем пойдут дальше. Если этот «проклятый жар» не унесет жизнь их друга.

— Нет, мы будем с ним. До конца или до выздоровления, — сказал он Блэзу. — Он мой друг. Он был со мной с самого начала.

Блэз кивнул и ехидно напомнил, что здесь, в монастыре молодым воинам придется вести непривычно аскетичный образ жизни.

Блэз оставил сестру Марию – надежную пожилую монахиню, помогавшую ему в делах врачевания – с раненным. Августусу велел быть у нее на подхвате, а сам вывел Эмбриса в свой тесный, похожий на крошечную каморку, кабинет.

Эмбрис взглянул на него в неровном свете свечи. Учитель выглядел усталым, изможденным. Похоже, их незваный визит, сильно взбаламутил и утомил немолодого уже человека.

Эмбрис поднял ладонь, предвосхищая вопросы, готовые посыпаться с языка усталого учителя.

— Я знаю, что ты хочешь узнать все. И я расскажу тебе все завтра – когда ты поспишь и отдохнешь. Поверь, если я и доверяю кому-нибудь в Британии полностью – то это ты. Я не утаю ничего. Сейчас скажу лишь, что мы шли на корабле в Думнонию. Но шторм отбросил нас севернее. Мы высадились на самом севере Диметии и хотели двигаться сушей. Сегодня на нас напали – не знаю, кто. Вероятно, люди Вортигерна, на них не было опознавательных знаков. Их было двенадцать, — Эмбрис чуть улыбнулся. Немного похвастаться своей воинской доблестью и доблестью своих людей, было приятно. — Мы справились, перебили их всех – а жаль, даже допросить было некого. Но Аврелий был ранен, и мы потеряли своих лошадей. У мальчика пастуха, которому щедро заплатили за молчание, мы узнали, что помощь для раненного можем получить в монастыре, стоящем на горе… Там живет мудрец, владеющий тайнами природы, — Эмбрис снова улыбнулся. — Это он о тебе, как оказалось. И мы по берегу пришли… к тебе. Остальное завтра, Блэз, — закончил он непререкаемым тоном.

Учитель вздохнул, лукаво глядя на него.

— С тобой и прежде было невозможно спорить. А теперь я просто не посмею, принц Амброзий, — усмехнулся он. Провел по лбу рукой, смахивая усталость, его разве что не шатало. — Впрочем, ты прав… остальное потом. С петухами мне служить мессу. Нужно поспать.

Спустя час было тихо.

Блэз спал по соседству с раненным Аврелием. Сестра Мария, незаметная, как мышь, дежурила возле него, меняя смоченные холодной водой тряпицы на лбу больного. Августус, воин, привыкший спать в любой обстановке, как только представится возможность, похрапывал у стены.

Только Эмбрису не спалось. Он прислушивался к редким стонам раненного друга и думал о будущем. И о прошлом…

И вдруг он скорее даже не услышал, а почувствовал, странный звук, разливавшийся по монастырю.

Да… он слышал это не ушами. Каким-то другим, внутренним чувством. Тем, что порой показывало ему картины будущего. Которое нашептывало ему верные решения. Тем, на которое молились его приближенные и которое порицали священники.

Неземное пение. Будто хор ангелов взял аккорды на небесных арфах и затянул немыслимо – прекрасную песню.

В тот момент Эмбрис понял, что должен, просто обязан узнать, кто и где так поет.

***

— Госпожа, спой нам как раньше, пожалуйста! — просила бойкая Инвис. — Ну, пожалуйста, госпожа! Никто не услышит – стены толстые!

— Господь не одобряет столь праздное времяпрепровождение… — начала Ния, но осеклась. В конечно счете, ее положение действительно было более свободным от правил монастыря, чем у обычных монахинь. И вряд ли Господь так уж рассердится, если она усладит слух своих верных помощниц пением.

Пела Ния действительно прекрасно. Голос достался ей от покойной матери, которая даже лежа на смертном одре, тянула себе под нос тонкие чувственные мелодии. И Ния пела, пела почти каждый день – в память о ней.

А во время мессы Ния не только пела сама, но и руководила другими монахинями, не лишенными музыкальных способностей.

«Если что, скажу, что тренировалась в пении псалмов», — подумала она. Улыбнулась Инвис с Аэрон. Инвис притянула к себе, обняла – девочка явно нуждалась в ласке, ведь была на три года младше самой Нии. А Аэрон велела принести арфу.

Вскоре Ния негромко заиграла мелодию старинной кельтской песни.

— Подпевайте, — сказала она обрадованным Инвис с Аэрон. Но девушки отрицательно закачали головами – обычно никто не хотел портить изумительное пение принцессы, вмешиваться в него своим более грубым голосом.

Ния вздохнула и в одиночестве затянула песню. Она действительно была очень старая песня, должно быть пришла из тех дней, когда Британия сопротивлялась римскому вмешательству.

В ней пелось о том, как валлийцы хотят свободы, как порабощает их чужое влияние. Это было не совсем правдой. Римское владычество в свое время принесло Британии безопасность, благоденствие и цивилизацию. Ния иногда думала, что если б прежде римляне не пришли на эту землю, то сейчас она, принцесса, не умела бы ни читать, ни писать, не знала бы латыни. Не знала бы даже, что такое водопровод, и что желательно почти каждый день принимать ванну!

Она была бы дочерью сурового кельтского вождя, не ведающего цивилизации.

Но свободолюбие неистребимо в крови валлийцев. Поэтому таких песен было много. Их сложили когда-то - когда Британия еще сопротивлялась иноземцам. Они передавались из уст в уста, а их истинные смысл, должно быть, забывался. Лишь немногие, подобно Ние, задумывались об их содержании.

— Ох, госпожа, как красиво! — воскликнула Аэрон, когда Ния допела песню. — А спойте еще о Риме? Ах, как бы я хотела увидеть их … Настоящих римских воинов! Говорят, они были статные и чистые, не нашим чета…

— Да! — рассмеялась Ния. — Римские воины, в отличие, от наших мылись регулярно! Ладно, мои хорошие… Теперь я спою римскую песню. Он том, как воины, стоящие на Стене[1], мечтают вернуться домой… Они ведь тоже тосковали о доме…

— Давай, госпожа! — обрадовалась Аэрон. — Это мои любимые песни!

И в этот момент Ния словно взлетела. Вернее, ее голос взлетел, стоило лишь ей взять первые ноты на арфе, да запеть первую строчку.

Иногда … так бывало… голос ее словно бы разносился в невидимых сферах. В тех сферах, что доступны для зрения, должно быть, лишь бесплотным духам. И таким, как сама Ния… То ли проклятым, то ли благословленным.

Должно быть, она пела не громко. Но ей самой и девушкам подле нее, казалось, что голос ее проникает в невидимые слои воздуха, просачивается везде, и заставляет звенеть мелодией саму атмосферу.

Что значило это? Ния не имела понятия. Знала лишь, что это как-то связано с ее «даром». Отец Блэз говорил, раз уж у нее есть такие странные способности, то нужно использовать их во славу Божью. И она использовала.

Когда Ния выводила мелодии во время мессы, то все застывали пораженные. Им казалось, что поет не одна девушка, а хор ангелов, что спустился с небес в их скромный храм.

***

Какое-то время Эмбрис боролся с искушением. Он ведь обещал Блэзу не покидать комнату, не пытаться познакомиться с монахинями. Но… было в этом пении, и то чувстве, что оно вызывало, нечто заставляющее отринуть все обещания.

Эмбрис знал, что так нужно поступить. Он ведь не собирается приставать к девушкам – как бы этого не хотелось – он лишь посмотрит, кто это так поет.

При желании он мог ходить совершенно бесшумно. А еще… пользуясь своим даром, который некоторые называли «магическим» или «волшебным» (в других случаях – «дьявольским») он мог казаться невидимым. Недолго и небольшому количеству людей, но мог.

Эмбрис вошел в то состояние, когда его никто не замечал. Это было сродни погружению в себе, сосредоточению, переключению своего естества на иной режим работы. Бесшумно открыл дверь и направился через двор в ту сторону, откуда он «ощущал» неслышимое уху пение.

Туда его тянуло, словно на веревке. И сердце замирало в странном нетерпении.

Глава 3

«Ты ангел?»

Предыдущая глава Следующая глава

Часть здания, где располагались кельи, была заперта. А голос «раздавался» именно оттуда. Эмбрис раздумывал недолго. На замки и щеколды у него тоже была управа.

Он направил ладонь на то место, где с другой стороны должна была быть задвижка.

Несколько мгновений они боролись. Воля того, кто всегда идет вперед, наследного принца Амброзия, и простой механизм, не желающий пускать в скромную обитель постороннего захватчика.

Победил Эмбрис.

Что-то негромко хрустнуло, он потянул дверь на себя и вскоре вошел в холодный длинный коридор. С обеих сторон здесь были неприметные двери, ведущие в кельи монашек.

Да, монастырь явно не бедствует, подумал Эмбрис. Далеко не каждая обитель может позволить себе отдельную келью для каждой монахини или монаха. Здесь же, судя по всему, было именно так.

Интересно, где эта курица Екатерина и Блэз нашли средства, чтобы так хорошо все организовать? Пожалуй, не только Эмбрису есть что порассказать старому учителю, но и у Блэза немало интересных новостей.

Но эти мысли жили в его голове лишь мгновение, теперь он был ближе к источнику пения, оно захватило его разум и чувства. Никогда прежде Эмбрис не ощущал ничего подобного.

Это чувство было возвышенным и одновременно … самым что ни на есть плотским. Его тянуло туда, откуда лился звук. Хотелось увидеть его источник, прикоснуться, преклонить колено. И в тоже время - овладеть им, как овладевают своей женщиной.

Он не мог больше терпеть. Просто обязан был увидеть своими глазами ту монашку, что поет подобно ангельскому хору.

Невидимый он пошел по коридору. Вот здесь. Казалось, что возле кельи, откуда лился звук, сферы бытия просто трепетали. И затрепетал от нетерпения Амброзий.

Наклонился к замочной скважине. В темноте он видел намного лучше большинства… Это помогало.

Хм… изумленно подумал он. Келья была далеко не крошечной каморкой. Вообще эта комната мало напоминала обычные закуточки, в которых живут «братья» или «сестры». Тут была вполне достойная мебель римского образца. Отдельная дверь на другом конце «кельи» вела куда-то… видимо в комнату прислуги. Не иначе как здесь живет весьма высокопоставленная в прежней мирской жизни дама, подумал он.

Но где же она сама? Теперь Эмбрис слышал не только музыку сфер, но и обычный земной звук его голоса. Да, этот голос чаровал и без всякой магии. Он просто был прекрасен. И молод… Должно быть его обладательница хороша собой?

Эмбрис шкодливо рассмеялся про себя, представив вдруг, что это совсем не так. Дивная насмешка судьбы, если обладательница такого голоса немолода, крючконоса, морщиниста и толстозада или … молода, но уродлива, как сучковатая колода.

Тогда не удивительно, что ей пришлось уйти в монастырь.

Посмотрим.

Он в нетерпении начал шарить взглядом, пытаясь разглядеть комнату целиком. Теперь смотреть было совсем неудобно, высокому Эмбрису приходилось сгибаться в три погибели. Тогда он сел на корточки и, наконец, увидел … их.

Их было трое.

Все три девушки - в нижних рубахах с распущенными волосами. Две не представляли из себя ничего особенного. Просто очень молоденькие кельтские девицы, миловидные и, вероятно, тупые, как пробка. Такие созданы, чтобы ублажать мужчину, будь он ей муж, господин или хозяин.

А третья… та, что пела. От нее Эмбрис не мог отвести взгляд. Ей достался от Богу не только голос. И не только внешность. Внешность тут была не важна.

Важно было очарование, что таилось во всем ее образе.

Играя на арфе, она сидела. Но Эмбрис понял, что она среднего роста, небольшая. Рядом с ним смотреться будет совсем миниатюрной. Свободная рубаха скрывает стройную фигуру с правильными, легкими округлостями. Проклятье! Даже так он видел нежные бугорки вполне достойного размера под этой ненужной тканью. Они угадывались, просвечивали…

Изящная, такая тонкая и соблазнительная шея... Нежный, трогательный овал лица – особенно четко он видел это, когда она чуть запрокидывала голову, выводя мелодию.

Небольшой острый носик, мягкие, но правильные, черты…

Нежность – вот что он увидел в ее образе. Неземная нежность. Нежность, которую хочется приласкать и которой хочется обладать.

Светло-каштановые волосы, гладко расчёсанные, струились по плечам ниже пояса.

Эмбрис сдержал первый порыв открыть дверь и ворваться, прикоснуться ладонью к ее волосам, к тонкому изгибу, что вел от подбородка к груди. Такая гибкая, такая… Если провести ладонью по этому изгибу… пусть тогда с ее уст сорвется нежный стон.

Сдержался.

Но тут же в голове возникла шкодливая мысль. Что мешает ему побыть подле нее? Девушки увлечены музыкой, вряд ли заметят, если дверь беззвучно откроется. И не увидят его. Он сможет невидимый постоять возле нее.

Может быть – даже невесомо прикоснуться.

Он сделал это.

В комнате горели лишь два светильника, и в полутьме девушки действительно не заметили, как открылась дверь. Тем более, что Эмбрис сразу тихонько ее закрыл.

Он замер, не смея дышать.

Она была так близко, продолжала петь. Смотрела в воздух перед собой. Впрочем, даже если она посмотрит на него, то не увидит.

Две другие девушки порой крутили головами, иногда их взгляд упирался в Эмбриса – но его магия работала. Он оставался для них незрим.

Очень медленно, чтобы не создавать никакого шума, он пошел к ней. Хотел невесомо коснуться ее волос. Пусть подумает, что это сквознячок пошевелил их…

И в этот момент песня вдруг закончилась. Девушка рассмеялась, обняла и прижала к себе двоих своих то ли подруг, то ли служанок. И подняла голову…

Они встретились взглядами. В ее глазах появилось невероятное изумление, а потом – страх и замешательство…

Она явно увидела его.

Он мог бы уйти, оставив девушку гадать, привиделось ей, или здесь действительно кто-то был. Но… не хватало, чтобы монахиня подняла панику, мол в монастыре мужчина. Или того хуже – дьявольский дух.

Эмбрис остался. Так было правильно.

— Ты бесплотный дух, да? — вдруг растерянно произнесла она. — Неземная красота… И появился ниоткуда… Ты ангел, да?

Эмбрис промолчал в ответ. Если он ответит – его услышат и другие девушки. Это недопустимо.

— Госпожа, о чем ты?! — воскликнула одна из служанок, испуганно поглядев на нее. — С кем ты говоришь?!

— Оставьте меня! Быстро! — вдруг сказала она. — Это приказ!

В ее голосе Эмбрис уловил властные нотки, что бывают лишь у тех, кто с детства привык отдавать распоряжения. Значит, и верно далеко не простая монахиня, подумал он.

Девушки зашуршали, изумленно поглядывая на свою госпожу, но ослушаться не посмели. Подорвались и юркнули во внутреннюю дверь.

А она поднялась и сделала неверный шаг Эмбрису навстречу.

— Скажи, кто ты…? Ты явился послушать мои песни?

— Я тот, кто не смог устоять, услышав твой голос, — ответил Эмбрис и заключил между своих ладоней ее кисть, неверным движением взлетевшую в воздух. — Да, я ангел. И я явился лишь тебе, лишь ты достойна…

***

В первый момент, когда она увидела в неверном свете свечи незнакомого мужчину, Ния потянулась перекреститься. И закричать, позвать на помощь.

Вдруг этот дух, явившийся ей, исчезнет?

Но замерла, не смея сделать это. Сердце не верило, что это создание пришло к ней со злом.

А что это не человек, Ния поняла сразу. Ведь две ее служанки его не видели!

Воистину, она проклята своим даром! Он не просто заставляет ее предчувствовать и видеть будущее, а голосу дарит необыкновенные свойства. Оказывается, он дает ей и возможность видеть незримых обитателей пространства между небом и землей, делает ее уязвимой для них.

Но … она не могла отвести от него взгляда. Если бы на свете существовал тот, кто должен прийти с моря, то он выглядел бы именно так.

Она предчувствовала, ждала именно его. Томилась невольно по нему! Теперь знала это точно.

Высокий, с прекрасными строгими чертами. Черноволосый, похожий на носителей римской крови. С тренированным крепким телом, скрытым туникой, подпоясанной дорогим поясом. Рядом с ним, наделенным внешностью воина, она казалась себе очень маленькой и изящной.

Она не могла прогнать его. И не могла испугаться по-настоящему.

Она должна понять, кто он… Видимо ее пение, разносящееся по разным сферам бытия, привлекло одного из их обитателей. Неведомого духа.

Духа-искушение, что подглядел ее мысли, и принял облик того самого мужчины.

Она прогнала служанок. А то сочтут, что она сошла с ума…

Это ее искушение, ей и встретить его лицом к лицу.

… А потом она встала ему на встречу, и, заключив ее руку в плену своих больших ладоней, он сказал, что он - ангел.

О Боже! Никогда Ния не ощущала подобного. Его руки были, как настоящие. Они грели – нежно и бережно, с каким-то трепетом. Это и верно было ангельским касанием.

Она не могла отвести глаза, не могла отдернуть ладонь. Этот зрительный контакт в ночной полутьме, его глаза – темно-синие, как море в предзакатных лучах – она провалилась в них.

Она не могла разорвать это, провалилась целиком во внезапное единство между ними.

И тут мужчина сделал к ней маленький шаг…

Ния словно бы проснулась, вынырнула. Очевидный вывод ударил в душу и разум. Она отдернула руку и отшагнула назад.

— Ты не можешь быть ангелом! — почти крикнула она.

— Почему? — кажется, брови неведомого создания насмешливо изогнулись, как у живого человека.

— Ты слишком … мужественный! — сказала Ния то, что думала. Ведь глупо скрывать свои истинные мысли от того, кто, наверняка, способен их прочитать.. — Ангелы легкие и возвышенные создания. А ты … ты слишком силен и слишком похож на человека. Ты с другой стороны! Уверена, ты дух ада, пришедший чтобы искушать меня!

Губы существа скривила легкая улыбка.

— Возможно, я не ангел, монахиня. Но и не дух ада… Я всего лишь один из тех, кто живет между небом и землей. А вот ты – ангел. Твое пение привело меня сюда, я не знал, что человек может издавать такие звуки.

— Живущий между небом и землей? — переспросила Ния, начиная понимать. — Из тех, кто был низвергнут с неба, но и другую сторону не принял?

Странная улыбка опять скривила его красивые губы.

— Мы все живем между небом и землей и сторону меняем чуть ли не каждый день. Поверь, я пришел не чтобы вредить тебе. Просто… позволь мне побыть рядом. Видеть тебя, притронуться к тебе…

Казалось он просил, но Ния ощущала, что он специально добавляет в голос бархатные нотки, чтоб не показать, насколько властно и уверенно он звучит на самом деле.

Ну не человек же он, пронеслось у нее в голове. Не может быть человеком…

— Перестань! Я монахиня в женском монастыре. Мне не положено проводить время с мужчиной! — и осеклась, опасаясь, что он действительно исчезнет. Она не хотела этого, все ее естество желало лишь удержать его, кем бы он ни был. Хоть разум и шептал, что она, как бабочка на свет, летит в сети коварного нечеловеческого духа.

— Если я дух, то как я могу быть мужчиной? — удивленно поднял брови он.

— Я ничего не знаю о духах. Возможно… вы можете воплощаться. Ведь ты сейчас почти из плоти и крови… Какое у тебя имя, скажи!

Ния знала легенды, в которых нужно было узнать имя злокозненного духа, чтоб обрести над ним власть. Нет, она не прогонит его сразу! Но она должна стать хозяйкой положения.

— Амброзий… По вашему – Эмбрис, — ответил он, мягко глядя ей в глаза сверху вниз.

Глава 4

Бессмертный

Предыдущая глава Следующая глава

— Бессмертный…? — растерянно переспросила Ния. Имя: «Амброзий» - на римский манер, и «Эмбрис» - на кельтский, значило именно это. — Ах да! Конечно – бессмертный. Вы духи, не имеет настоящей плоти, а, значит, не можете умереть. Ты бессмертен, не сомневаюсь! Но каково твое настоящее имя?

— Это мое настоящее имя, — улыбнулся мужчина. — Другого нет. В любом случае, называй меня так. А как зовут тебя, монахиня с неземным голосом и лицом?

— Если ты дух, — Ния сама удивилась тому, что смогла лукаво улыбнуться. — То должен знать мое имя.

— И все же… Назови мне его сама. Скажи, кто ты, и почему такая красота заключена в монастыре?

Сначала Ния как-то растерялась. Слышать его глубокий, исполненный переливчатой чарующей мягкости, голос, было уже счастьем. Ей хотелось, чтобы он говорил еще. Должно быть, так и ее пение чарует других, подумалось ей.

Она ответила.

— Мое имя – Ния. Но мать называла меня … Дилис… — она не знала, зачем назвала ему второе свое имя, то, что носила в сердце в память о маме.

— Ния… — задумчиво произнес дух. — Ния… значит «красивая», «яркая»… Тот, кто дал тебе это имя, воистину смотрел в будущее! — улыбнулся он, но тут же стал серьезен и внимателен. — А Дилис… «истинная, подлинная»… Это даже лучше. Я буду называть тебя «Дилис». Ты будешь моей «Дилис», прекрасная монахиня.

— Не твоей! Я принадлежу Господу! — опять словно очнулась Ния. Но то, как он это сказал… «ты будешь моей Дилис»… прошлось по сердцу лаской, золотым сладким светом, хоть и пугало.

— Кто ты? — словно не услышав ее возмущения, вновь спросил он. — Что привело тебя в тесные стены монастыря? Такие девушки должны жить в неге, при дворе лучшего короля. И становиться королевами…

Ния вздрогнула. Да, должно быть, он – дух неведомой природы – знает о ее прошлом. Знает кто она. Лишь требует, чтобы она сама назвала ему все свои мотивы.

Но подчиняться его игре Ния не хотела.

Она опять лукаво улыбнулась:

— Ты дух, ты знаешь это сам. А если не знаешь – узнай своими путями. Я ничего не скажу тебе больше, ведь ты не хочешь точно ответить мне, кто ты сам.

— Хорошо, — неожиданно просто согласился он. — Я буду знать это завтра и скажу тебе. А сейчас… один поцелуй. Я не могу уйти иначе.

— Что?! — только и успела пискнуть Ния, хоть все его движения были медленными и тягучими, чтобы не напугать ее.

Он сделал плавный шаг, медленным, но сильным жестом обнял ее и притянул к себе. Сердце Нии забилось… не от ужаса, от странного сладкого предвкушения.

Впервые ее обнимал мужчина. И неважно было, что он не человек… Не важно. Даже хорошо! Потому что человеку она не имеет права позволять подобное.

— Маленькая нежная Дилис…— с легкой хрипотцой в голосе прошептал он.

— Отпусти… — Ния слабо уперлась ему в грудь руками.

…Она еще пыталась сопротивляться ему … и себе. Но воля – железная воля принцессы, отважившейся принять на себя обеты – плавилась в этих горячих сильных руках, в близости крепкой груди, пьянящей лучше любого вина.

Да и что она может против мужчины? Против неземного мужчины…

Так же медленно он склонился к ней. Она еще пыталась отвести лицо в сторону, но, понимая, что деться некуда, сама запрокинула голову. Горячие губы сладко и властно накрыли ее рот, сминая ее слабое сопротивление.

Сладкий вихрь закрутил ее. Она чувствовала эту новую ласку, это неземное прикосновение губ и языка, как немыслимый водоворот. Мир растворялся и исчезал в нем. Сладость затягивала, расплавляла душу и тело.

Лишь одна мысль возникла у нее в голове: «я суждена ему». Только ему.

И сквозь эти чувства она ощущала, что все больше слабнет, а сильное тело возле нее наливается напряжением, дыхание (разве духи могут дышать!) его становится прерывистым и хриплым.

И тут вдруг стало холодно. Он медленно отпускал ее. Сделал шаг назад. Большие ладони легли ей на щеки, заключили ее лицо в чаще. Она впервые увидела его так близко. В темно-синих, почти черных в ночи глазах горело пламя. Как будто пожар на острове, затерянном среди моря.

— Ты обещал… только один поцелуй. Уходи… — срывающимся голосом прошептала Ния, сама не зная, как нашла в себе силы сказать это. Ведь хотелось ей снова погрузиться в этот вихрь, расплавиться до конца.

— Хорошо, — тихо и ласково прошептал он. — Но я вернусь завтра.

Снова склонился к ней, едва ощутимо коснулся губами ее щеки, краешка губы, рта, Ния невольно прикрыла веки. А спустя мгновение ощутила пустоту.

Распахнула глаза. Его больше здесь не было.

Ошарашенная опустилась на постель. Что это было? Сон, томление девичьего тела, заключенного в монастыре? Или к ней действительно явился неведомый дух, целовал ее, как мужчина из плоти и крови?

И обещал вернуться.

Она не знала. Но поцелуй еще не остыл на губах, и Ния приложила к ним руку, чтобы удержать его.

***

Эмбрис сам не понял, как смог оторваться от нее. Как нашел в себе силы.

Говорить с ней, ощутить в объятиях ее стройное тело – было наслаждением, счастьем несравнимым ни с чем, что он знал прежде. Контакт с этой монахиней затягивал, подхватывал, как штормовой вал подхватывает слабое человеческое тело и крутит в соленой бездне.

Немного магии, на этот раз девушка, охваченная томлением, была беззащитной перед ней – и он смог выскользнуть за дверь. Плотно прикрыл ее за собой и кинулся за угол.

Там встал, тяжело дыша.

Хотел ее до безумия. Сейчас срочно была нужна наложница, одна из красоток, что жили при его войске. Но в монастыре таких не было. Придется спустить пар как-то по-другому.

Эмбрис ни на секунду не подумал о том, чтобы просто выйти во двор и быстро решить вопрос своими силами. После прикосновений к ней, это казалось пошлым, низким. И не смогло бы удовлетворить сжигавшую его жажду.

Он незаметно вышел из монастыря, спустился к морю и плавал в холодной воде, пока к нему не вернулась способность мыслить.

Что же… Он обманул Блэза. Это плохо. Эмбрис и в мыслях не держал навредить учителю и его подопечным. Потому и ушел, смог, не взял маленькую Дилис.

Но обманул Блэза, выйдя из комнаты.

Впрочем, произошло ли это по его воле? Он вовсе не собирался пугать и целовать девушку. Он лишь услышал неземное пение. Кто бы устоял? И он не планировал говорить с ней. Не его вина, что девушка оказалась непростой, смогла увидеть его. Должно быть, у нее тоже есть дар. Может быть, борясь с ним, она и решила отдать свою молодость молитвам и аскезе?

У Эмбриса была совесть и живая душа. Возможно, это и было одной из причин, почему за ним шли люди. Но он был не склонен обвинять себя и мучиться угрызениями.

Он быстро пришел к выводу, что не совершил ничего из рук вон ужасного.

Вышел из воды, накинул тунику, подпоясался и усмехнулся. Нужно было решить, что делать.

Завтра девушка, наверняка, расскажет Блэзу о явлении «духа». Блэз сразу поймет, кто это был на самом деле. И им предстоит непростой разговор. Впрочем, Эмбрис готов был рассказать учителю правду. Наверняка, он знает, что в его монастыре живет красавица с ангельским голосом.

Что же… тогда, увы, он больше не встретится с девушкой. Ведь вряд ли Блэз одобрит их общение. А жаль. Он ведь обещал вернуться.

А если не расскажет, подумалось ему? Что, если она, подобно ему, сохранит в сердце этот поцелуй, и будет ждать его? Эмбрис улыбнулся и пошел вверх по склону.

Тогда он придет к ней, как обещал. И обязательно перед этим аккуратно выяснит у Блэза, что за птичка поет в местной келье.

***

— И что ты собираешься делать? — с напряженным интересом спросил Блэз у Эмбриса.

Эмбрис стоял наискосок от окна и смотрел во двор, где текла обычная монастырская жизнь. Девушки работали. Ворота сейчас были открыты, двое мальчиков из ближайшей деревни, приехавшие с телегой дров, выгружали их. Прошла пара монахинь с тяжелыми ведрами.

Ее среди них пока не было, но зоркий Эмбрис не отчаивался среди однотипных закрытых нарядов разглядеть знакомый силуэт.

— Я хочу собрать совет союзников, — ответил Эмбрис, оторвавшись от мыслей о Дилис. — Призвать их объединить силы и ударить по Вортигерну. Его про-саксонская политика раздражает многих, возможно, я смогу привлечь на свою сторону и тех, кто прежде был против меня. Послушай, Блэз! Там за морем у меня пока недостаточно сил. Я не смогу атаковать один. Поэтому нужен союз. К тому же… сложно провезти через море кавалерию. Мне нужна кавалерия прямо в Британии. Значит… в первую очередь я поеду на север. К Стене. Там еще живут те, кто был верен моей семье, ты знаешь. Сорматы, потомки римлян, верные бритты….

Глава 5

Планы Цезаря

Предыдущая глава Следующая глава

— В общем, мне нужен легион с усиленной кавалерией, — серьезно закончил Эмбрис. Все же в первую очередь он был политиком и военачальником. Поэтому отвлекся от созерцания двора, где надеялся увидеть свою Дилис, и пристально серьезно поглядел на Блэза. Полностью погрузился в свои планы. — Вернее два. Один легион я приведу с собой из Арморики. Мне нужно еще несколько лет, чтобы собрать силы и … обучить их. Второй – должен ждать меня здесь. А для этого я должен подготовить все. Я понимаю, что сейчас мне не победить Вортигерна. Он дает какую-никакую, но защиту от пиктов и ирландцев. Многие за это готовы простить ему игры с саксами. Но … пройдет еще какое-то время, и … саксы восстанут. Запомни мои слова, Блэз, будет так! Ты можешь осуждать мой дар, но я вижу это так же ясно, как серый камень этих стен! Да и не нужно быть пророком, чтобы предсказать это! Вортигерн – стареющий кретин. Саксы поймут, что не обязательно плясать под его дудку, что можно все взять самим… И тогда мы, — под «мы» он имел в виду себя, своих соратников и союзников. — Спасем Британию. И от саксов, и от их прихвостня Вортигерна. А потом регулярная армия обеспечит защиту от всех воров, что вечно лезут на наши земли! Я восстановлю закон и порядок, Блэз! Клянусь, наш остров обетованный получит защиту, и благоденствие римских веков вернется!

Блэз с уважением поглядел на него.

— Знаешь. — сказал он. — Я хотел спорить и убеждать тебя, что прямо сейчас ты не сможешь привлечь на свою сторону достаточно сторонников. Что про-римская партия слишком слаба в Британии. Что защита, которую дает Вортигерн, слишком лакома для многих. Но вижу, ты уже сам все продумал. А молодость – не помеха твоему разуму. Я рад, Эмбрис, что ты … стал таким. Как ты планируешь назвать себя… после победы над врагом?

— Консуляром[1] Британии, — Эмбрис сложил руки на груди и усмехнулся. — Как мой отец Константин Аврелий. Я не желаю ничего, что не могло бы быть моим по праву.

— Слишком сложно, — серьезно сказал Блэз. — Тут в Британии… уже начали отвыкать от римской системы. Ты можешь назвать себя «консуляром» или «префектом», но для основной массы ты будешь новым «Вортигерном[2]» - то есть «всеобщим королем».

— Мне все равно, как будут они меня называть! — сказал Эмбрис резковато. — Но я не буду вторым «Вортигерном»! Если понадобится титул «всегобщего короля», то я назовусь… — «Rigothamus» или проще - «Риотам», что значит тоже самое… Лучше войти в историю с таким именем, чем запятнать себя одним сочетанием звуков с этим пелагиано-саксонским прихвостнем!

— А по сути это будет значить «император Британии». Ты прекрасно понимаешь это. У тебя планы Цезаря, ни много, ни мало! — задумчиво сказал Блэз. — Да, мой мальчик, ты замахнулся высоко, мне следовало бы пожурить тебя за гордыню! — рассмеялся он. — Но ты действительно не пытаешь взять ничего из того, что не может быть твоим по праву. И я предпочту, чтобы ты правил нашим обетованным островом, предпочту восстановление римского права тому хаосу, что царит здесь последние годы… И нечестным методам Вортигерна.

— Тогда – раз мой наставник одобрил мои действия, — чуть-усмехнулся Эмбрис. — Поговорим о тебе… Признаюсь, я помнил и тревожился о тебе там, за морем…

И тут его взгляд выцепил посреди двора три фигуры: Дилис и двух ее служанок. Она шла чуть впереди, прямая, тонкая, но величественная. Только слепой не разглядел бы под свободным одеянием королевской осанки.

— Вот эта девушка… Не похожа на простую монахиню. И, похоже, две других сопровождают ее, как свиту… Кто она? — непринужденно спросил он у Блэза, словно бы удовлетворял праздный интерес.

______

[1] Консуляр – титул, который получил бывший консул. Очень почетный. В в поздней Римской империи нередко присваивался управляющим провинциями, даже, если они никогда не были консулами. В совсем поздний период они получили права на почти что императорские почести.

[2] По версии многих ученых, Вортигерн – это не имя, а «титул», означающий «Верховный король». А человека, взявшего его, предположительно звали «Викторин».

Ни тени подозрения не пронеслось в глазах Блэза. Он приблизился к окну и тоже поглядел в него.

— О, это главная тайна и главное сокровище нашего монастыря! Ния, дочь короля Деметии, — сказал Блэз. — Вортигерн взял манеру прибирать к рукам дочерей и младших сыновей своих соседей. Брать их в своего рода заложники. Некоторых девушек делать наложницами. А Дивед еще пытается сохранить независимость. Сыновья нашего короля - взрослые мужчины, твердо стоят плечом к плечу возле отца. А вот дочь у него одна… Чтобы обезопасить ее – и себя - у короля была два варианта – выдать ее замуж за престарелого принца из Думнонии. Или спрятать в монастыре. Собственно, он предложил любимой дочке выбор – на время, пока не подберет ей другого стратегически – целесообразного жениха. Девушка, благонравная и набожная, выбрала монастырь, а не старого воина, прославившегося нелегким нравом и, по правде, отвратительного, как старый карлик. С тех пор она здесь… Причем она приняла постриг. Вроде бы по велению сердца. Но, возможно – в попытке укрыться от нежеланного брака с новым немилым претендентом, которого подберет ей старый король… Что, впрочем, очень наивно. О том, где она, и чем занимается, знают немногие. Наш король в определенном роде … самодур: ему не составит труда просто забрать дочь из монастыря и выдать, за кого сочтет нужным. Епископы ничего не узнают.

— Да, этот постриг – не лучшая защита для девушки, — сквозь зубы сказал Эмбрис.

Ему было сложно смотреть на нее. Хотелось броситься во двор, схватить за руку и … обещать ей все. Он ведь обязательно вернется за ней, потом, заберет. Главное, чтоб она дождалась, не зачахла в монастыре. И не позволила папаше отдать ее какому-нибудь занюханному корольку из соседних игрушечных государств.

То же мне, стратег, думал он про короля Деметии и скрежетал зубами. Дилис – не вещь, которую можно отправить в монастырь, а потом забрать, как брошь из припрятанной шкатулки.

Дилис создана, чтобы стать его… Амброзия Британского, королевой.

Видимо, он все же смотрел на нее слишком долго, и взгляд Блэза на него самого, стал чуть-напряженным.

— А что за человек король, ее отец? — с деланным интересом спросил Эмбрис, заставив себя перевести взгляд на Блэза. — Может ли он стать нашим союзником?

— Сомневаюсь, — покачал головой Блэз. — Он не поддерживает про-римские позиции. И пытается сохранить независимость от всех. Пока. Но боится Вортигерна. И я, уверен, если встанет выбор – примет его сторону. Ты ведь видишь … мы тут на побережье слишком уязвимы. А своих сил на случай пиктов или скоттов с моря, у Деметии не хватит.

— А если я предложу ему защиту? — быстро переспросил Амброзий.

Про себя он подумал, что он действительно может это – переправить небольшой отряд в Дивед, он сможет….спустя какое-то время. Когда соберет больше сил.

А скрепить союз предложит … браком с дочерью короля Деметии. Будущий верховный король Британии ничем не хуже, чем королек мелкого провинциального государства.

— Не вздумай! — с искренним испугом сказал Блэз. — Король пока не признал власть Вортигерна. Но римлян любит намного меньше, чем этого узурпатора! Он согласится на словах. А на деле – выдаст Вортигерну твое местонахождение и заключит союз с ним – на своих условиях. Тебе нельзя подвергаться такому риску!

Эмбрис задумался. К сожалению, Блэз был прав.

Придется получить девушку другим способом.

Насколько все проще было б, если бы она оказалась простой монахиней!

В конечном счете, можно было б просто забрать ее из монастыря… на обратном пути.

А вот похищение принцессы, пусть даже небольшого государства, вызовет обострение и без того накаленной ситуации. Слишком многие бриты после этого сочтут, что лучше Вортигерн-брит, нежели «последний римлянин», позволивший себе подобный произвол. Ведь римляне, что уж греха таить, произвол себе позволяли.

От этой мысли на душе становилось тяжело. И все же… Дилис не сказала Блэзу о ночном происшествии. Или пока не сказала.

А, значит, возможно… ждет его сегодня ночью. И он придет.

***

Конечно, Ния не спала почти до утра. Новые ощущения и ошарашивающее явление неведомого духа поглотили ее. Мысли метались в голове, а сердце сжималось от тонких, щемящих чувств.

Если это было лишь видением, то… думая об этом, Ния испытывала необыкновенное разочарование. Лучше встреча с опасным духом, чем подобный обман сознания. Лучше настоящая опасность – чем ненастоящий образ, поманивший за собой ее сердце.

— Госпожа, что это было вчера? — суетились вокруг нее служанки по утру.

Ния вздохнула. Говорить, что ничего не было – бесполезно. Девушки видели и слышали, как она разговаривала с незримым созданием.

— Я не знаю… — ответила она. — Мне почудилось, что к нам явился дух… из тех, кто живет между небом и землей.

— О Боже! — Аэрон зажала рот рукой. — Что он хотел?

— Не знаю, милая моя. Должно быть его привлекло мое пение… Но, думаю, больше он не вернется. А вы, — она обвела строгим взглядом своих подруг-служанок. — Не вздумайте рассказать кому-нибудь! Еще не хватало, чтоб по монастырю пошел слух, будто к нам явился посланник ада, и это мой дар привел его… На меня и так некоторые косо смотрят.

— Нет-нет, госпожа, — закивали головами девушки. — Мы не подведем тебя!

— Ах, как бы я хотела тоже узреть невидимого духа! — добавляла неугомонная Инвис.

Видимо, произошедшее казалось им еще одной интересной тайной, связанной с их «госпожой». И Ния знала, что девушки гордятся возможностью служить ей. Никогда ее не подведут.

Несмотря на обуревавшие ее сомнения, она весь день вспоминала поцелуй в полутьме. Иногда незаметно прикладывала ладонь к губам. Вспоминала… и сердце билось от странного золотистого предчувствия.

Он обещал вернуться сегодня, если, конечно, он есть, существует на самом деле.

Часть Нии приказывала ей бежать к отцу Блэзу и покаяться в том, что пустила в свою жизнь странное существо неведомой природы. Спасать свою душу.

Но она не могла. Ее уже затянуло в эти сети.

Глава 6

Продолжение знакомства

Предыдущая глава Следующая глава

Вечером Ния пораньше отослала служанок спать. Она ждала. Убеждала себя, что всего лишь не выспалась, и ей нужен отдых и уединение.

Но на самом деле надеялась, что он явится ей снова. Не гасила свечу, оглядывалась. Ходила из угла в угол.

Ей нужно было понять, убедиться, было это видением или правдой!

Но его не было. В сумраке царила тишина.

Что же… Выходит ей все привиделось. Или этот дух переменчив. Завлек ее своим голосом, своим поцелуем, и исчез. А, может, ждет, что она позовет его?

Нет, звать никого Ния не будет. Она сдержала вдруг попросившиеся на глаза слезы, погасила свечу, встала на колени и попросила у Господа прощения за грешные мысли и чувства.

Долго молилась и почти обрела покой. Потом легла, накрылась шерстяным одеялом, прикрыла глаза и попробовала заснуть.

Завтра будет новый день, в котором она уже не будет думать о ложных видениях. И больше не позволит себе мечтать о мужчине и его касаниях.

Но сон не шел. Она слушала тишину и темноту. Казалось, в ней все время что-то похрустывает, шевелится. После вчерашнего это немного пугало.

А потом она вдруг почувствовала, как что-то тяжелое опустилось на постель возле нее. Совершенно бесшумно. Сердце судорожно громко забилось – от страха, смешанного с предвкушением.

Горячая рука легла ей на плечо.

Он распахнула веки. В окно лился призрачный лунный свет, и в нем Ния увидела его лицо. Он сидел подле нее и ласково смотрел на нее. А рука его покоилась у нее на плече, мягко и бережно.

Он молчал, лишь изучал ласковым взглядом ее лицо в обрамлении раскидавшихся по подушке волос.

— Так ты все-таки существуешь! — шепотом простонала Ния, не зная радоваться или горевать.

— Я ведь обещал, что вернусь, — ответил он своим глубоким бархатным голосом. — Я всегда исполняю обещания. И я обещал узнать кто ты. Ты – принцесса Деметии, твой отец, король, спрятал тебя в этих стенах от козней Вортигерна. А ты сама – спрятала себя от ненавистного брака.

Ния приподнялась на локтях, одновременно снимая с плеча его ладонь, хоть делать это совершенно не хотелось.

— Для духа ты слишком хорошо осведомлен о человеческих интригах! — ответила она. — Может быть, тогда скажешь правду о себе? И что тебе от меня нужно?

— Ты просила меня разгадать твою загадку – и я разгадал, — улыбнувшись одной стороной рта, ответил он. — Значит, и тебе придется самой разгадать мою загадку. Дух ли я, человек ли… Тебе придется понять это самой.

— Тогда убирайся! — вспылила Ния. — Я не собираюсь играть в игру с коварным духом!

Он с видимым сожалением поднялся, посмотрел на нее сверху вниз. Словно бы замялся.

— Уверена, что хочешь, чтобы я ушел?

Нет, не уверена, подумала Дилис. Я вообще не хочу, чтобы ты уходил. Но сама натянула одеяло под самый подбородок и ответила насуплено:

— Уверена.

— Что же. Прощай, Ния Дилис Деметская, — грустно вздохнул тот, кто назвал себя Амброзием. И медленно пошел к двери.

— Стой! — словно со стороны услышала Ния свой голос. — Прежде скажи, зачем ты являлся мне?

Услышав ее слова, он словно бы получил разрешение. Ния и пикнуть не успела, как в два шага мужчина вновь оказался возле ее постели, стремительно нагнулся, сильные руки оказались у нее под спиной и под коленями.

Ния очутилась в воздухе – вместе со своим одеялом, ощутила, как легко и при этом – жадно – он держит ее, прижимает к себе.

… Это было необыкновенное ощущение. Оно выбивало воздух из груди. Заставляло сердце биться, как сумасшедшее, а щеки залиться краской.

«Вот и все! Я в его руках!» — пронеслось у Нии в голове.

И ведь сама хотела этого!

В следующее мгновение он опустился с ней на руках на краешек постели, и она оказалась, полулежа, у него на коленях.

— Я увидел тебя и полюбил сразу, — склоняясь к ней, прошептал он. — Я прихожу, потому что ты нужна мне. И мне … все равно, что ты обещала себя Богу. У Бога много преданных сердец. А мне нужно лишь одно – твое…

Ния замерла в его объятиях. В тот момент ей было все равно, дух он или все же человек.

Она … поверила ему. Хоть знала, что нельзя верить духам. Да и не каждому мужчине можно верить, когда он признается в любви.

И тут он начал ее целовать. А Ния, подспудно весь день мечтавшая об этом, невольно обвила руками его крепкие плечи, закопалась пальцами в жесткие короткие волосы.

Только на этот раз она была еще беспомощнее, еще беззащитнее, полулежа в его объятиях. Ощущала, что сейчас он может сделать с ней все, что угодно. В любой момент сломает ее сопротивление, если не силой, то страстью. Страстью, которая вырывалась из него и передавалась ей. Как будто границы между ними исчезли, и они превратились в один неудержимый вихрь.

***

Она все же остановила его. Тонко застонала в его объятиях, как только он оторвался он ее губ и начал осыпать поцелуями шею. Шею, которая сводила его с ума, такая тонкая и нежная, с быстро бьющейся жилкой.

Но тут она вдруг уперлась своими хрупкими ручками ему в грудь и села у него на коленях.

— Я не могу быть с тобой. Отпусти меня, — сказала она, глядя на него растерянными, замутненными глазами, горящими в полутьме на ее разгоряченном лице.

До чего она была прекрасна! Со спутавшимися волосами, с горящими щеками, со сползшим воротом рубахи….

Ею хотелось и обладать, и беречь как величайшее из чудес в мире... Его нежную Дилис. Затворницу монастыря у моря.

— Я не возьму тебя против твоей воли. Никогда, — хрипло прошептал он, с трудом удерживаясь от того, чтобы снова целовать ее. — Поверь мне. Прошу.

— Тогда отпусти… — ответила она, то ли приказывая, то ли умоляя. И неловко пошевелилась у него на коленях, пытаясь выбраться из его объятий. Эмбрис вздохнул, разомкнул железное кольцо своих рук и сам помог девушке пересесть на постель.

Теперь оба тяжело дышали, сидя рядышком. Долго молчали. Потом он спросил:

— Ты действительно приняла постриг, чтоб спастись от ненужного тебе брака?

Она еще помолчала, но все же ответила.

— Да. Мне пришлось выбирать служить Богу или нелюбимому мужу. Я выбрала Бога. Но не думаю, что ты понимаешь мой выбор. Тебе ведь не знакомы такие проблемы.

— Почему же? — улыбнулся он. — Я понимаю. А ты ушла бы из монастыря, если бы … — Эмбрис неожиданно для себя замялся, как парень, к которому впервые привели красивую голую женщину, хоть много лет не знал никакого смущения ни перед мужчинами, ни перед женщинами.

— Если бы – что?! — напряженно переспросила она, резко обернувшись к нему и посмотрев на него своими прекрасными глазами. Они были синие – как и у самого Эмбриса. Хоть и не такие яркие.

Нежнее, мягче.

— Если бы встретила мужчину, которого бы полюбила, — закончил Эмбрис. Не удержался и прижал ладонь к ее щеке.

Она на мгновение замялась, потом ответила.

— Если ты дух – ты должен знать мое сердце. За тем, кого бы я полюбила, я пошла бы на край света. Даже, если это погубит мою душу. Но … я верю в милосердие Бога. У Бога много душ – ты верно сказал. Возможно, он дал бы одной душе послужить тому, кому нужна только одна. Если бы я встретила своего… человека. Не духа, который морочит мне голову!

— Тогда, послушай, меня… — Эмбрис сглотнул. — Дух я или человек – я вернусь за тобой. Потом. И … если ты захочешь, заберу с собой.

— Куда?! — рассмеялась она. — В ад? Или, может быть, в царство теней?! В царство Аннуина?

— Нет, моя Дилис – на Небеса. Потому что для меня Небеса – там, где ты.

— Перестань искушать меня! Или объясни, кто ты такой и откуда взялся!

Эмбрис замер. В тот момент ему хотелось рассказать ей всю правду. Открыться. Может быть, у Амброзия Аврелиана будет больше шансов получить сердце любимой девушки, чем у неведомого духа?!

Но… Вортигер охотится за сторонниками Амброзия. И девушка может невольно выдать их знакомство. Люди так просто выдают себя… Особенно молодые невинные девушки.

Что будет, если, допустим, ее отец узнает, что она имела связь с заморским принцем? А ведь слухи так легко расходятся по селениям и монастырям… Как круги по воде – один маленький камешек, и они бегут вширь, каждый следующий больше предыдущего.

А что будет, если кто-то узнает, что она дорога этому самому Амброзию!? Тогда из нее получится отличная заложница.

Нет. Этого не будет. Он не запятнает ее связью с опальным принцем.

Эти мысли мгновенно пролетели у него в голове, и он крепко сжал зубы, приняв решение.

— Не могу, — честно сказал он ей, погладив по щеке большим пальцем. — Просто помни, что я люблю тебя. Неважно, кто я. Скажи, ты хотя бы … ждала меня сегодня?

Ее глаза расширились, она вдруг накрыла ладонью его руку, что ласкала ее лицо, прижала на мгновение, потом мягким движением отвела ее в сторону.

Опустила глаза.

— Ждала. Да, я ждала тебя. Не могла не ждать! Но сейчас уходи. И не возвращайся, раз ты не можешь сказать мне правды!

Эмбрис встал.

— Хорошо, я уйду сейчас. Но ты будешь ждать, и знаешь это. И я знаю, что вернусь снова. Просто… оставь в своем сердце место для … бездомного духа. Раз мне негде жить – я хочу жить в твоем сердце.

Глава 7

Новые грани дара

Предыдущая глава Следующая глава

— А что твой дар? — напряженно спросил Блэз.

Они с Эмбрисом только что вышли из спальни, где метался на кровати Аврелий. Ему становилось то лучше, то хуже, и священник не на шутку волновался за его жизнь.

Как следствие, были утомительные дежурства.

Сам Блэз не мог уделить больному очень уж много времени, он должен был руководить жизнью монастыря. Сестру Марию тоже приходилось отпускать – чтобы отдохнула, к тому же ее постоянно отсутствие могло вызывать подозрения у других монахинь, хоть они и знали, что Блэз нередко врачует жителей ближайшей деревни, а то и самого Моридунума, а Мария помогает ему.

Поэтому подчас с раненым сидели Эмбрис или Августус. Не самое привычное занятие для воинов, тем более для Эмбриса, не привыкшего к обыденным человеческим делам. Но справлялись они неплохо, выполняли все указания целителя Блэза. После – каждый из них чувствовал себя странно усталым и опустошенным. Они шутили, что «дела женщин и стариков оказались на редкость тяжелыми».

Теперь же Эмбриса, все утро менявшего компрессы на ране Аврелия, сменила сестра Мария, и они с Блэзом вновь могли поговорить.

И снова принц стоял наискосок от окна, надеясь увидеть знакомый силуэт. Блэз же устало сидел за столом. Эмбрис видел, что учителя угнетает состояние больного. По слухам за все годы, что Блэз практиковал целительское искусство, в его руках не умер ни один больной.

В ответ на вопрос он обернулся к Блэзу и улыбнулся:

— Помнится, мы еще много лет назад договорились, что я не злоупотребляю своим даром, а ты не называешь его дьявольским. Но, если желаешь знать – он стал сильнее. Я научился управлять им. Я могу многое. Иногда вижу … должно быть будущее. Могу …еще много что. Показать?

Блэз задумчиво посмотрел на него.

— Никогда еще магия не применялась в стенах этого монастыря… Я и сейчас скажу, что нельзя злоупотреблять даром. Ведь нам неизвестно, кто дал его тебе… Небеса – чтобы ты мог реализоваться свои планы и спасти нашу землю. Или ад – для искушения твоей души. И все же... Я хотел бы посмотреть. Мне нужно понять…

— Что именно?

— Покажи мне. Это важно.

— Ты сам попросил, учитель, — усмехнулся Эмбрис.

Конечно, он не стал «отводить глаза» Блэзу. Знать об этой его особой способности учителю не нужно…

Он взял свечу, поставил на стол перед Блэзом. Расположил ладонь поблизости, сосредоточился. Спустя полминуты фитиль заискрился и вспыхнул ровным пламенем.

Блэз удивленно и задумчиво переводил взгляд с Эмбриса на свечу.

— Впечатляет, — признался он. Помолчал. — Помнится, в детстве ты не владел такими фокусами. Скажи мне, Эмбрис, а лечить своим даром ты не пробовал?

И пристально, вопросительно посмотрел на него.

Эмбрис вздрогнул. Нет, он не пробовал лечить своим даром. Но… похоже решение было под носом, но им даже не приходило в голову попробовать.

— Нет. Но я попробую, — сказал он.

— Это твой друг, тебе решать, — устало сказал Блэз. — Но если уж ты наделен этим даром, то пусть от него будет польза… Я понятия не имею, как это делается. Но, говорят, эти проклятые маги, — Эмбрис понимал, что учитель говорит о жрецах древней религии, друидах. — Умели забирать болезнь из тела. Нам нужно вытянуть из твоего друга эту горячку…

Эмбрис решительно пошел к двери в спальню.

***

Аврелий, весь в поту, постанывал. Голова его моталась из стороны в сторону.

Эмбрис сжал зубы. Он должен. Не попытаться, а смочь. Только так.

— Выйди, сестра Мария, — сказал Блэз.

Сестра недоуменно посмотрела на священника, но вышла, кидая исполненные подозрения взгляды на Эмбриса.

Он сел рядом с другом. Положил одну руку ему на лоб, заставил замереть. Аврелий на мгновение распахнул глаза и уставился на него непонимающим взглядом. Потом взгляд начал проясняться.

— Командир, я подвел тебя… — одними губами прошептал он.

— Тцц! Молчи, Аврелий! Попробуем подлатать тебя по-другому! — ответил Эмбрис.

Вторую руку он расположил над раной. Даже на расстоянии ощущал, как раскалено это место, как пульсируют в нем боль и горячка.

Эмбрис закрыл глаза. Вытянуть жар, вспомнил он слова Блэза.

Жар он ощущал физически. Но понятия не имел, как именно его нужно «вытянуть». Он мог лишь мысленно приказывать проклятой болезни отступить, сосредотачиваться еще больше. Водить руками над раскаленным телом друга.

Почему-то и сам вспотел. Должно быть от напряжения. Потом – ощутил странную усталость, словно разом потерял все силы.

— Жар спадает! — вдруг услышал он голос Блэза.

Раскрыл глаза. Блэз ладонью щупал лоб в стороне от руки Эмбриса, а Аврелий как-то затих. Больше не метался. Лишь осмысленным удивленным взглядом смотрел на своего командира.

А сам Эмбрис, усталый, с каплями пота на лбу, ощущал, что жар под его руками утихает.

Неожиданно Аврелий вцепился в его руку:

— Прошло… Ад отступил… — проговорил он. — Командир, я обещал драться за тебя до последнего вздоха. Я …. Я думал этот миг уже наступил. Но ты не отпускаешь меня… Спасибо.

— И не отпущу, — с улыбкой ответил Амбрис и встал. Голова кружилась, но ему тоже становилось все лучше и лучше. — Нам еще предстоит завоевать и спасти Британию. Как мне справиться без тебя, друг?

Аврелий слабо улыбнулся в ответ.

Блэз стоял над раненым, крестился, его губы шептали благодарственную молитву.

— Позови Марию, — скомандовал ему Эмбрис. — Судя по всему, ему еще долго выздоравливать, но, кризис, видимо прошел. И… Блэз, как хочешь, а мне нужно проветриться. Я сам словно провалился в огненную бездну.

— Пойдем, выведу тебя через заднюю калитку, — кивнул Блэз. — Монахини там не ходят. Только не попадайся на глаза никому! Думаю, для тебя это не так сложно.

***

Эмбрис шел по тропинке, струившейся по склону. Едва отойдя от монастыря, он сделал себя невидимым. Если встретится двое-трое человек, никто его не заметит. Травы ласкали обоняние пряными ароматами, легкий ветерок касался кожи, как мягкая девичья ладонь.

Девичья ладонь… Он, словно наяву видел горящие в темноте глаза своей Дилис. Ощущал ее нежные руки, трепещущее тонкое тело.

И хотелось рычать от невозможности притронуться к ней прямо сейчас. Да, пройдет еще немало дней, прежде, чем Аврелий оправится, и они поедут дальше. Но этот момент настанет, и тогда ему придется прощаться с маленькой монахиней, без которой теперь не мог жить.

Ведь он не может предложить ей полную защиту. Не может переправить ее за море прямо сейчас – даже, если она согласится.

А, значит, придется овладеть ее сердцем, так и оставаясь для нее бесплотным духом.

Нет, не бесплотным! У нее было уже много поводов убедиться в его осязаемой реальности!

И тут его взгляд, словно веревкой, потянуло к распадку наискосок от моря. Он замер, затаив дыхание, когда разглядел открывшуюся ему картину.

Там, прямо на траве сидели трое. Дилис и две ее служанки. Они срывали какие-то травинки, Дилис тщательно их осматривала – с сосредоточенном видом, как ученица на уроке – и укладывала в небольшую корзинку.

Она смотрелась очень трогательно, увлеченная важным делом. И казалась сейчас совсем юной. Эмбрис подумал, что не знает, сколько ей лет. Прежде ему показалось, что ей около восемнадцати. Но сейчас подумалось, что ей может быть и пятнадцать.

Хотя нет, вряд ли пятнадцатилетняя девочка приняла бы решение уйти в монастырь, имела бы такую волю и такой ум, как у Дилис.

Будучи втроем, вдали от людей, все три девушки сняли накидки, их гладкие волосы блестели на солнце. Закатали рукава, и Эмбрис залюбовался изящными руками Дилис, двигавшимися с неторопливым изяществом.

Это судьба, подумалось ему, и он, неслышно ступая, пошел по тропинке вниз.

***

У всех в монастыре было какое-то дело. Принцессу Нию пытались оградить от бытовых забот, но она настояла, что тоже должна участвовать в жизни общины. А чем ей, в сущности, заниматься? Читать книги или молиться целый день – тоже не выйдет. Тем более, что сейчас, когда стояла такая хорошая погода, не хотелось проводить время в четырех стенах.

Вот она и занялась основным своим «делом», приносившим пользу общине – сбором целебных трав. Блэз доверял эту задачу лишь самым умным и образованным монахинями. Ведь тут нельзя было ничего перепутать. Если хотя бы часть растений для целебных настоек окажутся не теми, то в лучшем случае, настойка будет бесполезной. А в худшем - можно нарваться на ядовитые травы…

Самой умной и образованной считалась Ния. К тому же эта несложная и приятная работа, по мнению Блэза, как раз подходила принцессе.

Найдя куртинку подорожника, который обеззараживает раны и останавливает кровь, Ния со служанками срывали лучшие листья, отряхивали от крупиц почвы и пыли. Иногда им попадались и островки чабреца, который пах пряно и приятно-успокаивающе. Его собирали в другую корзину. Из чабреца Ния сама готовила славный напиток для расслабления и успокоения нервов. Он очень нравился настоятельнице Екатерине.

— Госпожа, а это что? — спросила Аэрон, протягивая Ние кусочек перистого растения.

— Это бессмертник, — улыбнулась Ния. — Сейчас он не подойдет. Мы будем собирать его в другой раз…

И тут ветерок пошевелил траву подле нее, как будто кто-то мягкими шагами прошел рядом. Душа Нии чуть-сжалось в странном предчувствии. А спустя миг, она увидела его, загадочного Амброзия, о котором и так думала целый день.

Он стоял спиной к морю, смотрел на нее сверху вниз и улыбался. Сердце вспыхнуло от золотой радости, и одновременно зашлось от гнева. Теперь он и днем будет морочить ей голову?

— Аэрон, Инвис, взгляните туда, — ехидным тоном произнесла она. — Вы кого-нибудь здесь видите?

Девушки непонимающе уставились туда, куда указала Ния.

— Нет, госпожа, там никого нет, — испуганно сказала Аэрон. А Инвис прижала руки к груди и воскликнула:

— Вы опять… видите, госпожа! Вам опять… явился… ?

— Да. Либо я сошла с ума, дорогие мои, — со вздохом произнесла Ния, нарочито отводя взгляд от высокой фигуры Эмбриса и его улыбающегося лица. — Уйди. Ты же видишь – тебя не существует! — добавила она, сорвала очередной листочек и принялась сосредоточенно его осматривать.

Он промолчал в ответ. И Ния поняла, что он не заговорит, пока здесь сидят ее девушки.

— Оставьте меня – и молчите обо всем! — скомандовала она им. Подумала и добавила: — Пойдите за северный холм, наберите там красных ягод… Давно мы не баловали ими наших сестер.

Служанки зашушукались, потом, опасливо оглядываясь на то место, куда только что показывала им их госпожа, выполнили указание.

Когда девушки скрылись за колючими кустами, росшими на берегу, Ния подняла на мужчину сердитый взгляд.

— Ты все же дух. Никто тебя не видит кроме меня.

Глава 8

Неизбежная любовь

Предыдущая глава Следующая глава

— Я ведь говорил, что только ты достойна, — ответил он. И нахально уселся рядом с ней на траву, почти касаясь ее плечом. — Расскажи мне, что ты делаешь?

— Как видишь, — усмехнулась Ния. — Собираю травы. Отцу Блэзу зачем-то понадобилось очень много подорожника и других трав, что выводят заразу из ран.

— Да? — удивленно поднял брови он. — С чего бы вдруг… интересно…

Он протянул руку, взял узелок с сушеными сладкими финиками, что девушки захватили с собой, развязал и нахально съел финик, потом еще два. Пошарил взглядом вокруг, увидел небольшие меха.

— Что там? — спросил он.

— Родниковая вода.

— Я предпочел бы вино, — улыбнулся он, но отпил несколько глотков.

— Ты еще и ешь! Как человек! Я ничего не понимаю! — простонала Ния.

Это было просто невероятно! Вроде как дух, ведь ее служанки его не видят, но теперь сидит подле нее, как обычный человек и нагло разоряет их скромные припасы!

— Я … был занят… исцелял больного… — жуя еще один финик ответил он. — Вполне себе работа для духа. Должен же кто-то отвечать на молитвы об исцелении… Но теперь мне нужно подкрепится.

Отпил еще глоток.

— Перестань святотатствовать! На молитвы всегда отвечает Господь и его святые! И …ты пришел разорять мои припасы? — криво улыбнулась Ния. Она не знала смеяться ей или плакать. Красивый и сильный, даже величественный, сейчас он казался очень своим.

Обычным проголодавшимся мужчиной.

— Нет, увидеть тебя, — улыбнулся он.

— Ладно. У меня еще есть хлеб и немного сыра. Мы планировали вернуться только вечером, — Ния достала из-за спины хлеб и сыр. — Ешь.

— Я ведь говорил, что ты ангел! Спасаешь обездоленного духа! Воистину ангельское деяние!

— Перестань насмехаться надо мной! А то останешься без обеда! — Ния сердито выхватила у него из рук кусок сыра и, как в детстве, шутливо спрятала за спину. Он рассмеялся, поймал ее руку, потянул на себя…

В следующий момент они шутливо боролись, а потом она обнаружила себя лежащей на спине, и он нависал над ней, закрывая от нее солнце. Сердце забилось, как бешенное. Она знала, что будет дальше. Он опять …

Да. Он опять целовал ее, забыв об обычном голоде. Сильные руки нежно, но жадно, бродили по ее телу. Он хрипло шептал какие-то слова, и Ния плавилась. Ощущения водоворотами расходились по телу, рождали стоны, сладостный до боли узел скручивался внизу живота.

Она застонала в голос, когда ощутила тяжесть его тела. Ей показалось, что необратимое произойдет сейчас. И она сама отдаст себя этому невозможному существу.

На самых остатках воли, она попробовала отодвинуть его, когда ощутила, как одной рукой он касается ее шеи, а другой мягко и медленно поднимает ее платье и касается ног…

— Нет, пожалуйста… — тихо простонала она.

Он тут же отстранился.

— Да… Твои девушки могут вернуться… — сквозь срывающееся дыхание произнес он. Перекатился и лег рядом, тяжело дыша.

Ния замерла, не смея двигаться. Ей казалось, что если она что-то скажет или пошевелится – то он навалится снова, и их уже ничто не остановит.

Очень долго они молчали, успокаиваясь.

— Опять! — наконец не выдержала Ния и села, отряхиваясь, поправляя на себе одежду. — Опять это происходит!

Он улыбнулся и приподнявшись на локте, посмотрел на нее.

— Ты похожа на встрепанную птичку, моя Дилис. На сердитую птичку. Ну прости… Я не могу равнодушно даже смотреть на тебя, не то, что прикасаться… Но ты права. Мне не следует пугать тебя своей … страстью. Расскажи мне… Расскажи, как ты живешь… Как жила раньше! Я хочу знать о тебе все. Отвлеки меня.

— Ладно! — сказала Ния. — Ты ведь все равно не отвяжешься! Ешь вот, — она указала ему на все еще целую еду. — А потом смотри… Срываешь вот так… и даешь мне. Работай, раз уж пришел!

Девушки долго не возвращались. Ния отправила их достаточно далеко.

Но они с Амброзием больше не касались друг друга. Оба знали, что это слишком сладко, а потому – слишком опасно для них.

Они разговаривали. Уже не думая, человек он или дух, витающий где угодно, она увлеченно слушала его рассказы о дальних странах. И сама рассказывала ему о жизни в монастыре, о своих прежних буднях в Моридунуме. О простой, незатейливой в общем-то жизни принцессы захолустной страны.

Прошло не меньше двух часов прежде, чем из-за кустов послышался шум – это возвращались Инвис и Аэрон.

Эмбрис поднялся на ноги, а Ния ощутила ноющую тоску в сердце. Ей не хотелось, чтобы этот наглый обманщик уходил. Пожалуй, ей еще ни с кем не было так … хорошо. Весело, приятно и интересно.

— Жди меня ночью, — шепнул он ей и очень быстро скрылся за изгибом холма.

В тот вечер Ния получила нагоняй от настоятельницы, что вернулась слишком поздно, чуть не пропустила вечернюю мессу. Но Ния лишь ласково улыбалась ей. Хотелось погладить по руке строгую, но добрую сестру Екатерину. Она вообще любила тогда весь мир и всех людей. Практически так, как учит христианская религия.

Улыбалась и думала, что ночью… Опять придет ее неведомый то ли дух, то ли мужчина. Она уже совсем его не боялась. И ждала с золотистой радостью в сердце.

***

Когда закатные лучи осветили стены монастыря, Эмбрис опять смотрел в окно на внутренний двор. Монахини шли с вечерней мессы. И Дилис была среди них. Задумчиво-радостная, он уловил это, мельком увидев ее лицо. При этом – растерянная и отрешенная.

Тогда он понял, что принял правильное решение, чувствуя одновременно ярчайшую радость, от того, что она явно вспоминает его, думает о нем. Казалось бы, монахиня может улыбаться и быть отрешенной после мессы от чувств, что подарило ей богослужение. Но он всей душой ощущал, что причина не в этом, а в их свидании днем.

Она ждет его, она думает о нем. Он проник ей в сердце. От этого хотелось летать. А в сердце растекалась победная радость.

Но он прав, что девушке нельзя знать правду о нем. Она выдаст себя. Полюбила впервые, и эти чувства делают ее уязвимой.

Пожалуй… у него хватит магии поддерживать в ней иллюзию, что он существо неземной природы. Она не знает, что немногие люди могут подобное, хоть сама наделена каким-то слабеньким даром. Впрочем, наделенных способностями Амбриса действительно единицы.

Той ночью они снова просто разговаривали, глядя друга на друга в лунном свете, льющемся в окно. Он держал ее трепещущую руку в своих ладонях, порой касался ее нежного лица. Оказалось, что им есть, о чем поговорить. О мире, о чувствах и желаниях, о мыслях, что тревожат или радуют.

Прежде Эмбрису и в голову не приходило, что он может чувствовать к женщине подобное. Что может сгорать от страсти, мечтать овладеть ею – и в то же самое время просто ценить каждый миг рядом с ней. В тот вечер ему самому казалось, что это она – существо неземной волшебной природы, явившееся ему в лунном свете.

Только в самом конце, когда рассвет залил келью тревогой, вздрогнув от осознания, что расставание близко, они целовались, как целуются молодые люди, которых неудержимо тянет другу к другу чувством большим, чем просто влечение тела.

Следующий день он ее не видел. Ния занималась чем-то с настоятельницей. А Эмбрис опять лечил Аврелия. Тому вновь стало хуже, поднялся жар, и Эмбрис, как намедни, снимал его. Правда, теперь не очень волновался за жизнь друга, знал, что вместе они смогут победить болезнь. А где-то глубоко внутри он не хотел, чтобы Аврелий выздоровел быстро. Ведь это означало расставание с Дилис.

Планы подпирали. Вскоре ему нужно было любой ценой отправить послание в Арморику, чтобы союзники знали, что он жив. Потом встретиться с теми, кто его ждет здесь, на острове. На самом деле каждый день промедления мог стоить слишком многого…

Но даже великие цели, которыми он жил, отошли на задний план, и он радовался, что впереди еще немало дней в монастыре.

Ближе к ночи, проследив, что все заснули, Эмбрис вышел. Жажда увидеть девушку, побыть с ней, стала невыносимой. И у него была одна мысль. Даже скорее мечта, которую он хотел осуществить немедленно.

***

Как в предыдущие вечера Ния отослала девушек, погасила свечу и легла в постель. Сердце сжималось от сладкого предвкушения. Она не видела его весь день, волновалась немного, что ее загадочный посетитель может исчезнуть, забыть о ней. Но душа подсказывала, что так не случится.

Он пришел. Как всегда – беззвучно. Взял свечу со стола, направил на нее ладонь – вспыхнул ровный огонь, на который, казалось, не действует легкий сквозняк, ходивший по комнате. Маленькое чудо, которое даже не очень ее удивило.

Со свечой он присел рядом, осветил ее лицо. Одновременно Ния увидела, что через его локоть перекинута темно-зеленая накидка, достойная плеч короля. Как будто он собирался куда-то.

— Ты уходишь?! — испугалась она, и не стала скрывать свой испуг он него.

— Нет, просто мы идем гулять, — он поставил свечу на стол и протянул ей руку, предлагая встать.

— Ночью?! Ты предлагаешь ночью выйти из монастыря? — изумилась Ния.

— Почему нет? — с улыбкой пожал плечами он. — Ты когда-нибудь гуляла в вашем лесу под луной? Нет, конечно. Пойдем. Сейчас теплые ночи. Самое время. А если что, я захватил это, — он указал на свою накидку.

— Ты сумасшедший! И откуда у тебя одежда?! — Ния не удержалась от смеха.

— Чем больше ты похож на человека – тем меньше к тебе вопросов, — расплывчато ответил он. — Пойдем. Минуты утекают, а время рядом с тобой и так течет слишком быстро.

— А, может быть, я не хочу идти. Это ведь недопустимо! — лукаво улыбнувшись, ответила Ния.

— Тогда мне придется тебя похитить. К утру, правда, верну, чтоб ваша клуша Екатерина не подняла шум на всю страну.

Он быстро подошел к ней, подхватил на руки, а Ния инстинктивно схватилась за его плечо. Крепкое, словно железное. Такие плечи были у тех, кто тяжело работает в поле, у кузнецов и у опытных воинов.

— Кто ты там… у себя? Где-то там… Солдат? — спросила она.

— Скорее начальник над солдатами, — усмехнулся он, а в глазах мелькнуло легкое опасение, и Ния его заметила. — Пойдем, — он поставил ее на ноги и взял за руку.

Нии следовало бы сопротивляться, возмущаться и отказываться. Она знала это. Но хотелось лишь подчиниться, отдаться в его руки, дарящие сказку. Это ведь волшебство – уйти ночью гулять из монастыря.

— Но если нас заметят?!

— Не заметят. Обещаю, — с усмешкой ответил он.

Да, их никто не заметил. Он как-то сделал, что и ее шаги были совершенно бесшумными. Они прокрались по коридору, открыли щеколду, он каким-то немыслимым образом закрыл ее, стоя снаружи. И выскользнули из монастыря через заднюю калитку.

— Если духи бывают безумными – то ты этому пример! — смеялась Ния, ощущая в груди невероятное искрящееся счастье от этого приключения.

***

Они гуляли в лесу под раскидистыми кронами, через которые пробивался мягкий лунный свет. Все вокруг казалось волшебным, невероятным. Порой Нии мнилось, что она не идет, а парит над землей за руку со своим «духом». А порой он брал ее на руки, чтобы перенести через упавший ствол или глубокую яму, потом – кружил, заливаясь смехом.

Им было хорошо, как бывает хорошо тем, кто обречен полюбить друг друга.

Нагулявшись, они сидели у журчащего ручейка на его необъятной накидке. И на этот раз Ния знала, что пути обратно не будет.

Он обещал, что никогда не возьмет ее против ее воли. Но воля ее на то была. Лучше один раз быть с любимым и погибнуть потом, чем прожить безопасную жизнь в тесных монастырских стенах.

Он целовал ее, мягко укладывая на плащ, шептал ей слова любви, и Ния уже не пыталась выскользнуть, отстоять свои обеты и добродетель. Порой в голове у нее проносилось, что вот так эти духи и губят девиц. Но было уже не обидно, что оказалась одной из них.

— Ты .. будешь со мной, моя Дилис…? — услышала она его хриплый шепот. Он склонился над ней, пощекотал дыханием ее шею.

— Да… — Ния взяла в руки его лицо и чуть отстранила. — Да. Я … твоя, кто бы ты ни— был, мой бессмертный…

— Повтори, любимая…

Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, не могли насмотреться. И Ния читала в его лице искреннюю любовь да необъятное желание, а не обман и коварство.

— Да… Буду! — простонала она ему в губы.

Он накрыл ее собой целиком, впился в ее губы, нашарил подол ее рубашки…

. Ния закрыла глаза, выгнулась и отдала себя в его руки.

Это была неизбежность.

То, что должно было неизбежно с момента их встречи, произошло.

Глава 9

Короткая вечность

Предыдущая глава Следующая глава

Эмбрис брал ее нежную, тонкую, стонущую. То испуганно – от новых ощущений, то исступленно - когда он добирался до самых укромных уголков ее прекрасной души и трепещущего тела. Он сходил с ума от нежности и желания, которое так и не спадало до конца, накатывало снова и снова, даже, когда первые порывы были удовлетворены.

Где он ходил всю свою жизнь? Чем занимался, о чем думал…? Все это было всего лишь цепочкой мыслей, чувств и событий, что должна была его привести сюда, к ней. К той единственной, кто его подлинное, истинное счастье.

Он точно знал – ведь дар пророчества у Эмбриса действительно был – что добьется в жизни всего желаемого. Но никогда он не будет счастливее, чем сейчас.

Потом он успокаивающе гладил девушку, притихшую в сладкой истоме после их необузданного, и в то же время такого бережного и нежного, единения. Обнаженная она лежала перед ним, а в ее еще затуманенных безумством любви глазах он видел доверие и смирение.

Они молчали. Такие моменты не нуждаются в словах. Хоть Эмбрису столько нужно было сказать ей… Столько! Когда успеть?!

Но первой тишину прервала она. Накрыла мягкой ладонью его руку, ласково бродившую по бархатистой коже у нее на животе и сказала – без доли осуждения или обиды, просто, как констатацию факта:

— А ведь ты погубил меня. Если будет ребенок… то я погибла.

— Нет, не будет, — покачал головой Эмбрис, серьезно глядя на нее. — У нас будут дети, но потом. Не сейчас.

— Почему? — изумилась она. — Начнешь рассказывать мне, что у духов не может быть потомства? Или что для этого нужно что-то особенное…

— Примерно так, — криво улыбнулся Эмбрис. — Я сделал так, что сейчас не будет.

Он действительно не был слишком уж бесшабашен. Она сводила его с ума, но не настолько, чтобы плюнуть на все и подвергнуть девушку подобному риску.

Еще в ранней юности Эмбрис научился вызывать у себя особое состояние, в котором можно было не бояться, что на свет появится бастард. Это было лишь ненамного сложнее состояния невидимости.

Тогда ему было около пятнадцати. Традиционно юноши знакомились с плотской стороной жизни именно в этом возрасте. И обычно никаких проблем не было, ведь при войске жило немало девушек и женщин, которые умели как-то решать вопрос с нежелательным потомством.

Большинство вояк вообще не интересовало, как и что женщины делают по этому поводу. А если ребенок все же рождался, то, как правило, было невозможно точно установить, кто его отец. Ведь этих дам знало слишком много мужчин. Дитя оставалось при войске, и подчал воспитывало его сразу несколько мужчин, с которыми у его матери были хорошие отношения.

Вступив на этот путь, Эмбрис не ограничился подобными дамами. Ему приглянулась молоденькая дочка одного из капитанов. В сущности, это была своего рода честь и для капитана, и для девушки. Ведь до этого принц Амброзий ни к кому не проявлял внимания.

Без всяких препятствий со стороны отца или кого-либо еще, маленькая Дерина оказалась у Эмбриса в постели. Они провели вместе какое-то время, потом он отбыл воевать на границу и… как-то забыл про девушку. Обычное дело.

Вернулся лишь через год – возмужавший, ставший куда серьезнее, повидавший и кровь, и смерть. В том числе гибель тех, кто сражался с ним бок о бок.

Юный принц Амброзий превратился тогда в молодого военачальника Амброзия Аврелиана.

И вот этот молодой военачальник как-то мельком поинтересовался, что случилось с малышкой Дериной. Он был бы не прочь вновь увидеть ее... Им было неплохо вдвоем год назад, думал он. Может быть, ей что-нибудь нужно? Он бы позаботился о ней…

Конечно, ему рассказали правду. Вскоре после его отъезда, оказалось, что малышка ждет ребенка. Родные в общем-то не очень расстроились. Ведь даже, если родившийся бастард не будет иметь в будущем права наследования за Амброзием, то, в любом случае, ответственный молодой принц, наверняка, его признает. Тогда ребенок получит статус принца (или принцессы), а его мать всегда будет иметь теплое местечко при дворе Амброзия Аврелиана.

Таких историй было немало, главное, чтоб отец признал свой приплод, что происходило не всегда, но все же весьма часто.

Амброзий признал бы… конечно. Сердце у него было. Но… как-то все пошло не так. У маленькой Дерины приключился выкидыш, и она умерла.

Новость, что у него должен был родиться ребенок, но оба они – и мать, и дитя – погибли, даже не дойдя до родов, произвела на Эмбриса куда большее впечатление, чем все ожидали. Неделю он был мрачнее тучи. Потом решил раз и навсегда, что за ним – в отличие от многих других высокопоставленных мужчин – не будет тянуться шлейф из незаконнорожденных отпрысков.

Помочь освоится с его даром было некому. Все, что умел, Эмбрис осваивал самостоятельно. Так, он сам и научился входить в особое состояние, делавшее его временно бесплодным.

И, конечно, сейчас он не мог подвергнуть опасности свою любииую Дилис! Она родит ему детей потом, когда всегда будет подле него, в покое и безопасности. Когда он сможет сам следить, как она себя чувствует, и что с ней происходит.

Это будет. Обязательно.

Потом. Не сейчас.

— Обещаешь? — доверчиво переспросила его Дилис.

— Да, любимая моя Дилис, — он нежно коснулся кистью ее щеки.

Обратно он почти всю дорогу нес девушку на руках, магически придав себе бодрости. Она притихла, ошеломленная первой ночью страсти. Ошеломленная всем.

Покорная и тихо-счастливая.

Сам уложил ее спать на рассвете, поцеловал - на этот раз целомудренно и нежно.

И … с тех пор началась их счастливая сказка, продлившаяся еще ровно пятнадцать дней.

Их короткая вечность. Долгая и глубокая, как бездна. И быстротечная, как теплая летняя пора.

***

Они виделись каждый день.

Каждую свободную минуту Эмбрис искал возможность побыть с ней. А Ния привычно уже отсылала своих девушек, как только он появлялся.

Инвис и Аэрон тоже привыкли. Они лишь вздыхали и завидовали своей госпоже белой, беззлобной завистью. Любовь с неведомым духом...?! Что может быть романтичнее и интересней!

Но время шло. Не только Эмбрис, но и Ния ощущала, что его очень мало. Критично мало.. Что оно утекает между пальцев. А впереди ждет неизвестность, в которой ей не на кого будет опереться. Потому что ее Эмбриса, ее духа-воина, рядом не будет.

Последние два вечера Ние было совсем тревожно. Она ходила по келье из угла в угол, ожидая его. Заламывала руки, ощущая, как сердце просто рвется от непонятного, неведомой природы, страха.

Вернее, она знала, что это за страх.. Просто не хотела верить, что "это" происходит - тягостное, зловещее знание будущего. Ощущение опасности для самого дорогого, любимого существа.

Да и не думала она уже всерьез, что он дух.. Тот, кто пахнет так мужественно, у кого под утро на подбородке пробивается такая жёсткая щетина, кто отходит справить нужду, как человек - не может человеком не быть. Хотя бы частично.

Ее опасения оправдались. В тот -пятнадцатый вечер - он пришел в кольчуге и дорожном плаще.

Зажег ладонью свечу и в ее свете жадно уставился в лицо Нии.

- С рассветом я ухожу, - обреченно произнес он.

- Куда? - так же обреченно прошептала Ния.

- Я... я призван совершить нечто...- начал он свое обычное, то, что должно было поддерживать в ней иллюзию, что он пришел с Небес или ещё из какой-то грани бытия.

- Да перестань ты! - вспылила Ния. Подошла и снизу вверх с мольбой посмотрела ему в глаза. - Перестань! Я знаю, что ты человек! Не знаю, как уж ты здесь оказался, как пробирался в монастырь... Ну может, не полностью человек, а наполовину... Но даже так - если в тебе есть человеческая природа, то ты можешь погибнуть! Послушай меня, Амброзий...- она заметила, что в его обычно невозмутимом и твердом лице, появилась растерянность. - Я не знаю, что ты идёшь делать и зачем! Ты...не сказал мне. Но... я знаю, что тебе грозит страшная опасность. Не мне, остающейся здесь! А тебе... Да, знаю! Потому что у меня есть свой дар, и он меня не обманывал... Он предсказал мне, что ты придешь в мою жизнь. И он предсказывает, что уехав отсюда, ты подвергаешь себя страшной опасности. Прошу, Амброзий, любовь моя...

Он отставил свечу, порывисто обнял ее, прижал к груди ее голову.

- Да, я знаю, знаю, любимая, что будет тяжело. Знаю, что я пойду по краю. Но знаю и что... в итоге я достигну цели. Я должен идти. Я должен... вернуть нашуму острову процветание. Мир, которого он заслуживает. Просто дождись меня, прошу! - он отстранил ее голову, заключил ее лицо в чаше из своих рук. - Дождись. Я ... заберу тебя на обратном пути. Мы ... уедем далеко отсюда. И ты станешь моей женой. Ты согласна, моя милая Дилис? Жизнь моя...

Ния кивнула, сглатывая слезы. Ей было светло, радостно и ... больно от ее слов. Ведь она чувствовала, что вряд ли они сбудутся.

А еще знала, что ей не остановить его сейчас. То, что должно случится - произойдёт. Ее исступленные речи ничего не изменят.

- Верь мне! - прошептал он, склоняясь к ее губам. - Я вернусь за тобой. Если потребуется - я приду с армией, с легионом воинов... Но я вернусь.

- Хорошо, - улыбнулась она ему сквозь слезы.

А потом у них и верно осталось слишком мало времени, чтоб тратить его на разговоры.

По утру он исчез.

Словно развеялся сон.

Глава 10

Падение бессмертного

Предыдущая глава Следующая глава

Первое время после отъезда из монастыря у Эмбриса с соратниками все получалось. Они умудрились купить хороших лошадей и, двигаясь по большей части лесными дорогами, добрались до Думнонии, где правили их давние союзники.

Оттуда Эмбрис послал гонца на север. Поддержка легионеров-сорматов и романо-бриттов, что осели возле Стены десятилетия назад, нужна была ему, как воздух. Они никогда не поддерживали Вортигерна, отказали ему в помощи с самого начала. А вот у Эмбриса были шансы с ними договориться.

Эмбрис спешил. Ведь теперь его подстегивали не только собственные планы, но и мысли о Дилис. Он жаждал забрать ее, скорее быть вместе не таясь. Жениться на ней по закону, в конце концов! Дать ей положение, которого она достойна.

Подумывал, что если получится собрать союзников уже сейчас, то он все же попросит ее руки официально.

Но судьба распорядилась иначе.

Эмбрис собрал союзников в специально организованном для этого стане на севере Думнонии. Прибыли многие, очень многие… Ведь недаром молодого Амброзия называли тайной надеждой Британии. Люди понимали, что Вортигерн, начавший правление с предательства, не будет хранителем и защитником острова. Он всегда будет узурпатором и немного тираном.

… Эмбрис так и не узнал, кто их предал. Кто донес Вортигерну, что молодой лев Амброзий, чьей мести он и так побаивался, объявился в Британии и даже собрал что-то вроде «Британского совета».

Вортигерн, который иногда не спал ночам, ворочался в мыслях о том, когда и как ударит мальчишка Аврелиан, хотел задавить возможный заговор на самом корню. А для этого нужно было одно – убить самого Амброзия. Убить недобитого из его проклятой семьи! Того, чья тень так и висела у Вортигерна то ли над головой, то ли в глубинах совести, которая у него все же была.

Он натравил на союзников своих саксов. Своих цепных псов, которым была дана одна установка – убивать всех, кто будет стоять на пути к Амброзию Аврелиану. А главное – любой целой убить самого Амброзия.

Говорят, у мальчишки есть магическая сила?! Не бойтесь, это миф! Он всего лишь человек. И убив его, они спасут и себя от страшного противника в будущем! Я дам вам еще земли, если вы убьете его!

У союзников были силы, была охрана. Никто тогда не ездил безоружным. Но саксы напали под покровом ночи, выплыли, как тени из леса… Погибли бы все, если бы чутье, неведомый дар Эмбриса не заставил его проснуться от шума, неслышимого обычному уху. Шума, что не заметили ночные часовые.

Эмбрису удалось кое-как в ночной тьме разбудить воинов и даже как-то построить.

Они дрались, как никогда. Многие были убиты с обеих сторон. Амброзию с Августусом и Аврелием удалось вовремя пробиться к лошадям, и они врезались в строй нападавших, как смертоносный вихрь.

Чувствуя свою ответственность за всех, кто пришел сюда, а теперь мог погибнуть, Эмбрис дрался, как лев. Использовал все свое мастерство, и магию… тоже. Подходившие ближе враги порой отступали просто от суеверного ужаса, когда видели огненный шар в его руке…

Но все же нападавших было слишком много. А Амброзий слишком хотел защитить других. Его стащили с коня и …

Сложно сказать, сколько ран успели нанести ему саксонские мечи и ножи, прежде, чем было решено просто отрубить колдуну-воителю голову[1]… Король Вортигерн обрадуется, если ему принесут голову этого врага.

Сознание уплывало. Эмбрис слышал крики над собой, словно лежал в преисподней, а демоны бегали и кричали над ним.

Знал, что у него всего несколько секунд, чтобы что-то сделать. Ведь умирать ему нельзя! Нельзя, потому что тогда все закончится. И нельзя, потому что тогда одна девушка будет ждать его зря.

На последних остатках жизни, воли и силы он смог отвести глаза убийцам и откатиться чуть в сторону. Пока они изумленно метались, делая свои, языческие, знаки от нечистой силы, Августус с несколькими думнонийцами пробились к Эмбрису и отбили его у неприятеля.

Почти сразу после этого к границе Думнонии подоспел Вортигерн с остальными своими силами. С другой стороны- подошел воевода Думнонии с дружиной.

Вортигерн требовал выдать ему Амброзий. И … Думнония не могла одна биться со всей армией Вортигерна. Помощи же прямо сейчас ждать было неоткуда.

Но, конечно, союзники не выдали Амброзия. Представили все так, будто проклятый «колдун» ускользнул от всех. И один из оставшихся в живых саксов – из тех, кто собирался рубить голову заморскому принцу – подтвердил, что пленник вдруг просто исчез.

Вортигерн, нередко советовавшийся с магами из местных, призвал их, и услышал, что такое может быть. И теперь ни Великий король, ни Думнония не могут найти проклятого колдуна. Но следует быть начеку, ведь благодаря своей магической силе Амброзий теперь может «воскреснуть» где угодно…

В общем конфликт решили миром. Суеверный Вортигерн поверил словам своих колдунов.

В это время, Аврелий с Августусом незаметно переправили умирающего друга к морю и погрузили на корабль. Никто особо и не надеялся, что человек с такими ранами выживет. Но все же… Вдруг чудо случится, как случилось оно с Аврелием?!

Чудо случилось. Возможно, помогла его магия. Возможно – молодость и воля к жизни. Скорее всего – все вместе.

Выздоравливал он медленно и мучительно. Долго время был слаб, как старик, не мог встать, не мог поднять руку или ногу… Его мучили страшные боли, словно все его тело поджаривали на медленно огне.

Потом заново учился ходить и ездить на коне – ведь одна его нога была перебита… Держать меч – ведь ему выворотили половину мышц предплечья.

Говорить - ведь после таких испытаний бывает сложно произнести даже слово. Тело, измученное ранами, словно бы берет в плен душу и разум, прячет их от чужого глаза.

Но первое, что сделал Эмбрис спустя месяц, когда впервые смог поднять на ноги с помощью врачей и слуг – это подошел к окну. Из окна было видно море. А за морем была любимая девушка, к которой он не вернулся. Нарушил обещание.

И заклятый враг, которого теперь ненавидел еще сильнее.

Тогда же шпионы донесли Вортигерну о слухах, будто Амброзий «воскрес» то ли в Бретони, то ли … прямо в Британии, почему-то на побережье Деметии.

Вортигерн, давно зарившийся на эту страну, почти бескровно занял Дивед. Король был вынужден признать Вортигера своим «верховным». Все побережье было теперь наводнено патрулями верховного короля, обшаривали каждый угол, ища сторонников Амброзия и его самого.

Монастыри не тронули. Лишь обыскали их все, включая женские. К тому моменту спокойная, смиренная, но с тугим стержнем внутри, решительная Ния, стояла среди других монашек во дворе монастыря и инстинктивно прикрывала рукой обозначившийся животик. Свободные одежды хорошо скрывали его, но все же разглядеть было можно.

Никто не признал в беременной монашке дочь короля Деметии. Да и беременные монахини не были такой уж невероятной редкостью. В жизни много что бывает… Случается и грехопадение у монашек. А бывает их просто насилуют.

Один из солдатов, шаривших по монастырю усмехнулся, глядя на нее:

— С кем нагуляла-то, красавица? — вполне доброжелательно и чуть сально улыбнулся он. — Ты это… в следующий раз ко мне приходи. Я тебе второго сделаю! Могу прямо сейчас начать!

И они с друзьями загоготали.

— Лучше не трогайте ее! У нее ребенок от дьявола! — шикнул на воинов Блэз, тоже выгнанный во двор. — А то как бы сила нечистая против вас не обернулась!

Суеверные солдаты еще посмеялись – куда менее уверенно, переглянулись и словно ненароком отшагнули подальше от Нии.

ЧАСТЬ 2

РОЖДЕНИЕ ЛЕГЕНДЫ

Глава 11

Покаяние

Предыдущая глава Следующая глава

За неделю до прихода Вортигерна в Деметию…

Блэз вызвал принцессу, потому что ее состояние его не на шутку тревожило. Последнее время она нередко сказывалась больной и пропускала мессу. Порой бледнела, когда нужно было долго исполнять псалмы. Да и по слухам, что ходили среди монахинь, ей слишком часто становилось дурно.

К тому же она словно бы избегала разговоров с ним или сестрой Екатериной. Как будто ей было, что скрывать…

Блэз вздыхал. Не для того король отправил девочку в монастырь, чтобы она заболела. Блэз чувствовал за нее личную ответственность не просто, как за одну из сестер, находившихся под его духовной – а подчас и просто жизненной – опекой. Он чувствовал ответственность за нее, потому что она принадлежала к семье, от которой зависит будущее Деметии.

Сейчас Блэз сидел в кресле у стола и старался игнорировать боль в пояснице, что опять скручивала его пополам. И смотрел на девушку, что присела на край стула, сложила руки перед собой и глядела на него спокойно и прямо.

Но в глубине этих синих глаз он видел решимость и несгибаемую волю. Это всегда было у принцессы, он знал. Благодаря этому она смогла пойти против отца и стать монахиней.

И все же … ее невозмутимый вид не мог обмануть Блэза. Он заметил и необычайную бледность, и странное напряжение, притаившееся в ее фигуре, и то, как слегка – едва ощутимо – дрожат от волнения ее губы. И руки… руки ее словно прикрывали что-то.

Блэз не первый год жил на свете… Практиковал врачевание, приходилось ему пользовать и женщин в разных состояниях. Его взгляд прилип сперва к ее рукам, а потом… О Боже, подумал Блэз. Она же беременна! Принцесса. Монахиня. В его, Блэза, монастыре!

Не уберег…

Несколько секунд они молчали. Потом встретились глазами, и Блэз понял, что она догадалась, что он знает.

— Зачем ты позвал меня, отец Блэз? — с видимым спокойствием произнесла она.

Блэз вздохнул. Покачал головой, усмехаясь себе в ворот. Ему было горько. Он ведь сам пустил в монастырь эту опасность.

Интересно, чья работа? Августуса или самого Амброзия?

— Скажи мне, Ния, — спустя почти минуту мучительного молчания сказал он. — Ты ведь ждешь ребенка?

Девушка вздрогнула. На мгновение опустила глаза, потом подняла и посмотрела на него прямо, решительно и с вызовом.

— Да! И я … не позволю ему ничего сделать! Можешь осуждать меня… Можешь выгнать из монастыря! Все, что угодно! Но этот ребенок родится и будет жить! Он …

— Успокойся, сестра Ния… — вздохнул Блэз. Беременным не стоит волноваться. Какие бы чувства не испытывал он сам, не стоит показывать их несчастной обманутой девушке. — Просто расскажи мне все. Покайся в своем грехе. И … обещаю – я не буду осуждать тебя, насколько возможно. Уверен, ты всего лишь стала жертвой…

А про себя Блэз подумал, что картина ясна и так. Нужно только узнать подробности. И разгадать, кто из этих жеребцов сделал ребенка принцессе Деметии.

Ния уставилась на него в изумлении. Должно быть, она ожидала огненного гнева, осуждения и проклятий. Его благожелательный тон ошарашил ее. К тому же она была в таком состоянии… Кажется, пружина внутри нее разжалась.

Девушка неслышно заплакала, а потом срывающимся голосом начала рассказывать все. Блэз слушал и думал, что без магии Эмбриса тут не обошлось… Вот ведь «бессмертный»! «Божественный» - иногда его имя трактовали и так. Не устоял. Наследил в монастыре.

— В конце я … уже не верила, что он – дух. Он все делал, как человек, и … я поверила даже, что он вернется просить моей руки, — закончила она. — А теперь… теперь - я не знаю. Он не вернулся. И … вспоминая все, мне снова мнится, что он был духом, явившимся, чтобы соблазнить меня… Ответьте мне, отец Блэз! Ты служишь Богу! Ты должен знать такие вещи! Но… в любом случае это мой ребенок – ребенок от того, кого я полюбила, кем бы он ни был!

— Тихо, Ния… — сказал Блэз и устало потер рукой лоб. Он опять очень устал. А решить нужно было прямо сейчас.

Сказать Ние правду – что отец ее ребенка – тот самый Амброзий, которого то ли убили, то ли нет? И которого Вортигерн ищет по всему острову.

Нет. Никто не должен знать, что у Амброзия появилась женщина и ребенок. Даже она сама.

Быть ребенком неведомого духа безопаснее для этого несчастного малыша, чем ребенком Амброзия Аврелиана. Вортигерн вот-вот придет в Деметию, а значит, будут обыски и гонения.

Он не смог защитить девушку от искушения. Значит, защитит теперь. Как может. Пусть даже гореть ему в аду за это.

Блэз незаметно перекрестился, готовясь взять грех на душу.

— Ния, милая принцесса… — мягко сказал Блэз. — Легко было бы поверить, что этот… соблазнитель был человеком. Но, уверен, ты, взявшая на себя обеты, устояла бы перед любым человеком. Да и ни один человек не может того, что делал твой дух… Мне больно говорить об этом. Больно, что это произошло в нашем монастыре… Что наши молитвы не уберегли тебя от подобной беды. Но … конечно, вряд ли он был выходцем из ада. Этот «бессмертный» - один из духов, что живут между небом и землей. В старинных источниках их называют «инкубы». Они – наполовину люди, и могут принимать плотский образ, чтобы сношаться с человеческими женщинами и порождать на свет свое потомство… Вспомни, он знал твою душу. Он принял тот облик, что мог соблазнить именно тебя. Он говорил речи, сладкие для твоих ушей… А потом ушел, оставив тебя со своим семенем во чреве, как они это делают всегда.

— Ты, правда, веришь в это?! — изумилась Ния.

— Я уверен в этом. Поверь, мне приходилось иметь дело с подобными силами, — Блэз лгал, но сейчас ему нужно было убедить проницательную и умную принцессу в совершенно фантастической вещи. — Они действуют именно так. Никто не может отличить их от обычных людей из плоти и крови. Ведь плоть у них настоящая и кровь – горячая.

— Но его ребенок?! — вдруг испугалась Ния, и Блэз понял, что она поверила. — Он будет таким же, как отец?!

— Нет, — успокаивающе покачал головой Блэз. — Когда он родится, мы окрестим его, и если какая-то сила достанется ему от отца, то она обернется во благо Божественной волей. Не волнуйся, принцесса. Мы сделаем все возможное, чтобы спасти тебя и твоего ребенка. И тебе… я отпускаю этот грех.

Почти минуту девушка молчала. Потом тихо и твердо произнесла:

— Спасибо, отец Блэз. Я не ждала … понимания.

***

Блэз действительно всячески старался оградить Нию от слухов, сплетен и осуждения. Провел суровую беседу с Екатериной и Марией, которые догадывались, что произошло на самом деле.

Екатерина понимала и кто именно укрывался в ее монастыре, поэтому знала, что лучше хранить молчание. Любых пособников Амброзия могла ждать казнь. Мария же вздыхала и жалела бедную девушку. Эта сестра ушла в монастырь в почтенном возрасте, и еще хорошо помнила свою прежнюю мирскую жизнь. У нее умерли трое сыновей из четырех, и любой ребенок был для нее святыней.

Монахини, среди которых быстро прошел слух, что у принцессы будет ребенок от неведомого духа, разделились на два лагеря. Одни – кидали на Нию осуждающие взгляды и шептались, что на самом деле, должно быть она подгуляла с кем-то из деревни. Какой позор! Не иначе, как с молодым кузнецом – он всегда бросал на нее алчущие взгляды, когда приезжал по делам к Блэзу.

Другие – помоложе - завидовали. История любви с загадочным существом казалась им сказочной и романтичной. Тем более, что им самим никакая любовь с мужчиной не светила.

Все это не слишком касалось Нию. Она умела отрешиться от чужих взглядов и шепотков. Да и священник Блэз постоянно поддерживал ее и называл при всех «святой жертвой нечистого духа». Призывал всех молиться за нее и ее еще не рожденное дитя.

Но был кое-кто, от кого Блэз защитить не мог.

Спустя пару месяцев, когда новые порядки «вортигерновского мира» более-менее улеглись, все привыкли, что по дорогам ездят патрули, а монастыри и кузнецы регулярно обыскивают, король Деметии Айргол вспомнил о дочери.

В кой-то веки он сам приехал в монастырь. Услышав, что у ворот стоит королевский кортеж, Ния сжалась от страха. Ведь личный визит отца значил одно – он не просто хочет проведать дочку, он решил забрать ее из монастыря. Видимо, нашел ей таки мужа… Возможно – из приближенных Вортигерна, которому подчинился неохотно, но теперь считал нужным установить хорошие отношения.

Но бежать было некуда. И защиты от отца-короля ей не найти нигде. Впрочем… Ния надеялась лишь на одно. Что отец оставит ее в живых и позволит жить ее ребенку.

Остальное неважно. Ведь теперь ее жизнь была лишь в малыше, что ворочался и пинался у нее внутри, да в молитве, в которой она облегчала душу.

И еще … в воспоминаниях о голосе, глазах и руках того, кто так жестоко ее обманул.

***

Первый удар – наотмашь по лицу – обжег ее и откинул к стене. Она сжалась в комок и судорожно прикрыла руками живот в жалкой попытке защитить самое дорогое.

— С кем нагуляла, шлюха! Отвечай! — пыхтя в темную бороду, зарычал отец, шагнул к ней, поднял руку и ударил снова.. Ния завалилась в сторону продолжая прикрывать живот.

— Отец! Я не знаю, не знаю, кто он! Это дух… явившийся в ночи! — закричала она.

Было больно, малыш внутри дернулся, сама она заплакала от ужаса. Неужели, отец просто убьет их обоих?!

И ведь будет в своем праве.

— Оставь свои басни для своих дур- сестер! — лицо короля покраснело, он схватил Нию за ворот и вздернул на ноги, разъяренным взглядом уставился ей в лицо. — Кто он, отвечай!

Ния не могла говорить, да и в глазах начало мутиться. Очень хотелось жить… И не верилось, что сейчас все закончится. Он ведь не чудовище из сказок! Айргол – добрый король и нормальный отец. Просто… королевский гнев бывает сильнее разума. Отцовский тоже.

— Отец, отпусти, я все расскажу… — прошептала она. — Это не человек, это дух… Перед ними бессильны…

Айргол разжал руку, сжимавшую ворот ее платья. Выдохнул.

— Шлюха! Я нашел тебе хорошего мужа! Ты могла бы стать моим гарантом безопасности! Гарантом для Деметии! А кто теперь возьмет тебя с этим ублюдком! Аа… тварь! — Айргол опять рыкнул, замахнулся и снова ударил ее. Ния не устояла и упала на пол.

— Правитель… ты убьешь ее. Позвольте мне сказать, — послышался вдруг от двери голос Блэза. Айргол обернулся на него, а Ния тихонько отползла к своей кровати, оперлась на нее и медленно начала подниматься. Вроде бы она еще жива… И малыш жив. Наверно…

— Аа! — зарычал Айргол. — А ты, священная морда! Что у тебя тут творится! Что за мужики шляются по твоему монастырю?!

Блэз покаянно склонил голову.

— Правитель, в нашем монастыре не бывает мужчин. Позволь, мне сказать. Принцесса говорит правду. Дух-инкуб…

— Ты будешь рассказывать мне сказки? — сурово сверкнул глазами на Блэза король. Но, видимо, он начал успокаиваться. Даже поглядел на Нию с определенной долей жалости. Протянул руку в ее сторону, чтобы помочь подняться. Ния ее не приняла.

— Нет. Я всего лишь хочу поведать тебе правду, прежде, чем у принцессы начались преждевременные роды, от которых она может умереть, — мягко сказал Блэз. — Пусть девушки позаботятся о твоей дочери. Прошу тебя, — Блэз снова поклонился. — Пройдем и поговорим в моей обители.

Король хмыкнул, задумчиво посмотрел на дочь и вышел с Блэзом.

Глава 12

Решение короля

Предыдущая глава Следующая глава

Блэз умел быть убедителен. К тому же король уважал его, иначе не отправил бы дочку именно в этот монастырь. Ему удалось почти полностью уверить Айргола, что отец его внука – неведомое создание. Вызвали прислужниц Нии, они подтвердили, что много раз слышали, как их госпожа разговаривает с кем-то невидимым, слышали странные вздохи и стоны, но к принцессе точно не заходил никто во плоти.

Что они видели, как сами зажигались свечи и как беззвучно открывалась дверь под рукой кого-то невидимого…

Айргол, не чуждый ни религии, ни суевериям, задумался.

Спустя пару часов он вернулся к дочери, которую сестра Мария уложила в постель. У Нии был уже большой срок, и после избиения, Мария всерьез опасалась, что это не пройдет для принцессы так просто.

— Прости, что побил тебя, — сказал Айргол, присев рядом с ней. — Я буду рад, если это исчадие ада сдохнет. Но тебе я смерти не желаю. Ты все же моя дочь.

— Ты был в своем праве, отец, — равнодушно ответила Ния. Она чувствовала, что никогда не сможет забыть этих ударов, этой его жестокости. Прежним суровым, но добрым, отцом он для нее уже не будет.

— Так что, говоришь, дух? — усмехнулся в бороду Айргол.

— Боюсь, что так, отец. Тебе некого покарать. Мне жаль.

—Что теперь сделаешь… Будешь сидеть в этом монастыре, пока он не родится. И потом … тоже. А если от ребенка будет какой-то вред - мы его уничтожим. А пока… не хочу видеть у себя в Моридунуме дочь, которая опозорила меня. Ты хотела гнить в монастыре – теперь можешь делать это сколько угодно. Я дарую жизнь вам … обоим. Такую жизнь, как ты хотела, — Айргол поднялся на ноги.

Ния лишь заметила мельком, что в его глазах куда меньше злости, чем в словах. Он просто должен ее наказать. Но дает ей то, чего она больше всего хочет. Покой в монастыре. И жизнь для ее ребенка.

— Благодарю, правитель, — ответила она. — От ребенка не будет вреда. Он вырастет учеником Блэза. Богобоязненным и смирным. А если будет девочка – станет монахиней.

— И… да… — усмехнулся Айргол. — Не думай, что у твоего сына будет право на трон Деметии. У нас правят достойные мужи, а не дьявольские ублюдки… Даже, если все твои братья полягут в битвах, этому бастарду трон не достанется.

Конечно первое время после визита короля, сама Ния и все ее близкие волновались за ребенка. Но малыш по-прежнему активно пинался, подавал все признаки жизни. А Ния облегченно прикладывала руку к животу и с радостью ощущала в себе новую жизнь.

Она ведь правда любила этого ребенка, несмотря ни на что. По-прежнему она не знала точно, кем был его отец. Но теперь это стало не так уж важно. Она знала только, что любит его также сильно, как в день их прощания. И если бы не ребенок у нее внутри, то сошла бы с ума от тоски.

Конечно, в ней было немного обиды, что он ее бросил – как дух-инкуб или как простой мужчина – но это чувство не могло пересилить любовь и отступало, как только она вспоминала его синие глаза и твердые руки воина, способные быть такими нежными. Вспоминала его слова и прикосновения. И тогда душа подсказывала ей, что он ее не бросил. Что он нарушил обещание не по своей воле. Просто что-то не позволило ему вернуться за ней.

В конечном счете, если он дух, может у них есть свои правители, которые запрещают им связывать себя с земными женщинами надолго?

А еще… иногда, слушая слухи про Амброзия из плоти и крови – того, что ненадолго объявился в Британии и вызвал водоворот событий – ей остро кололо сердце. И тонкое, едва ощутимое подозрение рождалось в душе.

Но, так или иначе, иногда Ния была даже счастлива, сидя в солнечных лучах у моря, положив руку на живот. То, что она предчувствовала когда-то, все же случится. Она стала монахиней, но ребенок у нее будет.

И если это будет мальчик, то она назовет его Эмбрис. Среди валлийцев немало мужчин с таким именем, никто ничего не заподозрит.

А еще, глядя на море, ей мнилось, что сейчас на горизонте покажется корабль, на котором ее неведомый человек-дух приплывет за ней и заберет в какую-то свою дивную страну. Иногда ей даже верилось в этом.

***

Первое время Эмбрис просто сходил с ума от невозможности прямо сейчас отправиться за своей Дилис. Но не только его приближенные, но и собственный разум, подсказывал, что это будет подобно самоубийству и почти с полной гарантией подвергнет опасности любимую.

У него еще не было сил – ни военных, ни просто своих, физических – чтобы завоевать свою землю. А шпионы доносили, что Деметия и многие другие страны окончательно признали главенство Вортигерна. Что все побережье усыпано сторожевыми пунктами, и корабли в портах прочесывают в поисках кого-либо, имеющего отношения к Аврелиану. Даже переписка стала почти совсем невозможна.

Эмбрис понимал, что он должен действовать наверняка. Нанести Вортигерну один решающий удар. Безошибочный. Ведь у него будет только одна попытка. А чтобы создать армию, способную на это, потребуются еще годы. Это стало ясно теперь, когда попытки собрать силы прямо в Британии обратились прахом.

Сначала нужно прийти в Британию с большой силой. И тогда британцы встанут на его сторону. Ведь сила – не меньший аргумент, чем добрая слава его семьи.

А значит… Дилис придется все же вывезти тайно. Через какое-то время, когда в Британии все немного успокоится. Когда можно будет причалить прямо рядом с монастырем и увезти ее.

Об этом он думал днем и ночью. Обо всем этом. Тосковал по своей любимой. Иногда волновался, как она примет его теперь, когда его лицо пробороздили два глубоких некрасивых шрама, когда он припадает на левую ногу, да и все тело в уродливых рубцах.

Он сильно заматерел. Между бровей пролегла постоянная мрачная складка, губы сложились в упрямую твердую нить. Уже никто не назвал бы своего военачальника молодым. В двадцать три года он выглядел старше. Смотрел, как зрелый мужчина, говорил редко, резко и только по делу. И все подозревали, что останется таким на всю жизнь.

А в душе, под мрачным суровым лицом он хранил свои цели и образ девушки из монастыря.

И все же Эмбрис нашел способ связаться с Деметией. Не имея возможности забрать Дилис, он должен был хотя бы послать о себе весть. И сделал это.

Пришлось покаяться Блэзу во всем, но Эмбрис доверял учителю, как себе, и верил, что тот поймет его и поможет.

***

Спустя буквально несколько дней после отъезда короля, Блэз получил письмо из Арморики[2]. Весьма странное, ведь они с отцом Беланиусом давно не вели переписку. Впрочем, у Блэза хватило догадливости понять, кто пишет ему на самом деле.

Когда-то Блэз был одним из тех, кто собрал и отправил десятилетнего Амброзия и его новорожденного брата в Арморику, ведь стало ясно, что Вортигерн не остановится на убийстве их венценосного брата, попробует убрать всех законных претендентов на престол. Беланиус отправился с мальчиками, Блэз же остался в Британии. Первое время они вели переписку, из которой Блэз узнавал об успехах своего ученика. Потом Аброзий подрос и писал учителю уже сам, а переписка с Беланиусом сама собой сошла на нет.

С первого взгляда это было малосодержательное письмо старого друга, который настоятельно предлагал возобновить переписку и рассказывал о своей жизни, о прихожанах своего храма, о том, сколько овец забили местные жители, и какой у них там кузнец… Но Блэз догадался поводить свитком над свечой, ведь когда-то он сам научил Амброзия таким старинным приемам тайнописи.

Между малозначительных строк, выведенных рукой пожилого Беланиуса, проступили другие строки, которые Амброзий написал молоком своим четким, стремительным почерком[3].

Глава 13

Решение Блэза

Предыдущая глава Следующая глава

Эмбрис сообщал, что жив. Что друзья вывезли его в Арморику, и он будет готовить новую наступательную операцию, которая потребует многих лет подготовки. И еще … он каялся во всем. Блэз грустно усмехался, читая его откровения. Все это он и так уже знал или предполагал. Единственное в чем он не был уверен, это что Эмбрис полюбил девушку, а не просто соблазнил, страдая от скуки в провинциальном монастыре.

Теперь же стало ясно, что принц полюбил по-настоящему.

Он писал, что его гложет разлука с любимой. Что он страдает от того, что не смог вернуться за ней. И просил рассказать ей правду о том, кто он такой. Передать весть, что он жив, что скоро приплывет за ней – ему нужна лишь весть от Блэза, насколько загружено войсками побережье вблизи от монастыря. Внизу свитка было даже любовное послание, которое Эмбрис просил отдать Ние.

Блэз вздохнул. Ему опять нужно было принять тяжелое решение. Стоит ему сообщить этому бешеному принцу, что его любимая ждет от него ребенка, что ее отец чуть не прибил девушку, что она страдает – и он примчится в Британию, забыв обо всех опасностях. И, скорее всего, подставится во время очередного обыска. К тому же, везти Нию через море сейчас, когда возле побережья пиратствуют пикты и ирландцы…

Будет именно так. Блэз знал душу влюбленных.

Ведь убедить влюбленного мужчину подождать, может быть – годы – невозможно.

Блэз принял решение, которое казалось ему единственно-верным. Принял, скрепя сердцем, принимая одновременно всю боль, что оно принесет ему в будущем.

Потому что он должен спасти этих несчастных молодых людей. Даже против их воли.

Когда-нибудь Аброзий должен стать верховным королем Британии. И тогда он обретет свою Нию и их ребенка. Сейчас же нужно дать время, чтобы история свершилась.

Блэз взял на душу еще один грех. Он опять солгал.

Не показал письмо принцессе, ни о чем ей не сказал.

А Эмбрису написал, что на западе Деметии прошло морово поветрие – это было правдой, болезнь действительно поражала многих в деревнях, хоть пощадила их монастырь и королевский двор в Моридунуме. И Ния умерла от болезни.

Умерла. Значит, Эмбрис не поплывет в Британию. И все останутся живы. Ради будущего, которое однажды придет.

***

Эмбрис действительно доверял Блэзу. Ему и в голову не могло прийти, что старый учитель лжет. Получив ответное письмо, тоже написанное молоком, первые минуты он не мог поверить тому, что открылось.

Умерла.

Его Дилис, его истинная… умерла?

Это он должен был умереть в руках саксов!

Это ему должны были отрубить голову. Или он должен был загнуться от ран, пока друзья везли его на родину в трюме корабля. Но он, проклятый «бессмертный», оказался на редкость живучим!

Зачем, спрашивается…

Зачем... Если теперь у него не осталось ничего в душе. Лишь выжженная пустошь, и в ней только одно живое чувство – желание отомстить Вортигерну за бесконечную череду смертей его близких. Ведь это нападение Вортигерна не дало ему вернуться за Дилис!

Вовремя увезти ее, уберечь от мора и всех бед, что сотрясают несчастный остров Британия. Боже! Если бы только он был рядом. Он смог бы вылечить ее, как вылечил Аврелия…

Он бы… если бы…

Ни одна жилка не дернулась у Эмбриса на лице. И без того сведенные брови не сошлись к переносице еще больше. Он просто замолчал надолго и отменил все аудиенции на тот день. А когда пришла ночь – воинственный лев Амброзий, закаленный солдат и стратег – лег лицом к стене и плакал впервые со времен своего детства, закончившегося в день смерти старшего брата.

В былые времена он мог иногда увидеть в пламени или воде произошедшее. Или образы тех, кто находится вдали от него. Но после ранения магия оставила Эмбриса. Возможно, он потратил всю свою силу, чтобы выжить и выздороветь.

Магия ушла, но остался острый ум, несгибаемая воля и желание достичь своего. Теперь, без его Дилис, только цель у него и осталась. На достижение этой цели он и бросил всего себя.

Стал совсем суровым и неразговорчивым. По-настоящему близок теперь был лишь со своим братом-подростком Максимом, воспитывал его не хуже иного отца.

И собирал армию, которая должна была совершить задуманное. Привлекал не только бриттов, но и галлов, а главное – потомков аланского войска, что когда-то прошлось по Бретани и осталось там. Ведь аланы – это кавалерия. Это большие лошади, длинные копья и мечи. И … знамя с красным драконом. Ему удалось с ними договориться.

Строил свою регулярную армию, способную и воевать, и сооружать дороги да укрепления, и содержать саму себя, подобно легионам прошлого.

Теперь ему нельзя было ошибаться, и Эмбрис продумал все наперед. Пусть уйду годы, но у него будет все нужное, чтобы ударить один раз и попасть прямо в цель. Это было не сложно.

Ведь легко думать и рассчитывать, когда у тебя не осталось сердца.

С женщинами он больше не сходился. Не выбрал себе ни жену, ни постоянную наложницу. Лишь изредка использовал живущих при войске дам с понятной целью. Мало того, что он проклят – женщины, которые трогают его сердце, умирают, он имел возможность уже дважды в этом убедиться - так еще и сам не представлял рядом с собой никого из них.

У него была Дилис, его подлинная, его истинная. Недолго, но была. А больше ему никто не нужен.

И у него не родится сын. А его будущий трон унаследует брат. Эмбрис твердо решил это для себя.

Глава 14

Мирддин Эмбрис

Предыдущая глава Следующая глава

Глубокой ночью в дверь постучали. Блэз, который и так не спал, ожидая вести о рождении ребенка принцессы, кинулся открывать.

— Ну что, родила? — выдохнув, спросил он у пришедшей Марии. Она запыхалась, выглядела усталой и измученной.

— Нет, отец, — покачала головой Мария. — Я думаю, вам следует самому посмотреть… Мы с носительницей полагаем, что ребенок повернут неправильно…

Господи, только не это, подумал Блэз. Ведь это почти всегда означало смертный приговор для матери. Он вымыл руки, пользуясь, стоявшим в углу кувшином и поспешил в келью принцессы.

Ния была совсем измучена. Не способная разродиться, она пыталась тужиться, стонала, потом затихала, закусывая губы. Чувствовалось, что силы женщины на исходе.

Увидев его, она глухо простонала:

— Я умру, да… отец? Скажи мне! За свой грех… я умру?

— Подожди, девочка, — себе под нос прошептал Блэз. Присел рядом и осмотрел ее.

Да, ребенок действительно был расположен неправильно. Родить она не могла. При виде его лица, в глазах и без того замученной принцессы, появился ужас.

— Спасите его… — прошептала она одними губами.

Блэз понимал, о чем она говорит. В таких случаях был один выход – вскрыть живот несчастной матери и попробовать спасти хотя бы ребенка.

Ну нет же! Господи, неужели ты уже наказываешь меня за ложь!? Но наказывай меня, не ее! Блэх ощутил, как сердце заливает отчаяньем и болью.

Неожиданно подле Блэза встала Мария.

— Отец, вы знаете, кто может помочь. Если он не сможет – то не сможет никто.

Блэз обернулся к ней, и они встретились глазами. Во взгляде пожилой сестры была несгибаемая воля. Если он не даст согласия, то, пожалуй, эта женщина будет действовать сама.

Блэз обреченно покачал головой… Она права. Права, как бы не хотелось ему принимать это решение.

— Хорошо, пошлите за ним, — произнес он. — Хотя никогда еще нога этих дьявольских отродий не ступала в нашем монастыре! — с досадой добавил он.

— Я уже послала за ним пастушка, что ходит у монастыря, — с опаской ответила Мария. — Простите, отец. Я боялась потерять принцессу и ребенка.

— Мария! Как ты могла! — накинулась на нее Екатерина. Но тут Ния опять застонала, и все замолчали.

Повисла глубокая тишина, прорезаемая лишь страшными звуками, издаваемыми несчастной роженицей. И в этот момент дверь бесшумно открылась.

Он стоял в дверном проеме. Все такой же высокий – годы не согнули его. В длинном сером балахоне и с посохом в правой руке. Седые волосы и борода спадали на одежду. В строгом лице с орлиным носом были спокойствие и сосредоточенность.

Жрец старой религии. Друид, как называли их кельты.

Он жил неподалеку, в пещере холма, и местные жители в тайне от своих священников и властей обращались к нему за помощью, когда кто-то тяжело болел.

Блэз знал, что с немногими приспешниками он по-прежнему проводит и свои секретные обряды. Хоть они давно были вне закона.

— Не думал, что ты согласишься, священник— сказал он Блэзу.

— Только сегодня, — сжав зубы ответил Блэз.

Несколько мгновение они смотрели друг на друга, потом Блэз опустил глаза.

— Ты можешь помочь… ей. Им! Это принцесса Деметии… Помоги, жрец, если можешь!

— Я знаю, кто это, и чьего ребенка она носит, — раздельно произнес друид.

Звали его Варден, что означало «долина зеленых холмов». Христианского имени у него, конечно, не было.

Его взгляд дал Блэзу понять, что, возможно, он знает настоящую правду. Не про «неведомого духа», а, что в монастыре укрывался Амброзий.

— Я помогу, — продолжил Варден. — Но у меня есть условие.

— Какое? — Блэз плотнее сжал зубы. Он понимал, что помощь дьяволова приспешника не будет бесплатной. Воздух зазвенел между ними. Был предел, за который Блэз не мог перейти. Например, он не позволит друиду забрать ребенка – слышал, иногда они требовали такую плату.

— Родится мальчик, — произнес древний маг. — Ты позволишь ему приходить ко мне.

Воздух зазвенел сильнее.

— Он будет крещен в истинной вере, — ответил Блэз твердо.

— Мне все равно. Пусть. Мы служим одному Богу, священник. Бог Един, чтобы ты не думал об этом. Я хочу лишь, чтобы он приходил ко мне и перенял мои знания. Он станет великим и во все времени будут помнить о нем, когда все мы давно уйдем за грань.

— Ты хочешь учить его своей поганой магии?! — вспылил Блэз.

— Я хочу сделать его спасителем Британии, — спокойно ответил Варден. — Тебе выбирать.

Блэз помолчал, потом опять опустил глаза и покачал головой, усмехаясь.

— Приступай. Мальчик будет приходить к тебе, если захочет. Я не буду препятствовать. Но я буду молиться за его душу.

Варден сосредоточенно кивнул, отставил свой посох, стремительно подошел к роженице и положил руки на ее необъятный живот.

Блэз не знал, что делал этот маг. Возможно – применил свою силу. Возможно – просто сумел как-то повернуть ребенка.

Но спустя двадцать минут, после вечности криков роженицы, Ния родила здорового мальчика. Обычного ребенка, отличавшегося от других новорожденных лишь одним – у него были длинные черные волосы.

Варден принял младенца в свои руки и поднялся. Ребенок заорал, впервые вдохнув воздух, а друид поднял его вверх и возгласил:

— Я, принявший тебя в мир, Варден Большой Холм, нарекаю тебя Мирддин – в честь своего божественного покровителя!

Ния, обессиленно лежавшая внизу, слабо протянула руки в сторону мальчика.

— Эмбрис… Его буду звать Эмбрис… — прошептала она. — Как его отца… Позвольте…

— Мирддин Эмбрис, — заключил друид и положил мальчика Ние на грудь.

***

Спустя четыре года…

Ласковое солнце позднего лета заливало светом монастырский двор. Ния вышла, на ходу прикрыв голову накидкой.

Во дворе ее маленький Эмбрис сидел на корточках и кормил с руки двух белок, которые подходили к нему без всякого опасения, трогали его маленькую ручку своими лапками, потом деловито засовывали семена с в рот. Вид у них при этом был такой шаловливый, словно они воровали еду, а не ели предложенное.

Тут же рядом, пасся на земле величественный черный ворон. Он поглядывал на белок, явно собираясь кинуться спасать хозяина в случае любых агрессивных действий со стороны лесных жителей. Впрочем и Ния, и, вероятно, сам ворон, знали, что это никогда не понадобится. Животные льнули к Эмбрису, просили ласки. Иногда Ние казалось, что ее сын понимает все те звуки, что издают звери, а, может, читает их мысли.

Вот и сейчас чуть подальше стоял коричневый с белым пятном теленок из монастырского хлева и терпеливо ждал, когда ему перепадет доля ласки и тепла от мальчика.

Первым вестником, что Эмбрис имеет какую-то власть над силами природы, был ворон. Он ворвался в открытое окно кельи через неделю после рождения Эмбриса, уселся на стол так, чтобы хорошо видеть младенца, спящего в колыбели.

И остался там. Улетал на охоту, но каждый день возвращался. Блэз ворчал, что странная птица, вся черная, должно быть тоже дьявольская.

Но выгнать пернатого стража было совершенно невозможно. Даже, если сестры, размахивая веником, заставляли его вылететь наружу, спустя какое-то время он обязательно прилетал обратно. В итоге все смирились с его присутствием. Ния назвала его Мирддин, как и сына. Как-то, когда она назвала сына его вторым именем, ворон взлетел и опустился ей на плечо. С тех пор так его и называла. И это была одна из причин, почему ее маленький сын всегда был для нее «Эмбрисом». Вторая причина была ясна без объяснений.

Первое время Ния с сыном жили в ее келье. Забота о младенце совершенно не обременяла принцессу. Во-первых, она глубоко и сильно любила своего мальчика, который с первых дней напоминал отца своими черными волосами, смуглой кожей и серьезным взглядом глаз. Глаза, кстати, очень быстро стали синими, как у матери и отца. А, во-вторых, в монастыре хватало желающих помочь с малышом.

Даже те монахини, что прежде осуждающе глядели на «подгулявшую» принцессу, теперь соревновались за возможность понянчить младенца, а потом, когда он подрос – погулять и поиграть с ним. Впрочем, внимательная мать Ния оставляла для этого не так много возможностей, отдавая предпочтение, как воспитателям сестре Марии, спасшей ей жизнь, и отцу Блэзу.

Блэз, а иногда и Ния, уже учили Эмбриса грамоте и считать. Обычно никому не приходило в голову делать это с четырехлетним ребенком. Но Эмбрис был такой смышленый, такой умный, что схватывал на лету. Ему нравилось не только играть, но и учиться чему бы не учили.

Когда мальчику исполнилось три года, Блэз счел, что ребенку мужского пола не дело жить среди монахинь, и для Нии с Эмбрисом построили небольшой отдельный домик, уютный и чистый. С тех пор каждое утро бойкий черноволосый малыш выбегал из него на монастырский двор, рвался помочь монахиням принесли ведра с водой (что ему всегда запрещали) и дарил своей лаской всех животных, что жили тут или прибегали из-за стен монастыря.

В свои четыре года мальчик был крепким, крупным и активным. А чертами лица действительно напоминал того, другого Амброзия. Своего отца.

— Эмбрис, мальчик мой любимый, может быть хватит? — с улыбкой сказала Ния, подойдя к сыну, окруженному животными. Наклонилась и взяла его за руку. Эмбрис послушно поднялся и посмотрел на нее своими умными глазками. — Пойдем, ты уже всех накормил, —добавила она.

— Куда? — серьезно спросил мальчик.

— К дедушке Вардену. Согласен?

— Оо! К деду Вардену! — обрадовался Эмбрис и даже запрыгал. Ходить к друиду ему нравилось больше всего на свете. Тем более, что на обратном пути можно было встретить много дикий зверей, которые подходили к нему знакомиться.

— Да, пойдем, мы давно у него не были, — улыбнулась Ния. Для нее самой эти походы были возможностью погулять и побыть где-то за пределами монастыря. А еще в пещере у Вардена было так уютно, так спокойно и как-то … волшебно, что Ния ощущала себя почти счастливой.

Как только они вышли за пределы монастыря, трое воинов из охраны монастыря и Нии тронулись с места и пошли за принцессой с сыном на некотором отдалении. Отец-король не посещал монастырь. Лишь один раз приехал поглядеть на внука, бросил «крепкий парень» и уехал. Но приставил трех воинов следить за монастырем и обеспечивать безопасность своей дочери. Толк от них был – когда приходили очередные патрульные от Вортигерна, разговаривать им приходилось с этими вояками. И уж всяко они не давали никому косо смотреть на Нию и ее сына.

Блэз, конечно, переживал, что возле женского монастыря все время ошиваются молодые мужчины. Но сделать ничего не мог. А монахини, хоть и делали вид, что их это не волнует, кидали на них игривые взгляды.

Хотя дальше этого никогда не заходило. Ния так и оставалась единственной жертвой мужского внимания в монастыре.

***

Увидев, что хозяева вышли из монастыря, ворон Мирддин полетел вслед за ними. Ему нельзя было оставлять мальчика, это он знал точно. Своим верным и сильным сердцем он принес клятву преданности молодому магу, как только неведомая сила привела его в монастырь. С тех пор Мирддин (гордившийся, кстати, данным ему божественным именем) повсюду сопровождал его.

Даже, когда мальчик шел к его прежнему хозяину Вардену.

Глава 15

Интермедия: страсть верховного короля

Предыдущая глава Следующая глава

«Да нет же! Нет!» — крутилось в голове у Ронуэн. Она влетела в своей покой недавно выстроенной крепости.

Это мощное укрепление вождь саксов и отец Ронуэн Хенгист построил в кратчайшие сроки, пользуясь милостивым разрешением Вортигерна. А заодно призвал с родины своих сторонников, среди них была и она, Ронуэн, одна из немногих саксонских женщин, что прибыли на землю Британии в те времена.

В Британии Ронуэн нравилось – приятная природа, много земли, где можно скакать на коне, благодатный климат. Не нравилась ей лишь роль пришельцев, тот факт, что их пребывание здесь целиком и полностью зависело от милости или немилости Вортигерна.

Не нравилось это и самому Хенгисту, но в ответ на слова дружинников, что нужно просто завоевать остров, он отвечал, что кельтов здесь пока слишком много, нужно пользоваться хитростью, а не силой.

Эти слова были поперек сердца воинственной Ронуэн. Подобно многим женщинам ее племени, она владела оружием и мечтала идти в битву. Ее сердце кричало, что слава и новые владения завоевываются силой копий и мечей, а не силой лживых речей.

А то, что произошло теперь заставило ее душу и вовсе пылать от негодования.

Ну не выдаст же он меня за него, думалось ей, когда она, пытаясь отдышаться, стояла, уперевшись руками в стену.

Произошедшее в тот вечер так и стояло перед глазами…

Вот отец говорит ей взять рог с хмельным напитком и пойти к Вортигерну. Король сидит на почетном троне, поставленном для него саксами. Он еще не старик, просто зрелый воин, крепкий, как священные дубы, седой, бородатый, с тяжелыми чертами и отпечатком вечной думы на лице, но восемнадцатилетней Ронуэн он кажется слишком старым.

Отец подталкивает ее в спину, и она своей гордой летящей походкой вынуждена идти к нему на глазах у всех. А вот, согласно обычаю, она опускается перед королем на одно колено и протягивает ему рог.

И в этот момент, Вортигерн неприятным жестом приподнимает ее лицо за подбородок.

Любого дружинника отца она раскатала бы в лепешку за подобное! Но королю бриттов, от которого они все зависят, она должна быть покорна, смирив свое непокорное сердце.

Они встречаются глазами.

Да, Вортигерн еще не старик... И даже красив суровой мужской красотой. Но Ронуэн не видит этого, она видит лишь внезапно вспыхнувшее в его глазах восхищение и следующую за ним похоть.

Ведь она и верно была красива! И знала это. Высокая, почти как мужчина, стройная и крепкая, как молодое жизнелюбивое дерево. Зеленоглазая, с пышными золотисто-рыжыми волосами, струившимися ниже пояса по ее зеленому платью.

А потом… Он принял кубок из ее рук, выпил за ее здоровье. И усадил ее подле себя. Его руки беспрепятственно ложились на ее волосы и Ронуэн передергивало. А отец молчал, молчал… в его взгляде мелькало даже удовлетворение.

Вортигерн обращался к ней со сладкими речами и все больше хмелел. Ведь саксы знают толк в таких напитках! А потом поднялся на ноги и при всех попросил у Хенгиста Ронуэн в жены…

Ибо, сказал король, он полюбил девицу с первого взгляда, и жизни своей не мыслит, если она этой же ночью не будет принадлежать ему.

Кажется, Хенгист даже не удивился…

Он прогнал Ронуэн в ее покои, оставил Вортигерна мучиться от нетерпения, и уединился со своем и приближенными – братом Хорсой да другими видными дружинниками, чтобы решить вопрос о брак.

Теперь Ронуэн, так и не верила до конца, что где-то там, за закрытой дверью, отец решает ее будущее без ее ведома. Он всегда был добр с ней. Всегда позволял ей все, что она хотела.

Не верилось, что теперь он будет принуждать ее к ненавистному браку.

Вернее, к браку ради земель и благополучия.

Ронуэн еще никогда не любила. Но хотела, чтобы ее избранником стал могучий воин, молодой (хоть и постарше нее), страстный и в битве, и в постели. Красивый, сильный и необузданный, как сама Ронуэн.

И, конечно, он должен быть из ее народа! Всадник на высоком коне, несущейся в бой с развивающимися волосами!

Одна из девиц, что служили при Ронуэн несмело приблизилась к ней.

— Я могу чем-нибудь помочь, госпожа… — девушка была из бриттов, ее чужеродный говор взбесил Ронуэн.

— Только одним – выйдите все! — ответила она.

Потом сбавила голос, она понимала, что ни одна из девиц, приставленных к ней «ради приличия следовать обычаям новой родины» ни в чем не виновата.

Девушки с опаской оглядываясь на пышущую гневом Ронуэн, вышли.

И как раз в этот момент, чуть не сбив с ног одну из них, широким, подчеркнуто тяжелым шагом, вошел Хенгист.

Его темно-рыжие брови сошлись над переносицей, в лице было удовлетворение наравне с … сомнением. Видимо, он все же опасался, что не сможет заставить дочь сделать то, чего она не хочет.

Вернее, что ему будет трудно перешагнуть через себя и заставлять любимое дитя. Далеко не глупая Ронуэн с легкость прочитала это в нем.

— Собирайся, дочь, — мрачновато сказал Хенгист. — Вас с Вортигерном обвенчают сейчас же. По их обычаю, ихний жрец, готовый сделать это, уже тут.

— И что, отец?! — Ронуэн специально вдохнула и выдохнула, чтобы не начать кричать и биться от горя. Она выдержит это. Примет свою участь с прямой спиной и сухим лицом, как положено воину. — Ты позволишь, чтоб этот старик взял меня в жены по их поганому обычаю?! То есть на самом деле я даже и женой не стану? Отдаешь меня в наложницы? Об этом вы говорили с дядей Хорсой и другими? Что ради новых земель недурно отдать твою дочь на ложе местному королю?! Так?

Она уставилась ему в лицо своими зелеными глазами. Хенгист поморщился, потом сделала пару решительных шагов и схватил дочь за плечи. Больно сжал их, нависая над ней. Хенгист – вождь саксов – был просто невероятно высок и силен.

— Не смей говорить так!— рявкнул он.

— Да?! Тебе не нравится правда отец? Не знала. Мой отец, которого я почитала говорил правду и добывал себе славу честным копьем да мечом! Гнев Вотана[4] падет на тебя, Хенгист, за то, что ты совершаешь сегодня!

— Не смей взывать к богу! — вспылил Хенгист. Но тут же успокоился, отпустил ее плечи и усмехнулся. — Впрочем, продолжай. Мне нравится, как ты сражаешься своим умом и сердцем. Ведь… Вотан благоволит не только тем, кто крепко держит оружие, но и тем, кто крепок разумом достаточно, чтобы одолеть противника в битве не оружия, но ума. Поэтому я веду эти речи с Вортигерном. И поэтому … ты выйдешь за него. К тому же, ты права, что их поп обвенчает вас, но это не будет значить ничего для нашего народа. Вас не скрепят священные узы, и от тебя не потребуется верности супругу всей душой. Ты будешь … — он снова внимательно поглядел на нее. — Слышишь меня, Ронуэн, ты будешь … вливать в его уши сладкий мед, что я дам тебе. И меня он будет слушать, как отца, ведь отцом я ему и стану.

— Он старше тебя, а его сыновья – старше меня!

— Неважно. Женившись на моей дочери, он должен будет признать меня своим отцом и первым советником.

— Да, я понимаю, чего ты хочешь, отец! — всплеснула руками Ронуэн. Отвернулась на мгновение, чтобы скрыть слезы, что просились на глаза против ее воли. Потом уставилась на Хенгиста. — Понимаю! Знаю, что ты хочешь блага нашему народу. Что хочешь получить власть над душой этого «короля»! И… понимаю, что я должна. Знаю, что долг вождей отдавать свое ради блага всех… Просто я… не хочу быть той жертвой, что принесет наш народ ради обладания этим островом.

— А, если я попрошу тебя? — вдруг мягко произнес Хенгист. — Не прикажу, а попрошу? Ради нас всех. По воле Вотана страсть к тебе запала в его душу и тело. Не я, но бог наш, избрал тебя той, что ляжет под жертвенный нож. И твоею кровью благословятся те наши потомки, что будут жить на этом острове! Тебя они будут благодарить за свою жизнь!

Он протянул ладонь и мягко погладил Ронуэн по щеке.

— Сделай это для нас, Ронуэн. Ты ведь знаешь, что нам нужен этот остров.

Ронуэн не выдержала. Слезы все же потекли по щекам. Отец знал ее душу. А душой она была дочерью вождя и вождем. Из тех, кто ведет за собой и «отдает свое ради всех».

— Хорошо, я сделаю это. Лучше идти самой, чем дождаться, когда тебя потащат на алтарь насильно, — сказала она. — Но, клянусь Вотаном, отец, если я не смогу терпеть ласки этого короля – я зарежу его!

— Не смей! — шикнул Хенгист. — Его сын Вортимер[5]… в отличие от Вортигерна ненавидит нас. Наш ставленник – старый Вортигерн, его же сыновья – враги. И их тебе придется опасаться больше всего… Ведь они никогда не забудут свою мать.

***

После непонятного Ронуэн венчания по чужим обычаям, девушки одели ее в особую рубаху из тонкой ткани и отвели в покои Вортигерна.

Рубаха была из мягкого струящегося материала, ее привезли когда-то из Рима, и она почти полностью просвечивала, делая женское тело доступным жадным мужским взорам.

Все происходило, как во сне, и, как во сне принимала Ронуэн свою участь. Думала лишь об одном – рано или поздно она победит всех. И этого похотливого короля, и злую волю отца. А сейчас ей нужно будет просто потерпеть. Боль она терпеть умеет.

Вортигерн, тоже в одной нижней рубахе, но подпоясанный, ждал ее, лежа на большой постели, устланной мохнатыми шкурами.

Когда она вошла, дверь за ней неслышно закрылась, и на несколько мгновений Ронуэн показалось, что ее заперли в клетке с диким зверем – таким необузданным вожделением блестел, устремленный на нее взгляд короля.

Он лежал, подперев голову ладонью и смотрел на нее.

Ронуэн захотелось обнять себя руками, она чувствовала, как соски выпирают, просвечивают из-под рубахи, как одежда подчеркивает очертания ее тела.

— Подойди, — хриплым, но совершенно трезвым, голосом произнес Вортигерн и сел на край кровати. До этого Ронуэн еще надеялась, что король перебрал хмельных напитков, поэтому брачная ночь отложится до завтра.

Теперь надежда рухнула.

— Отныне я должна исполнять твои приказы, король, даже если не желаю этого? — сказала она ехидно и медленным шагом приблизилась к нему. На уровне своего живота она тут же ощутила горячее шумное дыхание немолодого бритта.

— Не дразни меня, прекрасная Ронуэн, — понизив голос, произнес Вортигер и опустил руки ей на талию. Сильные грубые руки, привычные к оружию и битвам. Это не было неприятно, но немного пугало. — Ты моя жена теперь. И … это могут быть приказы, а могут быть … просьбы. Я прошу тебя быть со мной, — неожиданно добавил король, дыша еще чаще.

Его ладони с наслаждением поплыли вверх, сминая рубашку, легли на грудь, обхватили ее, большие пальцы погладили навершия. Ронуэн ощутила что-то странное. Словно легкий жар разбежался от ее груди сладкой волной и осел внизу живота.

— Будь ласкова со мной – и я буду ласков с тобой… — прошептал Вортигерн, одной рукой подхватил подол ее рубашки, встал и сорвал ее одним движением.

Ронуэн хотела вырваться, ведь оказалась голой перед ним… Какой-то древний инстинкт приказывал ей бежать, как доисторической женщине от хищного захватчика-мужчины. Но он перехватил ее неоформленное движение, одной рукой сжав ее запястья и закинув их ей за голову.

Этот король был очень силен! Слишком силен! Не старик, как ей вначале показалось!

— Не бойся, — услышала она у самого уха – он прижался к ней и дышал ей в шею, шумно, с вожделением. И несмотря на панический страх и долю неприятия, Ронуэн ощутила странное наслаждение ситуацией.

Не каждый мужчина осмелился бы так повести себя с дочерью вождя! В этой его силе и власти над ней было странное для нее удовольствие, непонятное и прежде неведомое.

— Будь ласковой со мной… И мы будем любить друг друга… Король и королева. Я сделаю тебя настоящей королевой. Потому что не видел женщины более прекрасной и гордой, чем ты… — снова прошептал Вортигерн, склонился и вобрал в рот навершия ее груди. Это было … словно кто-то проник в некую прежде незнакомую ей самой ее часть, коснулся оголенных нервов.

Он уложил ее на постель – Ронуэн знала, что деться некуда, ей оставалось лишь подчиниться – и навалился сверху. Сминал грубыми алчущими поцелуями ее губы, сладко терзал руками все ее тело. Словно вбирал в себя.

Потом взял ее. Это было больно. Ронуэн, прежде захваченная безудержным неведомым вихрем от ощущения его силы и власти над ней, закусила губу.

Но отвращения она не испытала. Как не почувствовала в тот, первый раз, иособого удовольствия. А потом, когда он пыхтел и хрипел на ней от наслаждения, ей стало даже как-то смешно.

Так вот чего так хотят мужчины! Вот к чему они все стремятся! Так просто.

И она сама, пожалуй, сможет научиться получать от этого удовольствие. И еще, пожалуй … даря королю то, чего он хочет, и еще – немного понимания и ласки – она станет настоящей королевой.

То есть женщиной, наделенной властью, а не украшением спальни Вортигерна.

Король был не молод, и Ронуэн, слышавшая от других женщин, что, чем старше мужчина, тем меньше времени он может уделить постельным утехам, ожидала, что он откатится и заснет. Но Вортигерн встал с постели – обнаженный и по-своему красивый. Он не был высок, но мужественное сложение понравилось Ронуэн. Он не уступал воинам ее народа. Мощные мускулы бугрились на плечах и на спине, исполосованной тремя длинными шрамами.

Взял бокал со стола и принес ей, предложил выпить, задавал вопросы о том, что она любит, о ее жизни. Ронуэн понимала, что делает этот опытный король и боец – он приручал ее, как красивую дикую волчицу. И она отвечала тем же – спрашивала его, отвечала, смеялась, улыбалась.

Тоже приручала. Они с Вортигерном – дикие звери, кружащиеся по клетке.

А потом, отдохнув, он учил ее. Руками и губами проникал в закоулки ее тела, о которых Ронуэн прежде не имела никакого представления.

— Я не хочу, чтобы ты закусывала губы от отвращения в моих руках, — шептал Вортигер. — Ты будешь моей королевой. Настоящей. Ты будешь сидеть возле меня на советах, принимать решения вместе со мной. И … ты будешь делить со мной ложе каждую ночь – и стонать, принимая меня в себе… Я хочу, чтобы ты кричала подо мной, гордая саксонская принцесса…

И Ронуэн училась.

Истинная королева должна извлекать пользу из всего, что происходит. Иначе победы ей не видать.

Глава 16

Первые шаги

Предыдущая глава Следующая глава

— Дед Варден, давай еще! — подпрыгивая, требовал маленький Мирддин. На самом деле имя учителя было единственным словом с буквой «р», которое малыш мистическим образом произносил не картавя.

Сейчас возле обширной пещеры, где жил друид, царила настоящая благодать. Солнце нагрело холм – и его уютную травянистую часть, и покрытую лесом, и жесткие скальные выступы.

Пахло теплом, нагретой землей, сухими камнями и подвядшей от жары соломой.

Перед входом в пещеру раскинулась поляна, по ее краям мягко покачивались на легком ветерке кусты малины[1] – растение с мелкими сладкими ягодами – и невысокие деревца рябины. Гроздья этой горькой ягоды уже начали оранжеветь. скоро Варден соберет их и отожмет из них сок.

А спустя пару месяцев у него в жбане настоится напиток из рябины, похожий на горьковатое крепкое вино.

Ния почерпнула у друида, как делать этот замечательный напиток, от которого по горлу прокатывалось терпкое тепло, и изготавливала его в монастыре. Для большинства сестер он был крепковат да горьковат. А вот Блэзу и сестрам Екатерине и Марии очень нравился. Все они любили выпить по небольшому бокальчику («ради здоровья») перед едой.

Вообще Ния, тоже внимательно слушавшая все, что друид рассказывал ее сыночку, окончательно стала в монастыре заведующей целебными растениями, их заготовкой и приготовлением всяких напитков и настоек.

Например, малину она тоже не обходила внимание. Научилась у Вардена особым образом вялить ее, либо закатывать на зиму в небольшие бочки. И если у кого-то поднимался жар – лучшим средством был напиток на основе этих ягод.

Сейчас Ния, наслаждавшаяся теплым днем наедине с любимым сынком и уютным старцем, сидела на скамье у входа в пещеру и плела косицу из соломы. Когда косица станет длинной, она сложит ее по спирали, сошьет особым образом – и получится что-то вроде небольшой корзинки. В ней будет удобно носить ягоды из леса.

Руки делали свое дело, и Ния с улыбкой наблюдала, как Варден учил Мирддина орудовать длинной палкой. Мальчику очень нравилось, он воспринимал это, как игру, хоть на самом деле – Ния понимала это – старик-друид учил ее сына уникальному воинскому искусству из прежней жизни.

На первый взгляд это выглядело, словно мальчик, слишком маленький для настоящего оружияе, хватает палку и в шутку кидается на своего деда. Дед же отвечает редкими, легкими движениями посоха, и одновременно учит внука, как правильно обращаться с оружием.

— Тогда давай огонь! — скомандовал Варден, сделав шаг от мальчика.

Мирддин послушно взял палку в одну руку, а другой провел вдоль нее, задержав ладонь с одного края. В этом месте вспыхнул небольшой яркий огонек. Варден удовлетворенно кивнул, а Мирддин радостно улыбнулся и повторил тоже самое с другой стороны палки.

Теперь она горела с двух концов, как странный волшебный факел.

— А не рано ему с огнем?! — с опаской спросила Ния, подняв взгляд на друида.

— У нас не так много времени, — серьезно взглянув на нее, ответил Варден. — Осталось три года – потом нам с ним сложнее будет встречаться. Я должен сделать из него «древнего воина» и настоящего мага за это время.

— А что случится через три года?! — испугалась Ния. Ей помнилось, будто старый друид имеет в виду, что через три года он умрет.

— Все хорошо будет, мамочка! — воскликнул Мирддин, глядя на нее веселым ободряющим взглядом. — Просто мы переедем в другое место!

— Куда? — серьезно спросила его Ния. Ее сын иногда видит будущее. Как она сама когда-то, только намного более ясно, более четко. Она не смеялась над такими его фразами, зная, что он не выдумывает.

Мирддин опустил взгляд.

— Я не знаю куда! — сказал он.

— Никогда не говори будущего другим, если не можешь дать нужные объяснения, — строго сказал ему Варден. — Не вводи людей в страхи и искушения. А теперь… атакуй меня, Мирддин Эмбрис! Давай, не бойся!

Огоньки по краям палки вспыхнули ярче, и Мирддин, весьма ловко размахивая ею, двинулся на высокого старца.

Глядя на их упражнения, Ния иногда думала, что тоже могла бы научиться чему-нибудь у пожилого друида. Чему-то большему, нежели знание целебных трав и неведомых другим отваров.

Но, во-первых, не должно христианской монахине предаваться магическим практикам. А во-вторых… с тех пор, как она родила Эмбриса, ее дар словно бы иссяк. Ее не посещало предвидение, не тревожили душу сложные образы и предчувствия. Остался лишь волшебный голос, все также прорезающий грани бытия.

***

За следующие три года Варден действительно сделал невозможное. Чему только он не научил маленького Эмбриса.

И искусству «древнего» боя. Конечно, в исполнении маленького мальчика эти прыжки и взмахи подручными предметами смотрелись немного смешно, но благодаря этому он мог дать отпор деревенским парнями на три года старше.

И искусству составления зелий да целебных напитков. И умению слышать животных и птиц – впрочем, тут, Мирддину, похоже, не нужна была помощь.

И разным формам ясновидения. Здесь Варден волновался больше всего, считал эту часть магического дара самой опасной. Но все так же говорил, что времени мало, и он должен дать Эмбрису хотя бы зачатки умений. Вернее, зачатки умения контролировать свой дар. Потому что с самим ясновидением у Эмбриса проблем не было.

Он мог видеть на расстоянии – в пламени свечи или в заводи ручья – чем занимается кто-либо из его знакомых. Мог предвидеть будущее, а иной раз – устремить взгляд в прошлое.

Так, однажды, когда ему уже исполнилось семь, и мама разрешала ему ходить к Вардену, одному, он смотрел в пламя очага и увидел Блэза. Странную вещь…

— Что ты видишь, Мирддин? — спросил у него Варден, заметив изменившееся, сосредоточенное лицо мальчика.

— Я не понимаю… — поморщился Эмбрис. Ощущение непонимания не нравилось ему. Да и Варден учил, что нужно хотя бы для самого себя объяснить и расшифровать все образы, пришедшие в пламени, в воде или просто перед внутренним взором. — Это отец Блэз… Но он какой-то другой. Мне кажется, он моложе, чем сейчас… У него нет этой седой всклокоченной пряди, что падает на лицо. Дед ВАрден, так что же выходит – это прошлое, а не будущее?

— Бывает и так, — положил руку ему на плечо Варден. — И только ты можешь научиться отличать, что показывает Всемирный Дух – прошлое, будущее или настоящее, происходящее вдали от тебя. А если ты научишься по-настоящему сосредотачиваться, то сможешь, наконец, вызывать нужные образы по желанию! Что делает Блэз… ?

— Я не понимаю! Хи-хи, Варден, он пишет, но у него … молоко вместо чернил! И на бумажке, которую он взял, уже что-то написано!

— Хм… Эмбрис, — Варден стал неожиданно мрачным. — Ты можешь рассмотреть, что именно он написал?

— Нет, — расстроенно покачал головой Эмбрис. — Строчки из молока сразу исчезают… Но я знаю, что это очень, очень важно… почему-то!

— Я тоже так думаю, — вздохнул Варден. — Иначе ты не увидел бы этот момент. Не вздумай только ничего спрашивать у своего учителя или у своей матери! Один – не ответит, а другая – лишь встревожится. Постарайся сам, со временем… понять, что там произошло.

— Хорошо, — кивнул Эмбрис, отведя взгляд от огня. Вытер пот со лба – смотреть будущее или прошлое, было утомительным делом. Даже очень. Особенно, когда пытаешься контролировать приходящие образы.

Лишь, если они накатывали сами по себе – тогда это было подобно прекрасному, сносящему все речному потоку.

Но загадку с Блэзом и письменами молоком Эмбрису так и не удалось разгадать. Порой он закрывал глаза, и снова видел, как его учитель старательно выводит какие-то строчки невидимыми молочными чернилами. Но как ни старался, понять Эмбрис не мог.

А еще чуть позже, он начал видеть в огне и в воде высокого мрачного мужчину с черными, как у самого Эмбриса, волосами, который шагал перед строем солдат... У них было интересное оружие, Эмбрису хотелось разглядеть его, но взгляд сам собой притягивался к суровому мужчине с глубокой складкой между бровей и решительным выражением лица.

Бывало, потом этот мужчина вел в бой свою армию. Сам сидел на высочайшем коне, его обнаженный меч казался Эмбрису самым невероятно-прекрасным оружием на свете!

В другие разы он видел его над свитками-картами – Блэз рассказал Мирддину, что такое карта, хоть у него не было ни одной собственной – по-прежнему мрачного и очень сосредоточенного. У мужчины были резковатые, очень решительные движения и отпечаток какой-то вечной неизбывной боли. Не то чтобы очень страшной, скорее привычной и едкой, как старая незаживающая рана.

И Эмбрис точно знал, в ком и у кого он видел, ощущал такую же боль. Это была его мать.

Примерно тогда же Эмбрис начал догадываться, что мужчина, которого он видит – его отец. Это было радостным открытием. Куда лучше знать, что твой отец – военачальник, пусть мрачный и суровый, но живой и сильный мужчина – а не дьявольский дух, как говорили в монастыре и не случайный прохожий, как смеялись в деревне.

Семилетний Мирддин владел магией, которую одни боялись, а другие - преклонялись. Одни смотрели косо, другие - приходили из деревни в монастырь и просили разрешения поговорить с мальчиком. И, если Блэз разрешал, то задавали ему вопросы о том, что будет, или - как вылечить больного. Мальчик отвечал, обычно ему было что сказать, и все его слова попадали прямо в цель.

Он был умнее и взрослее своих сверстников. К семи годам он научился почти не обижаться, когда деревенские мальчишки дразнили его за то, что у него нет отца, а мать - гулящая монахиня. Еще меньше он обижался, когда его называли "сыном дьявола".

Привык.

Тем более, что этот статус ограждал его от многих нападок. Те, кто дразнил его - сами же и убегали, если он хмурился. Ведь, наверняка "сын дьявола" может навести порчу, а то и вызвать на голову обидчика неведомые кары.

И все же... Ему было больно расти без отца. Он все время ощущал, как не хватает чего-то особенного. Конечно, дедушки Варден и Блэз его хорошо воспитывали, учили, кто чему мог. Но он чувствовал, что с отцом было бы по другому. И только отец - неведомый ему отец - смог бы научить его всему, чему нужно.

Только отец смог бы быть ему защитником, которого маленькому Мирддину все же не хватало.

А еще больше защитника не хватало его матери, Мирддин хорошо чувствовал это. Он сам, даже понимая, что он всего лишь ребенок, никогда не давал ее в обиду. Обещал себе, что защитит свою нежную маму от всего на свете, когда вырастет.

Станет взрослым, богатым и могущественным и выстроит для нее монастырь, где она станет настоятельницей, раз ей нравится жить в монастыре. Там она сможет сделать все по-своему, и никто ей будет не указ.

А еще Мирддин вздыхал, думая, что его мама, такая красивая и еще молодая, могла бы выйти замуж за кого-то. И тогда у него появился бы какой-нибудь отец, и уже никто не назовет его "ничейным сыном".

Он и хотел этого, и боялся. Ведь этот "отец" будет "не тот"... Ему сложно было признаться себе, хочет ли он этого по-настоящему. И он был благодарен матери, которая хранила память о него настоящем отце, кем бы он ни был.

Она говорила, что не знает, кто он... Всегда говорила ему честно, ведь мама знала, что ее сын - необычный и не по годам взрослый мальчик. А Мирддин знал, что она это знает.

И все же ... он оставался ребенком. Ребенком, который видел, что его маме нужна защита единственного мужчины на свете - того, о ком она плачет по ночам, когда думает, что Мирддин не видит и не слышит. А он, способный слышать и видеть то, что неведомо всем остальным, и видел и слышал, и знал.

Через стену.

И иногда незаметно плакал сам, чувствуя ее горе.

К тому же, когда он понял, что видит своего отца в видениях, ему нужно было с кем-то поговорить и поделиться. Можно было пойти к Вардену, но он не выдержал. И пошел прямо к маме.

Не рассказал ей про видения, но сказал другое.

Глава 17

Допрос и решение Эмбриса

Предыдущая глава Следующая глава

Ния заканчивала делать расчеты, которые Блэз просил ее выполнить к вечеру – как раз подводила на дощечке для письма последний столбик цифр.

Когда-то она захотела научиться и читать, и писать, и считать и даже освоить несколько иностранных языков. Отец ей не препятствовал и позволял ходить к учителю, который обучал одного из ее старших братьев, которого готовили в монахи, потому что он родился болезненным. Не препятствовал, но регулярно посмеивался, что это никогда не понадобится Ние, ведь ее судьба – выйти замуж. Достаточно, чтобы она умела немного читать и немного писать, например, чтобы написать или прочитать письмо от отца. Лучше бы больше времени уделяла шитью да пению – ведь хороший голос будет радовать ее мужа.

Повернулось все по-другому, и теперь хорошее образование позволяло Ние скрашивать досуг и приносить пользу своему монастырю.

Она подвела линию и вздохнула, уже смеркалось, хотелось подышать воздухом перед сном.

И тут к ней пришел сын.

Встал рядом, серьезный и немного напряженный, как он бывал, когда хотел спросить у нее что-нибудь важное. Например о своем отце.

Ния никогда не врала ему. Эмбрис был ее самым любимым и, несмотря на его детский возрасти – самым близким человеком. Иногда ей казалось, что сын, в отличие от большинства окружающих, понимает ее, если не разумом, но душой.

Ведь душа у него была вещая. Как и взор, способный к ясновидению.

Но сказать правды ему она не могла. Просто, потому что сама ее не знала. Все, что могла, она уже рассказала ему.

— Что, мой хороший? — улыбнулась Ния и обняла его.

Мальчик не прижался к ней, посмотрел на нее очень серьезно. Видимо, его опять дразнили, подумала Ния и незаметно сжала кулак.

Как ей хотелось дать ему нормальное детство, в котором была бы крепкая отцовская рука!

И ведь … она еще может это сделать. Нужно лишь пойти на мировую с отцом, вымолить у него прощения и договориться, чтобы он выбрал ей подходящего мужа. Тогда она сможет дать Эмбрису и отцовскую руку, и статус принца. Он никогда не унаследует престол, но сможет жить принцем при дворе какого-нибудь мелкого королька.

Но … Ния не могла. Ей страшно было представить, что по ночам ее будут ласкать руки чужого мужчины, что он будет вторгаться в ее тело. Что ей придется рожать ему сыновей и дочерей – ведь, наверняка, она еще способна родить. Варден говорит, что сложные роды не сказались на ее способности зачать снова и выносить ребенка.

Придется сидеть возле этого чужого мужчины, улыбаться ему. Изображать преданную жену.

А она … не сможет полюбить никого. Просто знала, что не сможет. Ее сердце принадлежало мужчине-духу, с которым они так недолго были вместе. Союз с любым, пусть даже с хорошим мужчиной, который сможет смотреть на нее, как на человека, а не как на скот, предназначенный для производства детей благородной крови, казался ей предательством.

Почему-то. Хоть разум говорил обратное. Кричал, что ее долг дать сыну нормальное детство, пока не поздно, а не хранить верность призрачному духу из прошлого!

— Мамочка, скажи, мой отец… главный воин? — все так же серьезно спросил Эмбрис, глядя на нее своими большими синими глазами.

Ния, мягко гладившая его по голове, замерла. Ее сын необычный, кто знает… вдруг он узнал что-то, неведомое ей. Ей стало странно и тревожно. Да и вообще такие разговоры с Эмбрисом рвали ей душу.

— Почему ты так решил, мой ангел?

— Ты говорила, что однажды видела его в кольчуге, — очень логично ответил мальчик.

— Да, мой хороший, и верно. Вероятно, он действительно воевода, — ответила Ния, стараясь ничем не выдать чувств.

И тут ей в лицо ударил закатный луч, проскользнувший в окно. В его золотом свете прошлое, как живое, встало перед глазами.

Ночь, он стоит с плащом, перекинутым через локоть, говорит, что они пойдут гулять…

…Ния хорошо помнила, чем закончилась та прогулка. Кто знает, может быть, уже тогда они зачали Эмбриса…?

Она сопротивляется, и он подхватывает ее на руки, а она, оказавшись в воздухе, инстинктивно хватается за его плечо в поисках опоры. Слишком крепкое и мускулистое для бесплотного духа… Ощущает его мужественный чуть-терпкий запах, от которого кружится голова.

— Кто ты там… у себя? Где-то там… Солдат? — спрашивает она.

И от отвечает с усмешкой – но и со странным опасением:

— Скорее, начальник над солдатами…

— Да, однажды он говорил мне, что он «начальник над солдатами», — словно со стороны услышала Ния свой голос.

И вынырнула.

Эмбрис внимательно смотрел на нее, а в глазах было понимание.

— Я видел… — вдруг растерянно сказал он, и Ния поняла, что он поймал ее видение, пронесшееся в закатном луче. Иногда у него это получалось само собой. — Я видел. Он … очень высокий и сильный. И совсем, как…

— Что совсем? — переспросила Ния. И подумала, что не стоит углубляться в воспоминания при Эмбрисе. Как бы он не «подглядел» что-нибудь более откровенное…

— Совсем взрослый! — ответил мальчик . Слишком бойко и быстро, а потому – подозрительно.

— Эмбрис! — строго посмотрела на него Ния. — Ну-ка скажи мне, что это ты придумал? Почему снова спрашиваешь у меня? Тебя опять кто-нибудь обидел?! Я уже много раз говорила тебе, что дураки, которые дразнят…

— Нет-нет! — обезоруживающее ответил Эмбрис и просто накрыл ее взглядом своих удивительных глаз – похожих и на ее собственные, и на глаза того, старшего Эмбриса. — Я просто сегодня ходил и думал. И решил, что, если мой отец – начальник над воинами, значит он где-то сражается. Поэтому он не может вернуться за нами? Он на войне?

Ния опустила взгляд, незаметно вздохнула. Потом встала присела возле сына на корточки, взяла его за плечи.

— Послушай, Эмбрис, сынок мой любимый, — улыбнулась Ния. — Я не смогу рассказать тебе ничего, чего бы еще не говорила. Могу лишь сказать, что … твой отец обязательно вернулась бы за нами, если бы мог. Не думай, что он не любил бы тебя, если бы вы стретились. Просто… Я думаю он не может. Может быть, он действительно на войне, а, может…

Она не смогла произнести этого…

— Ты считаешь, он умер? — прямо глядя на мать, спросил Эмбрис.

Ния отвернула лицо, чтобы не расплакаться.

Да, она и сейчас верила, что если бы… если бы ее призрак-муж мог, то вернулась бы. Вернее, верило ее сердце, а не голова. Голова давно все приняла, даже то, что он действительно мог быть инкубом, соблазнившим слабую духом монахиню.

Но думать, что он умер, она не могла!

От этого в сердце впивалась раскаленная игла.

Так же, как не могла врать сыну, рассказывать ему какие-нибудь сказки. К тому же, она подозревала, что Эмбрис чувствует ложь. Он неоднократно ловил сестер монахинь на мелком вранье. Ей не хотелось стать обманщицей в глазах своего мальчика.

Она не могла об этом думать… Но это было самой логичной версией. Он давно погиб. И она вдова, хоть никогда не была замужем официально. Это, если он был человеком.

— Я … я думаю, что скорее всего могло случиться так, — сказала Ния, сглотнув, и обернулась к сыну. — Воины гибнут, Эмбрис. Мы не можем изменить этого.

— Да нет же, мамочка! — Эмбрис, чуткий и умный, ощутил ее боль, обнял ее за шею, прижался. — Я думаю, он жив!

Когда к ней прижалось небольшое теплое тело самого любимого на свете человечка, Ния ощутила, как боль отступает. А, может, это магическое воздействие шалунишки-Эмбриса.

Сын, как взрослый ребенка, погладил ее по голове, потом отлепился от матери и посмотрел на нее одновременно лукаво и серьезно:

— Мама, а скажи, а вот если бы … мой отец был жив, и вот… он начальник над воинами и он … Амброзий. Может есть какой-нибудь такой король?

Сердце Нии гулко забилось от сложного чувства, то ли тревоги, то ли досады. Сложно быть матерью ребенка, который не только владеет ясновидением, но и рассуждает не хуже, чем взрослый!

Он спросил то, о чем она думала иногда. Невольно думала, ведь было слишком много совпадений, чтобы никогда не предполагать подобного.

Она отвернулась от сына, поводила рукой по столу.

— Есть один Амброзий, — жестковато сказала она. — Амброзий Аврелиан, он действительно начальник над воинами. Но он – не твой отец.

— А где он живет? — лукаво сверкнув глазами, спросил Эмбрис.

— За морем, в Арморике, — растерянно ответила Ния. И тут же погрозила сыну пальцем: — Не выдумывай! Не думай про этого Амброзия. Он – не отец тебе.

— Почему?

— Потому что, если бы это был он – то он жив, и давно нашел бы способ приехать сюда.

«Или он забыл обо мне, и тогда он мне не нужен», добавила про себя гордая принцесса.

Но она знала, знала… что ее Эмбрис не мог забыть ее! А значит, Амброзий Аврелиан не имеет никакого отношения к ней и ее сыну.

— Ну да… — грустно сказал маленький Эмбрис и опустил взгляд. Но тут же его поднял. — Но, может быть… он не знает!?

— Чего не знает? — удивилась Ния.

— Обо мне. И то, что мы живем здесь.

Ния не знала, плакать ей или смеяться. Семилетний мальчик умудрялся задавать вопросы не хуже лучшего королевского дознавателя. Хотя… дети вообще хорошо это умеют.

— Ну как же, — улыбнулась Ния. — Твой отец знал, где находится наш монастырь, знал, что я живу здесь. Значит, это не он. Эмбрис, хороший мой… — все же она была матерью, и как всем матерям, воспитывающим сына в одиночку, ей хотелось сказать ему что-то ободряющее, что-то дающее уверенность, что он – не брошенный ребенок. — Сколько раз мы с тобой говорили, что твой отец любит тебя, где бы он ни был, и кем бы он ни был. Просто почему-то он не может приехать к нам. Скорее всего он пал в битве. И ты можешь гордиться им. Ведь он был хорошим воином, а такие становятся героями.

— Хорошо, мамочка, я буду думать так, — улыбнулась Эмбрис. Но Ния уловила в его глазах и улыбке тщательно скрываемое лукавство. Интересно, что задумал этот хулиган?! Как бы не полез с расспросами к Блэзу! А Блэз очень не любил разговоры об отце Эмбриса.

— Так, как тебе нравится, буду думать , — добавил Эмбрис.

Ния вздохнула и ласково прижала его к себе.

Ну и кто тут сильнее и мудрее – она, которой мысли об отце ее сына всаживают иглу в сердце? Или семилетний мальчик, которого дразнят «сыном дьявола», но он находит в себе мужество и милосердие успокаивать мать?

***

Но, конечно, Мирддин не успокоился.

Как тут успокоишься, если он нашел своего отца?!

В сущности, мама, сама того не зная, сказала ему все, что он хотел сейчас знать. Если на свете есть какой-то Амброзий, который воевода или король, то это, наверняка, его отец. О чем тут еще думать?! Все сходится.

Просто он почему-то не знает про него, Мирддина. И почему-то не возвращается за мамой. Наверно, ему это запретил... ну, например, тот другой король – дедушка Мирддина, которого он видел только пару раз. А мама, может и не знает этого, ведь некоторые мужчины считают женщин совсем глупыми, и все решают у них за спиной (но мама, конечно, не глупая, это король зря придумал!).

Мирддин решил действовать самостоятельно в силу своих семилетних умений. На следующий день, когда Блэз ушел обхаживать алтарь и оставил дверь своего домика приоткрытой, Мирддин пробрался туда и украл листок бумаги.

Это было плохо – бумаги очень мало, она очень дорого стоит – но другого выхода Мирддин не видел. К тому же, ему нужно было чем-то писать, а своего набора для письма у него не было. Значит, писать нужно быстро и прямо здесь.

Он немного поколдовал. Поводил рукой по кругу – теперь все, кто ходит мимо как бы на время забудут о том, что тут есть домик Блэза и в него есть вход. Надолго этой магии не хватит, но Эмбрис надеялся успеть.

Он залез на стул Блэза, закусил губу от напряжения, и, стараясь не закапать стол, книги и другие бумаги, написал письмо своему отцу – Амброзию Аврелиану.

К счастью, его никто не поймал. Эмбрис обрадованно улыбнулся своей затее. Какое счастье, что у него получилось! И да, удалось ничего не закапать, когда хотел, он умел быть очень аккуратным.

Свернул бумагу. Вроде бы он слышал, что какой-то заморский Амброзий не дружит с верховным королем Вортигерном. Значит, кому адресовано письмо, нельзя написать сверху. Он написал «Амброзию Аврелиану», потом свернул бумагу еще раз, и уже тут, сверху, написал «В Арморику».

Теперь осталось тайно всучить письмо парню-рассыльному, который относил письма Блэза. Придется отдать ему все свои ценности и сбережения, но Эмбрис решил поставить на кон все свое детское богатство. Ведь, если отец приедет за ним, то, наверняка, он станет настоящим принцем и у него будет еще много разных монеток и металлических вещей.

Как ни странно, Мирддину удалось отправить письмо. Он нагнал посыльного Лейса, несшего несколько писем от Блэза, за углом холма, где никто их не мог увидеть.

- Лейс, Лейс, постой! - крикнул запыхавшийся Мирддин.

Лейс удивленно остановился.

- Чего тебе, малый?

Мирддин сунул ему письмо.

- Отправь и мое пожалуйста! Вот, возьми, тут много монет, хватит...- и прежде, чем Лейс успел окончательно изумиться, схватил его за свободную руку и всунул туда все свои сбережения.

- Хватит ведь до Арморики?

Лейс недоуменно переводил взгляд с мальчика на богатство, оказавшееся в ладони.

- Ты совсем с ума сошел, ничейный сын? - наконец выдохнул Лейс. - Кто так письма посылает... Тем более в Арморику...

- Я.. Я старался! Мне нужно, чтобы дошло! Сделай, чтобы дошло, я знаю, ты можешь, Лейс! Так, чтоб никто не прочитал!

Мирддин умоляюще уставился на крепкого белобрысого парня посыльного. Все знали, что подобные ему умеют пристроить письма так, чтобы их миновала проверка Вортигерна. Не всегда срабатывало, но все же...

- И кому же ты пишешь? - с подозрением спросил Лейс.

- Другу, - опустив глаза, соврал Мирддин. К счастью, Лейс не знал латыни, на которой было написано письмо. Да и по валлийски читал с трудом. Так что разоблачить Мирддина он не сможет.

- Ох, ну ты даёшь, пацан! - помолчав расхохотался Лейс. В его глазах сверкнул странный блеск, который не понравился Мирддину. - Ладно, отправлю. Но как там в Арморике, дойдет ли , не моя забота.

Парень сунул письмо за пазуху, где уже лежало несколько писем. Пересчитал монетки и убрал в один из кошелей на поясе. Поворчал, что этих денег едва хватит.

И тут Мирддин понял....

Лейс уже хотел потрепать Мирддина по волосам, отвернуться и пойти, но Мирддин схватил его за рукав и заставил остановиться.

- Послушай, Лейс, ты знаешь ведь, кто я?

Лейс снова уставился на него в изумлении.

- Ну... Все знают, - осторожно ответил совсем недавно наглый парень.

- Тогда слушай, я и верно сын дьявола. Если ты не пошлешь письмо, а деньги возьмешь себе, то тебе будет плохо...

Лейс отдернул рукав и сложил пальцы жестом, защищающим от нечистой силы.

- Да что ты, в самом деле... Я и не думал...- пробубнил Лейс и пошел вниз по тропе.

Мирддин смотрел ему вслед. Он знал, что Лейсу лучше отправить письмо.

***

И все же в начале жадность взяла в Лейсе верх над суеверием. Ну подумаешь, парень болтает... Он же ребёнок. Да и, наверняка, его мамашу просто оприходовал кто-то из местных...

Поэтому в тот день он не отнес письмо в порт. И потратил часть денег, что дал ему мальчик, на вкусный эль в трактире.

Но на следующий день ему было очень плохо... Голова гудела, ноги не слушались. А когда вышел на улицу, ему на голову упал тяжеленный сук с дерева. Спустя ещё несколько часов, он подвернул ногу и захромал...

Вот тогда Лейс напугался не на шутку. Прихрамывая, он побежал в порт и пристроил письмо мальчика так, что оно должно было дойти в целости и сохранности. Если дальше что-то пойдет не так - не его вина, успокаивал себя Лейс.

На этом злоключения Лейса закончились. Но урок ополучил. С тех пор он обходил Мирддина за три лиги.

Глава 18

Извивы судьбы

Предыдущая глава Следующая глава

Письмо маленького Эмбриса благополучно доплыло до Арморике. А вот там дело застопорилось. Конечно, письмо было оплачено - вместе с ним пришла и плата за транспортировку, но пожилому мужчине, занимавшемуся распределением писем из Британии, оно показалось странным.

Да вообще ерунда какая-то, подумал тогда Лир. На письме не было не было четкого адресата, лишь за первым разворотом бумаги было написано «Амброзию Аврелиану». Все письма тому, кто защищал все мелкие государства этой области и уже заслужил титул «Риотам», хоть по сути не имел никакого королевского титула, доставлялись особыми гонцами.

А тут просто письмо Амброзию.

Лир посмеялся. Вряд ли великий Амброзий ждет письма обычной доставкой, да еще и написанное странным почерком. То ли детским, то ли корявым почерком малограмотного человека. Конечно, он заглянул внутрь. Лир немного знал латынь и разобрал странные слова…

Посмеялся.

Не иначе, как какая-то британская женщина наврала своему внебрачному сыночку, что его отец – сам Амброзий.

Хотел сжечь письмо. Но что-то его остановило. Словно удержало его руку.

Лир повздыхал и … отложил письмо, чтобы подумать. Ведь вдруг, ну, конечно, так не может быть… но вдруг… это действительно бастард Амброзия. Тогда его по головке не погладят, если письмо не дойдет до адресата. А если не бастард и дойдет – тоже не погладят.

В общем, подумав Лир отправил письмо с оказией ближе к городу Амброзия. Там на него отреагировали точно так же… В общем, письмо маленького Мирддина Эмбриса крутилось по Арморике почти полгода. Поистрепалось, было много раз перечитано разными людьми. Одни смеялись, другие сосредоточенно сжимали губы, и отправляли его куда подальше, чтобы не отвечать за него.

Так продолжалось пока оно не попало к духовнику Амброзия – отцу Беланиусу. Тот был достаточно ответственным человеком и передал его секретарю Амброзия.

Сам молодой «Риотам» давно отсутствовал в городе. Сначала дела призвали его на север, где Бретань тоже тревожили саксы. Вернулся с победой и славой. А потом поехал к родственникам в Рим. Давно собирался это сделать, а теперь, после крупной победы наступило затишье, и можно было реализовать старый план.

Амброзий хотел пообщаться с деятелями умирающей римской империи и окончательно определиться, насколько он выступает от лица империи, бросившей свою провинцию, а насколько, как… тот самый Амброзий Аврелиан, сделавший свое собственно имя.

Вернулся разочарованный. Всю жизнь Амброзий восхищался Римской империей. Стройной системой, мощью, дисциплиной, непоколебимой властью. Теперь же от всего этого остались одни обломки. И хоть Рим[1] был бы счастлив, если бы Амброзий вернул выгодную провинцию Британия под власть Империи, в сущности… он не обещал ни помощи, вообще ничего.

По большому счету немногим радеющим об Империи было все равно, если Амброзий станет верховным королем вне всякой связи с Римом.

Был расстроен и разочарован. То, чем он восхищался в юности – рухнуло. Он был один. Страна его предков больше не была его родиной.

А когда вернулся его ждала гора корреспонденции, заботливо рассортированной секретарем. Еще неделю Амброзий отвечал на важные послания. И только потом, секретарь, помявшись сообщил ему, что есть еще одно странное письмо…

Амброзий Аврелиан пожелал увидеть его. Секретарь, смущаясь и тысячу раз упоминая, что не знает, как вообще такая ерунда могла попасть в почту главнокомандующего, вручил ему странную бумажку, на которой корявым почерком было написано «В Арморику».

Обычно хмурый Эмбрис улыбнулся. Было в этом что-то такое смешное, трогательное, что заставило дрогнуть даже его окаменевшее в боях и потерях сердце.

А дальше он читал странное письмо, написанное корявым детским почерком на примитивное латыни.

«Господин мой Амброзий! Я думаю, что ты мой отец, — гласило смешное послание. — Если это так, то, пожалуйста, приезжай и забери нас с мамой. Мы живем хорошо. Но она любит тебя и скучает по тебе. А я хочу стать воином, как ты. Ты можешь меня научить. Я буду любить тебя и служить тебе. Я буду ждать».

Подписано письмо было просто: «Эмбрис».

Несколько мгновений старший Эмбрис изумленно смотрел на корявые буквы. Потом посмеялся, как многие, прочитавшие бумажку до этого. А потом его брови сошлись к переносице. Что-то кольнуло внутри.

Во-первых, это письмо действительно писал ребенок. Во-вторых, ребенок писал… искренне. В-третьих,… ребенок умеет писать, что уже удивительно.

В-четвертых… ерунда, конечно. У него, Амброзия, не может быть детей – он всегда входил в то особое магическое состояние, это одна из немногих граней силы, что у него сохранилась…

А в-пятых … а вдруг его магия дала сбой, и где-то там… непонятно где, у него есть ребенок.

Он просто обязан это проверить. Если вдруг это правда – то мальчика и его мать нужно забрать сюда. Парень станет принцем и научится всему, а мать нужно обеспечить всем необходимым для хорошей жизни.

— Откуда пришло это письмо? — бросил он секретарю. — Пытались узнать?

— Ко мне оно попало от отца Беланиуса, — с опаской ответил секретарь. — А до этого… Мы пытались узнать. По видимому из-за пределов Арморики.

— Это очевидно! — рявкнул Эмбрис. Очевидно, ведь об этом свидетельствовала надпись с наружной стороны. — Откуда конкретно?

— Вероятно с севера. К Беланиусу оно пришло с севера…

Эмбрис опять нахмурился, потом в его уме сверкнула догадка. В одной из небольших северных стран, где Амброзий держал бои вскоре после возвращения из Британии и выздоровления, была приятная девушка… Может быть, он тогда так плохо оправился, что не смог обеспечить свое бесплодие.

Нежная девушка, у которой были прохладные руки и скромная улыбка. Которая была счастлива, что ее позвали в шатер принца Амброзия…

Эмбрис не помнил ее имени.

Он распорядился, чтобы в то селение отправили пару смышленых людей узнать о той девушке. И есть ли у нее грамотный сын.

Вскоре двое гонцов вернулись и принесли утешительные вести. Они доложили, что в том селении действительно живет дочь гончара – Айрис. Не замужем, хоть вроде бы должна по возрасту. И у нее есть сын Эмрис (то же самое имя, лишь немного по-другому звучащее), помогающий местному священнику переписывать бумаги.

Священник и научил ничейного сына грамоте.

А еще этот мальчик считает себя сыном Амброзия и очень этим гордится. Правда гонцы то ли сами не разобрались, то ли не донесли Амброзию, что в том селении все внебрачные дети подходящего возраста считают себя сыновьями Амброзия Аврелиана или кого-нибудь из его приближенных. Ведь время, когда войско Эмбриса стояло подле селения, было самым насыщенным для захолустного местечка.

Все сходилось.

Эмбрис долго задумчиво смотрел на письмо, которое с тех пор много раз перечитал. Оно трогало его душу и заставляло ее оживать.

Словно его опять коснулся свет, погасший, когда умерла Ния.

Потом быстро собрался и велел седлать коней. Он сам поедет за своим сыном и его матерью. И эта девушка… Айрис – Эмбрис усмехнулся, что ее имя означает «приятная», ведь все, что он о ней помнил, это приятные ощущения от ее рук и нежного тела – возможно, он оставит ее при себе. Раз уж так сложилось, возможно, она даже родит ему других детей.

Не женится. Но мало ли бастардов наследует за своими отцами, если нет законных детей? Этот парнишка Эмрис будет не первым.

Но судьба преподнесла Эмбрису еще один убийственный удар. В дороге его сердце почти совсем оттаяло. Он все сильнее ощущал тот свет, а письмо, как романтичный юнец, носил у груди…

Но когда они приехали, селения не было.

Та крошечная захолустная страна не находилась под патронажем Амброзия. Здесь, в отличие от Арморики, нередко хозяйничали банды разбойников. Они и напали на селение. Вырезали почти всех. В том числе девицу Айрис и ее сына…

По приказу Эмбриса банду почти сразу выследили и уничтожили под корень. А Эмбрис стоял во дворе и смотрел на два трупа – светловолосой женщины, которую не помнил, и такого же светленького мальчишки.

Девушку явно много раз насиловали перед смертью, о чем свидетельствовало порванное и задранное до пояса платье. А парень… парень, видимо, пытался защитить мать. Он лежал с проломленным черепом в странной позе, как будто его подбили в прыжке.

Мальчика перевернули. Его мертвое лицо ничем не напоминало Эмбриса. Курносый, без всяких признаков римской крови. И все же Эмбрис был готов поверить, что это был его сын. Вернее, почему-то был в этом уверен.

Ведь не бывает таких совпадений. Все совпадения в его жизни – роковые, разящие прямо в душу.

А мать его он просто не помнил, поэтому не мог узнать. Когда-то он общался с ней в полутьме, и в свете свечи уловил лишь скромную улыбку…

Как когда-то, когда он узнал о смерти Нии, Эмбрис никак не показал своих чувств. В его лице ничего не изменилось. Но ненадолго зажегшийся свет погас.

Стиснув зубы, он поехал обратно.

У него был сын. Был. И, как все, кого он любил или мог полюбить – умер. Судьба в очередной раз показала ему, что он проклят. Проклят одиночеством. Его стезя – власть и война.

Война и власть. И все.

Но письмо Эмбрис так и не сжег. Не мог. Оставил на память о сыне, который у него мог быть. Да и просто… как тоненькую ниточку, связывающую со светом, который когда-то горел в его душе.

***

Конечно, Блэз тысячи раз думал, что пора написать Эмбрису и рассказать о своем грехе. Сказать, что его былая возлюбленная жива, рассказать о сыне…

В отличие от всех остальных он-то знал полную правду, и мог этой правдой расставить все по местам.

Более того – теперь писать в Арморику стало не так опасно. Письма проверяли уже намного меньше, да и то только по привычке. Ведь в мире многое изменилось.

Первое время, когда Вортигерн женился на язычнице Ронуэн, его сыновья от первого брака еще как-то терпели это. Но чем дальше, тем большую власть над их когда-то сильным и несгибаемым отцом, имела эта «саксонская ведьма» и ее отец.

Все новые корабли саксов прибывали в Британию, все новые земли они занимали. Нападали на местных жителей, захватывали территории. Селились, где хотели и смешивались с бриттами, брали в жены местных женщин и рождали детей-полукровок.

Открыто восстали против Вортигерна и брали новые земли силой.

Британские священники ругали Вортигерна, что из-за него Британия гибнет, что теперь уже не разобрать, где христианин, а где – язычник.

В итоге сыновья Вортигерна – Вортимер, Катигерн и Пасцент – ополчились на своего отца. Их поддержали многие короли, и верховным королем провозгласили старшего из них – Вортимера, хоть вроде бы и Вортигерна формально никто не сверг.

Просто он остался один со своими распоясавшимися саксами. Лишь немногие бритты сохранили ему верность.

Вортимер оказался хорошим военачальником, талантливым и смелым. Объединив многих бриттов, он загнал саксов на остров Танет, запер их там, так что они не могли ни дать отпор, ни покинуть Британию[6].

Конечно, была война… Но Деметию она, к счастью, обошла стороной. Король Айргол сразу встал на сторону Вортимера, участвовал в войне на его стороне. Но земли Деметии это кровопролитие не коснулось.

Теперь, когда все больше мелких стран поддерживало Вортимера, можно было свободно написать Амброзию. Но Блэз все еще не сделал этого.

Проклинал себя за слабость, страдал, мучился угрызениями совести. До бесконечности убеждал себя, что когда-то был вынужден так поступить, а теперь менять что-то уже поздно. Да и по правде, Блэзу нравилось все, как есть… Он любил своего ученика Мирддина и не хотел его терять.

А еще – и это было главным – Блэз боялся. Боялся даже не гнева Амброзия. Боялся того осуждения и презрения, что будут испытывать к нему любимые люди – Ния, Мирддин и сам Амброзий, когда узнают, как он обманул их и причинил им безумную боль.

Что за священник он, если соврал, если обманул и так и не отважился открыть правду?! Этим он уронит авторитет истинной церкви! Покажет, на какую подлость способны ее служители…

Разве можно это допустить?!

… Боялся их проклятий. Проклятий любимых людей и народа, который узнает о случившемся рано или поздно.

Хорошо, если Амброзий просто прибьет его за совершенное. Но это вряд ли. Его ученик достаточно умен, чтобы понимать: это слишком просто…

Каждый день он вздыхал и садился, чтобы написать Амброзию. И каждый день вставал, не сделав этого. И каждый раз ему удавалось почти полностью убедить себя, что еще рано. Что лучше, чтобы все оставалось, как есть.

Ведь сейчас все в сущности неплохо живут. Ния успокоилась и вполне довольна. Маленький Мирддин не очень-то страдает, будучи ничейным сыном.

Убеждал себя … И мучился, мучился, горя на медленном огне угрызений совести, чередующихся со страхом.

Глава 19

Саксонская ведьма

Предыдущая глава Следующая глава

Мало кто знал, что победы Вортимера были во многом обеспечены его тайными заморским союзником.

Вскоре после истории с письмом, Эмбрис получил еще одно послание. К нему прибыл официальный посол от … Вортимера.

Зная ненависть Амброзия к убийце его семьи, несчастный посол опасался, что она распространяется и на детей Вортигерна. Он молился лишь о том, чтобы Амброзий Аврелиан с его славой справедливого и благородного воеводы не унизился до убийства посла.

Эмбрис оправдал его ожидания. Он внимательно выслушал посла и прочитал послание.

Вортимер писал осторожно, тоже не особо рассчитывая на понимание. Признавался, что никогда не одобрял то, каким образом его отец пришел к власти. Что саксы вконец замучили бриттов. Признавался и в том, что ему не хватает военной мощи, чтобы справиться с захватчиками.

Писал, что знает о радениях Эмбриса и даже частично признает его право править Британией. Поэтому … он предлагал союз. Амброзий окажет ему военную помощь. А потом, когда вопрос с саксами будет решен, предлагает «поделить Британию» так, что Вортимеру присягнет север, а Амброзию – юг. Если возникнут разногласия… разберутся потом. В перспективе Вортимер был готов рассмотреть вопрос о возможной верховной власти «наследника Рима».

Эмбрис усмехнулся. Этот незнакомый ему молодой воевода предлагал завоевать половину Британии чужими руками. Весьма выгодно. А Эмбрис был в первую очередь стратегом.

Конечно, он не испытывал никакой симпатии к семье врага. Но все донесения шпионов о Вортимере говорили в его пользу.

Подумав, Эмбрис согласился. Сам не поехал. Вортимер был еще не проверенным союзником, да и присутствовал небольшой шанс, что это ловушка, организованная Вортигерном. Но послал хорошее подкрепление с отличными командирами. Воинов, обученных по римской и аланской системе.

Эта военная помощь в значительной мере и определила победы Вортимера. Просто об этом почти никто не знал.

***

— Ты должен пойти к нему! — бушевала Ронуэн, быстрыми кругами ходя вокруг своего мрачного мужа. Он сидел в кресле и усталым жестом поглаживал лоб. — Пусть он даст нам уплыть домой! Просто уплыть!

— Нам?! — подскочил на ноги Вортигерн. Приблизился и хищным жестом взял Ронуэн за подбородок. — Повтори, жена моя, что ты сказала?! Нам? Не иначе, как ты решила уплыть со своим папочкой?

Ронуэн опустила взгляд. Вортигерн попал в точку. Именно такой план у них с Хенгистом и был.

Вортигерн отправится на переговоры с сыном, ведь ни с кем другим из их стана он разговаривать не станет. А с отцом поговорит, ведь Вортимер слыл не только сильным воином, но и благонравным человеком, почитающим старших.

Пока бритты будут заняты переговорами, саксы быстро загрузятся на свои циулы и отправятся на континент. Ронуэн уплывет с ними.

В глубине души она понимала, что будет скучать по своему мужу. Она привыкла к нему, они срослись, как нередко срастаются супруги.

Но ее место – рядом с ее народом! Живя с Вортигерном, она так и продолжала ощущать себя «чужеземной королевой», годы не изменили этого. Бритты ненавидели ее, с чего ей их любить?

И радела она о делах соотечественников больше, чем о делах мужа.

Впрочем, по ее мнению, все было просто. Ее мужу нужно просто положиться на саксов. Во всем следовать словам Хенгиста, даровать саксам как можно больше земель. Ведь они даже признают его своим королем!

Чего ему не хватает!?

О том, что саксы, признающие его королем, давно творят полнейшее самоуправство, она не думала. Самоуправство? Но разве они не имеют на него право, как защитники от недругов Вортигерна?

Ронуэн ощутила, как ее щеки покрывает румянец смущения. Иногда темперамент подводил ее, а куда более опытный Вортигерн прижимал ее к стене и выводил на чистую воду.

Что ей стоило сказать «отец и его люди» вместо «мы»?

Так ведь нет! Это проклятое «мы» само вырвалось у нее!

— Мы, значит?! — мрачно и зло повторил Вортигерн. — Решила бросить меня, женщина? Выпорхнуть со своим отцом?

Ронуэн знала, что нельзя злить его дальше. Он никогда не поднимал на нее руку, но бывал груб и даже страшен в гневе. Ей не нравилось переживать такие мгновения. К тому же… ей нужен результат. Отец велел во чтобы то ни стало уговорить Вортигерна пойти послом к сыну.

Ронуэн мягко облизала языком нижнюю губу, зная, что этот ее жест всегда переключает мужа на … другой лад.

— Ты можешь отправиться с нами, — глубоким чувственным голосом соврала она. — Я не могу потерять тебя, муж мой…

— Ха-ха-ха! — расхохотался Вортигерн и отпустил ее подбородок. На месте его пальцев остались болезненные следы. — Ты понимаешь, о чем ты говоришь, Ронуэн?! Кем я буду там? Я для вас бесполезен там. Ты знаешь это. Твой папаша сам же первый воткнет мне нож в спину.

— Нет, мы будем почитать тебя, как короля… — сказала Ронуэн и сделала шаг к нему. Попробовала положить ладони ему на плечи, но он отбросил ее руки.

— Так я и поверил! Ты наивная женщина, жена моя. Ты сама можешь верить в это. Но я знаю душу мужчин, которые хотят власти. Стоит мне сойти на ваш берег – и твой отец избавится от меня даже против твоей воли. И быстренько подберет тебе другого мужа…

— Другой мне не нужен… — сладким голосом ответила Ронуэн. Она не обманывала.

Будучи готовой расстаться с ним ради своего народа, она все же не представляла рядом с собой другого мужчину. Вырвать из сердца Вортигерна – значит вырвать все свое сердце, хоть за прошедшие годы он не стал моложе, а его характер не стал мягче.

— Хитрая женщина… — чуть сбавил тон Вортигерн, но тут же опять гневно повысил голос: — И я не пойду к мальчишке! Он восстал против воли отца! Я скорее прокляну его, чем буду умолять о пощаде! И ты… слышишь… ты, — он опять подошел к ней и властно притянул к себе. — Будешь со мной всегда, хочешь ты того или нет…

— Хорошо, мой король, — прошептала Ронуэн, запрокинув лицо ему навстречу. Жизнь с Вортигерном не усмирила ее нрав, но из прямолинейной воительницы она превратилась в умную женщину, умеющую действовать через ласку и податливость. В сущность… с Вортигерном по-другому было никак.

— Ты никуда от меня не денешься… Потому что ты … по-прежнему сводишь меня с ума, — хрипло прошептал Вортигерн, склоняясь к ее лицу. Начал ее целовать, а Ронуэн прильнула к нему своим гибким телом, обняла его крепкие плечи. — Моя, ты слышишь … моя саксонская ведьма… Прекрасная язычница…

Чуть позже они лежали на шкуре возле очага, ее голова покоилась на его груди, а его руки крепко сжимали к себе, словно он боялся, что она исчезнет прямо сейчас. Ронуэн знала эту его манеру и просто продолжала нашептывать да напевать ему на ухо нужные вещи, иногда покусывала мочку и бродила пальцами по мускулистой, покрытой шрамами груди.

— Ладно! — не выдержал Вортигер. — Я пойду к нему. Твой отец сможет увести свой народ. Но ты пойдешь со мной. Будешь со мной каждую минуту! Поняла меня?!

— Что?! Вортимер ненавидит меня! — подхватилась Ронуэн. — Он… убьет меня!

— Он не сделает этого. Он – благородный человек, — усмехнулся Вортигерн. — Либо так, либо …

— Хорошо, — обреченно выдохнула Ронуэн и опять опустила голову ему на грудь.

Она привязана к Вортигерну. Привязана цепями обстоятельств и их страсти. Их странной любви. Судьба не дает ей уйти со своим народом…

Спусти два дня Вортигерн, взяв небольшой отряд все еще верных ему бриттов и Роунэн, отправился на переговоры с Вортимером. Молодой король был удивлен, даже обрадован. Он временно перевел внимание с острова и вод вокруг него на дела переговоров.

В это время саксы, готовые действовать в любой момент, загрузились на суда и уплыли на родину. В Британии остались жены и дети многих из них, невольные заложники судьбоносных событий. Те, кто будет ждать, и, кто знает – может быть, напрасно.

Вортигерн остался под властью сына, с немногими верными ему бриттами. А Ронуэн осталась с ним. Одна в окружении людей, которые ее ненавидят, как язычницу, совратившую короля.

Тогда Ронуэн поняла, что пришло время действовать самостоятельно.

***

Действовать – потому что иначе ее могут просто убить. Только статус жены верховного короля и верховная власть Вортигерна защитит саксонскую ведьму и ее маленькую дочь.

— Милый, скажи, как ты думаешь, если … Вортимер погибнет в битве, кого бритты признают верховным королем? — промурлыкала она в один из вечеров, что они с Вортигерном проводили вдвоем.

И осеклась. Легко выдать себя таким откровенным вопросом… А Вортигерн, чтобы не говорил, как бы ни гневался, уважает и даже любит старшего сына.

Но ей повезло. Увлеченный созерцанием ее раскинувшегося на постели обнаженного тела, Вортигерн не почуял подвоха.

— Катигерн мертв, — задумчиво произнес Вортигерн. Средний сын Вортигерна действительно погиб в поединке с одним из лучших саксонских воинов еще в самом начале войны. — Пасцент – мальчишка. Думаю, если бы я проявил настойчивость и готовность прислушиваться к их интересам – они бы признали меня. А почему ты спрашиваешь? — Вортигерн словно очнулся, отвел взгляд, но его рука так и продолжала бродить по ее бедру.

— Просто подумала, может ли еще наша дочь стать дочерью верховного короля…

Вортигерн отдернул от нее руку.

— Женщина, ты предлагаешь мне убить собственного сына?! — взревел он.

— Нет-нет, милый… — Ронуэн привстала, обняла его напряженные плечи и прижалась всем телом. — Ты ведь знаешь, я просто всегда хочу понимать расстановку сил. А разобраться без твоей помощи не выходит…

— Хитрая… коварная ведьма…! — простонал Вортигерн развернулся и опрокинул ее на спину, нависая сверху. — Любимая…

***

На всякий случай Ронуэн выждала, чтобы Вортигерн забыл этот разговор. Потом направилась к лесной бабке, которая продавала ей специальную настойку в самом начале супружеской жизни, когда Ронуэн не хотела иметь детей.

На этот раз она хотела получить яд. Самый сильный. Такой, чтобы никто не понял, что ее врага отравили. Все должно выглядеть так, словно ему стало плохо с животом….

Бабка посмеялась и предложила королеве самой составить зелье – под ее, бабкиным, руководством. Творить зло – так своими руками, сказала ей ведьма.

Ронуэн сделала это. Она не отказывалась от ответственности перед богами.

Так у нее появился яд. Осталось найти предателя среди приближенных Вортимера и подкупить его.

Она нашла. Даже среди бриттов хватало тех, кто не мог устоять перед ее красотой. Пара многообещающих улыбок… Впрочем, изменять мужу она не собиралась. Дальше в ход пошел подкуп драгоценностями и деньгами…

Спустя трое суток Вортимер умер.

А еще через несколько дней на трон опять взошел мрачный, оплакивающий сына, Вортигерн.

Глава 20

Новый поворот

Предыдущая глава Следующая глава

Первые дни после отправки письма Мирддин постоянно ждал, что сейчас его жизнь изменится.

Смотрел на море и ожидал увидеть корабль, на котором придет его отец и заберет их с мамой. Как многим детям, ему казалось, что все должно произойти мгновенно. Он был разумным мальчиком, уговаривал себя подождать, но взгляд все равно постоянно косил в сторону моря, и он загадочно улыбался, никому не рассказывая, что его ждет чудо.

Но прошла неделя, две… а чуда не произошло.

Взрослым кажется, что дети быстро все забывают. Но на самом деле важные для них вещи они могут помнить очень и очень долго. Мирддин помнил про свое письмо и грустнел с каждым днем. Когда прошло два месяца он уже не думал об отце и своем письме постоянно, но порой вспоминал.

Он еще недостаточно хорошо управлял даром, поэтому не мог точно узнать, какова была судьба письма. Но прислушиваясь к ощущениям, чувствовал, что … письмо не дошло. Это очень расстраивало Мирддина.

А вот отца своего он по-прежнему иногда видел внутренним взором. Амброзий путешествовал, и Мирддину становилось горько. Ему хотелось быть там, с этим мужчиной, который так уверенной и гордо сидел на лошади. Хотелось, чтобы он посадил его перед собой, на холку коня, и они путешествовали бы вместе. Мирддин увидел бы дальние страны, о которых может только мечтать…

Спустя еще пару месяцев он практически отчаялся. Теперь он знал, что письмо дошло. Ощущал это. Но отец за ним не приехал. Тогда Мирддин и сам не понял, разозлился он или расстроился.

Он начал думать, что ошибся, и этот заморский мужчина на коне – не его отец. Либо… либо ему не нужны они с мамой. А, значит, и Мирддину такой отец не нужен.

Он сжимал зубы и думал, что если Амброзий все же его отец, и он не приехал за ними, то однажды они встретятся. И тогда Мирддин накажет его за все. В такие моменты он почти ненавидел его, думая, как тот скачет на своем коне перед войсками, а мама – любимая мамочка – такая спокойной и смиренная днем, ночью все также иногда плачет. От отомстит. Обязательно. Каждая ее слезинка отольется этому заморскому воеводе.

Мирддин никому не говорил о своих мыслях и чувствах. Чем большую обиду он чувствовал, тем больше понимал, что нужно держать свои планы при себе. Лишь немного намекнул Вардену, ведь невозможно все всегда держать внутри…

— Что это ты такой хмурый? — с улыбкой спросил его Варден на очередном уроке.

Мирддин вздохнул, и не выдержал.

— Я думаю, мы с мамой не нужны моему отцу, раз он до сих пор за нами не приехал. Варден, почему так? Я ведь хороший мальчик…

Варден пристально посмотрел, взгляд из-под косматых густых бровей странно сверкнул. Положил свою руку с узловатыми пальцами Мирддину на плечо.

— Послушай, Мирддин, — сказал он. — Во-первых, твой отец не знает, какой ты мальчик. Хороший или плохой. А, во-вторых… я не знаю точно, но … не суди его прежде времени. Будешь судить, когда встретишь его. А понять многое ты можешь сам, сейчас. Если разберешься в своих видениях. Сердце подсказывает мне, что ты должен разглядеть… то, что писал Блэз в том твоем видении.

— Я знаю! — почти со слезами крикнул Мирддин. Он и сам ощущал, что ему обязательно нужно понять, что значит это видение. Оно больше не приходило само по себе. Но Мирддин научился вызывать его по желанию, пытался разглядеть подробности.

Каждый раз ему казалось, что еще миг – и он сможет прочитать ускользающие буквы, написанные молоком… Именно в них – ключ ко всему в его жизни. — Но буквы исчезают, дед Варден, исчезают, ты понимаешь?!

— Понимаю, — спокойно произнес Варден. — Но только так ты сможешь понять все. И однажды … ты разглядишь эти буквы. А сейчас, давай сделаем еще упражнение. У нас осталось совсем мало времени…

Время действительно шло, в Британии окончательно утвердился Вортимер. Стало спокойнее на дорогах, и саксонская угроза казалась теперь призрачной.

А Мирддин думал, что теперь, раз отец его не научит, он должен найти другого человека, кто научит его воинскому искусству. Он не говорил матери и Блэзу, но ему совершенно не хотелось стать «книжным червем». Это не его путь.

Однажды он опять пришел к матери с важным вопросом.

— Мамочка, я хочу стать воином, — заявил он.

— Эмбрис… — мать явно растерялась. Потом отвела взгляд. — Зачем тебе это?

— Я ведь принц? — спросил Мирддин.

— Я принцесса, значит, ты, мой сын, тоже принц, — улыбнулась она.

— А все принцы – воины.

Тучка пробежала по лицу матери и Мирддин уже пожалел, что затеял этот разговор. Но желание добиться своего было все же больше, чем сочувствие к маминым сомнениям.

— А вот не все! Один твой дядя – готовится стать епископом! — сказала мама.

— Он больной, ты говорила, — парировал Мирддин. — А я здоровый. Я хочу стать воином. Мне нужно научиться.

— Но Варден ведь научил тебя… — грустно сказала мама.

— Варден научил меня сражаться магией, палкой и своими руками да ногами, — назидательно сказал Мирддин. — А научить сражаться настоящим оружием он не может. Мамочка, можно как-то сделать, чтобы я научился? Я очень хочу. В монастыре никто не умеет.

Мать вздохнула, отвернулась на мгновение, потом ласково и печально посмотрела на него.

— Можно, Эмбрис. Я могу написать твоему деду королю, попросить взять нас обратно. Но тогда…— она подошла и присела рядом с ним. Их лица оказались на одном уровне. Положила свою прохладную приятную ладонь мальчику на щеку. Мирддину очень нравилось, когда она так делала, он накрыл ее своей маленькой ладошкой. — Понимаешь, тогда твой дедушка может захотеть, чтобы я вышла замуж. И тогда у тебя появится… другой отец. Или что-то вроде отца… Ты хочешь, чтобы у тебя был отец – какой-нибудь король из другой страны?

Мирддин помолчал. Он уже почти совсем похоронил в душе образ своего настоящего отца. Но … ему не хотелось, чтобы какой-то чужой мужчина стал его названным «отцом». Это вызывало странно чувство чужеродности. Казалось неприятным и неправильным.

— А ты его будешь любить? — спросил он у мамы.

— Не знаю… — честно, со вздохом ответила мама.

— Тогда не пиши дедушке, — сказал Мирддин и поцеловал мамину руку.

Но судьба распорядилась по-другому…

***

Спустя буквально несколько дней в монастырь приехал отец-король Айргол. Вызвал Нию во двор, оценивающие оглядел ее.

— Хм… — сказал он, погладив бороду. — А ты все еще красива, дочка…

В свои двадцать шесть лет Ния действительно выглядела почти восемнадцатилетней, красота ее разве что расцвела, стала еще более женственной и яркой. Лишь выражение лица утратило любую наивность. Она была теперь молодой женщиной, матерью необычного ребенка, а вовсе не девушкой, мечтающей о большой любви.

Услышав фразу отца, она встревожилась. Сердце испуганно забилось, стремясь выскочить из груди. Не иначе как отец вернулся к старому плану выдать ее замуж. Ох… прямо как в воду глядела, когда обсуждала это с Мирддином!

— Я рада, правитель, что моя внешность еще радует тебя, — ответила она, чуть склонив перед королем голову, скрывая охватившие ее чувства. Давно не видела отца, да и память подбрасывала, как он откидывает ее в сторону мощными ударами, а она отчаянно прикрывает живот руками. Воспринимать его, как отца, ей было сложно. Просто король, который имеет над ней власть. Лишь где-то на окраине души еще жила дочерняя любовь и вера в его доброту.

— Позови мальчика, я хочу посмотреть на него, — велел король. Ния вздохнула и отправила одну из сестер позвать Мирддина. К счастью он был не у Вардена, а тут, рядом, помогал разрешиться от бремени корове, которая не могла разродиться уже много часов. Магия Мирддина всегда хорошо действовала на животных.

Мирддин пришел – спокойный и собранный, встал рядом с матерью, с интересом глядя на деда.

— Это твой дедушка, король Айргол, — сказала ему Ния и взяла сына на руку.

— Я знаю, — спокойно сказал мальчик. А Нии подумалось, что мальчик мог увидеть в будущем визит короля. Он мог быть готов к нему больше, чем она сама.

— Мирддин? — Аргол даже улыбнулся, лицо его как-то потеплело при виде внука.

— Да, господин, — кивнул Мирддин.

— Подойди. Дай я посмотрю на тебя.

Без всякого страха Мирддин приблизился к королю и застыл в паре шагов от него. Король оценивающим взглядом окинул его фигурку.

Мирддин был рослым мальчиком, крепким и сильным для своих лет, ловким и здоровым. Король велел ему повертеться и удовлетворенно хмыкнул.

— Крепкий малыш! — рассмеялся он вдруг. — Сразу видно, что мой внук! Ты знаешь, что ты принц, Мирддин, твоя бестолковая мать тебе рассказала?

— Да, — ответил Мирддин. — Мама рассказала мне все, что нужно.

— Вот как! — усмехнулся король и обернулся к Ние. — Парнишка мой внук, хоть ты и родила его незнамо от кого. А мой внук должен вырасти принцем и воином. Он не должен гнить в женском монастыре под присмотром бестолковых монахинь и книжника Блэза.

А дальше Айгол сделал совершенно неожиданную вещь. Он присел на корточки перед Мирддином, так же как это делала сама Ния. Крепко взял его за плечи и вгляделся в его лицо.

— Ты хочешь стать воином, маленький Мирддин? — спросил король. — Я могу это устроить. Ты поедешь со мной в Моридунум и будешь жить, как положено принцу, пусть и внебрачному. Хочешь этого?

Несколько мгновение они молча смотрели друг на друга. Потом Мирддин кивнул:

— Да, я хочу стать воином. Но я поеду только, если мама поедет со мной.

Король встал на ноги и рассмеялся.

— Ну, конечно, твоя мама поедет с нами! И мы с тобой найдем ей мужа… Хватит уже ей в девках да в монахинях ходить, не находишь, малыш!? — Айргол добродушно потрепал Мирддина по черноволосой голове и пристально поглядел на Нию – мол, что скажешь, дочка.

Сможешь устоять, если твой сын будет заодно со мной?

Ния сглотнула. То, чего она боялась, происходило. Происходило прямо сейчас. Катастрофа казалась ей неизбежной. Впрочем, она ведь была готова пожертвовать своим сердцем ради будущего сына… Остается отвечать за свои слова.

И тут мальчик выскользнул из-под королевской руки.

— Мама не хочет замуж. Я не буду с тобой искать ей мужа! — заявил он, исподлобья глядя на короля. — И я никуда не поеду, если ты будешь принуждать ее!

Король опять хмыкнул.

— Упрямый. Чувствуется характер. Ха-ха, ты ведь понимаешь, Ния, что я могу увезти вас обоих силой? Вы мои подданные.

— А я могу обратиться к епископу, попросить защиты, ссылаясь, что ты хочешь забрать меня из монастыря после того, как я решила служить Господу! — сказала Ния, насколько могла твердо.

— Епископ – твой брат и мой сын. Он пойдет мне навстречу, — усмехнулся король. Его лицо не было злым, скорее задумчивым. Он помолчал, потом сказал. — Но что за жена из тебя будет, если ты такая упрямая…

В этот момент Ния поняла одно: «сейчас или никогда». Или она уговорит отца сейчас или все пойдет крахом. Сейчас идея замужества казалась ей катастрофической. Как-будто она опять начала видеть и чувствовать будущее…

Как никогда ясно, она ощущала, что если она выйдет замуж, то … нет, не умрет. Она погаснет. Ее жизнь будет безрадостным прозябанием, полным лжи. Это прозябание будет длиться годами, пока окончательно не погасит еще горящий в ней свет.

А Мирддин не станет тем, кем должен стать. Она, как наяву увидела его высокомерным принцем. Суровым и жестоким воином, утратившим свою доброту, забывшим знания, что вложили в него Варден и Блэз.

— Отец! — Ния кинулась к королю и встала перед ним на одно колено, длинное одеяние тут же промокло в луже – недавно прошел дождь, но ей было все-равно. — Я … привыкла жить в монастыре. Я не мыслю свою жизнь без служения Господу! Позволь мне остаться монахиней, умоляю! Я перейду в монастырь святого Петра в Моридунуме и буду рядом с сыном… Но позволь мне остаться монахиней! А он сможет жить среди твоих людей. Позволь этому свершиться! Я не требую – лишь прошу о милости к твоей дочери, которая согрешила когда-то и с тех пор отмаливается свой грех…

Она опустила голову, ожидая решения короля. Айргол хмыкал и мычал, глядя на нее. Потом вдруг протянул ей руку и помог встать.

— Что с тобой сделаешь, упрямая девчонка! — сказал он, как ни странно, улыбаясь. — То же вся в меня! Готова на все лишь бы добиться своего. Ладно… поедешь в монастырь, я договорюсь. Пока, по крайней мере. Что из тебя за жена будет… Позор для меня. Оставайся пока монашкой. Но я больше не позволю делать из своего внука книжного червя! — Айргол рассмеялся и сурово погрозил пальцем. — Иди, пусть почистят твою одежду. Ты испачкалась…

— А ты на самом деле хороший, дедушка король, — послышался вдруг голосок Мирддина. — Мы поедем в Моридунум.

Ния выдохнула. Ей не верилось, что получилось. Она уже приготовилась к катастрофе. Но отец оказался лучше, чем она думала о нем последнее время. Впрочем… он еще может передумать. Этот меч всегда будет висеть над ней, пока отец жив.

***

Король дал им три дня на сборы, потом прислал за дочерью и внуком отряд. Для Нии были приготовлены носилки, но она впервые за долгие годы решила ехать верхом. Почему-то ей казалось, что это важно. Ей еще пригодится умение ездить верхом и обходиться без обычных удобств.

Старый Варден проводил ученика напутствием не показывать при дворе короля свои способности. И не плакать, когда законнорожденные принцы будут дразнить его. В нем другая сила. И кровь, возможно, благороднее, чем у всех остальных. Просто этого никто не знает. И не должен узнать – до поры, до времени.

ЧАСТЬ 3. ЛЕГЕНДА

Глава 21

Много воды утекло…

Предыдущая глава Следующая глава

Жизнь Мирддина в Моридунуме была совсем не такой, как в монастыре. Во многом она была лучше, во многом – хуже.

Удивительно, но дедушка Айргол искренне полюбил его и всячески поддерживал растерявшегося по началу мальчика. Запретил дразнить его и постоянно упоминать, что он «неведомо чей сын», злился, когда его внука называли «сыном дьявола». Ведь слухи о грехе Нии дошли до ближайшего города, почти все знали, что она родила от «неведомого духа», и ребенок ее – необычный.

Вот и сидит теперь по монастырям, говорили про нее, замаливает грех. Ния всеми силами поддерживала эту версию. Да, замаливает грех, и замаливать ей его – всю жизнь...

Но дед Айргол не всегда был рядом. Много времени он проводил в Лис-Кастелле, другой своей крепости, где держал большой гарнизон. И тогда все, кто не осмеливался дразнить и унижать Мирддина в присутствии короля, отбивались от рук.

В основном это были мальчишки-принцы, сыновья дядей Мирддина. Были среди них и внебрачные. Последние, казалось бы, находились в таком же положении, как Мирддин. Но не тут то было!

Дело в том, что каждый из них знал, кто его отец, и кто его мать. Да, их родители согрешили, но они были здесь, живые, из плоти и крови. Их можно было потрогать, попросить покровительства и защиты в любой момент. Про отца же Мирддина никто ничего не знал. Он оставался для всех не просто «сыном греха», но и сыном неведомого духа или случайного прохожего. Что совсем унизительно…

Вот мальчишки не забывали напоминать Мирддину об этом всякий раз, когда были уверены, что дед король не узнает. Мирддин сжимал зубы и вспоминал завет, что дал ему Варден.

Ему хотелось плакать от этих издевательств, но он не давал волю ни злости, ни горю. Либо молчал в ответ, либо - если в дело шли кулаки –умудрялся дать сдачи, хоть все его юные недоброжелатели жили при дружине куда дольше.

Да, теперь он находился при дворе почти все время. Здесь же жила большая часть королевской дружины, и Мирддина было велено учить воинскому искусству так же, как законнорожденных принцев.

Уроки Мирддина радовали. В девять лет он уже прекрасно скакал на большой лошади, дрался деревянным мечом и копьем, неплохо стрелял из лука. В состязаниях с ровесниками он почти всегда выходил победителем, ведь владел еще и тайной борьбой, которой научил Варден.

Каждый день он ходил в большой монастырь к маме – она старалась сама пореже появляться при дворе, не хотела напоминать Айрголу о своем существовании. А в свободное время посещал учителя Феофана. Грек учил одного из принцев, который должен был стать священником. Мирддин попросил деда и тот, посмеявшись, разрешил ему учиться у «заморского заучки» языкам и другим наукам.

Постепенно он привык к своей насыщенной жизни при дворе короля. Далеко не все мальчишки теперь дразнили его. Некоторые предпочитали дружить с ним и у него учиться, ведь Мирддин преуспевал во всем.

Единственным достойным противником в битве был Динабуций – средний сын самого старшего дяди Мирддина. Этот мальчик, на два года старше, всегда оставался уверенным в себе, задиристым, очень сильным, а иногда – жестоким. Эта жестокость и позволяла ему порой одержать верх над Мирддином, который не любил причинять другим боль.

И все же за то, что учился Мирддин быстро и бойко, а нрав у него был спокойный и разумный, большая часть домочадцев его уважала. А однажды, дед король, глядя как Мирддин рубится с одним из других мальчиков, рассмеялся и сказал:

— Да ты просто мерлин!

Мирддин удивился и спросил у деда, почему он так его назвал.

— Это такой сокол, мальчик, — бросил ему Айргол. — Такой же быстрый и хищный, как ты.

Мирддину понравилось это прозвище. Прежде его еще не называли соколом.

***

Между тем в Британии все это время опять было неспокойно.

Когда Вортигерн снова пришел к власти, Ронуэн достаточно быстро убедила его, что нужно призвать Хенгиста с его людьми обратно. Ведь многие бритты неверны королю, ему нужна личная гвардия из преданных отважных воинов… А, кто предан ему больше саксов, которых он когда-то облагодетельствовал?

И, как всегда, Вортигерн сдался уговорам супруги. Слишком любил ее, слишком хотел ей верить. Много раз ему шептали на ухо зловещие слухи, что Вортимера отравила «саксонская ведьма», но король отмахивался. Его Ронуэн была хищницей, но не такой… В ней слишком много врожденного благородства, да и не посмела бы она.

Вскоре корабли саксов подошли к британскому берегу и … Вортигерн обнаружил, что Хенгист нарушил его приказ явиться с небольшой личной дружиной.

Саксов было видимо-невидимо. Армия завоевателей, а не личная гвардия для короля.

Вортигерн впервые был готов выступить против своих прежних союзников. Ведь в его планы не входило окончательно отдать родину в руки чужеземцев.

Но Ровена уговорила его переговорить с отцом.

И, конечно, у Хенгиста, было что сказать… Да, они пришли большим флотом, ведь не знали, что Вортимер умер. Они шли на помощь своему королю Вортигерну – чтобы помочь в войне с общим врагом. И, конечно, все лишние корабли тут же отправятся обратно по приказу Хенгиста. Нужно лишь решить, сколько воинов должно остаться, как личная гвардия Вортигерна… И прочее в этом духе.

Хенгист умел говорить разумно и сладко. И хоть в душе у Вортигерна давно царапались острые шипы, он опять поверил. Решено было, что бритты и саксы встретятся в приморской крепости безоружными, чтобы заключить договор.

Договор мира и дружбы.

Встретились. Все было, как договорились, пока не выяснилось, что бритты честно выполнили соглашение не брать на встречу оружие, а вот саксы, по приказу Хенгиста, тайно пронесли длинные ножи[1]…

По сигналу Хенгиста они достали свое оружие и кинулись на бриттов.

Ронуэн не имела отношения к этому решению отца. Далеко не добрую сердцем, ее потрясло бесчестие и жестокость этого деяния… Одно дело – убить одного врага, а другое – перерезать множество безоружных людей, думалось ей тогда. И все же она еще оставалась верна своему народу.

Вортигерна саксы взяли в плен, но не убили. Угрожая смертью, они потребовали у него земли, крепости и города. Вортигерн, сломленный и усталый, все же не хотел умирать. И в глубине души Ронуэн презирала его за это. Сама она пошла бы на смерть ради своего народа…

Он согласился на все, и был отпущен. А саксы прошлись огнем и мечом, захватывая города и селения…

Дивед это бедствие тоже затронуло. Когда Мирддину было одиннадцать, Айргол отослал семью в отдаленную безопасную крепость и принял немало боев с саксами. Несколько раз бывал бит и отступал. Но, разграбив Моридунум, саксы ушли, и люди медленно, робко начали возвращаться в оставленное селение.

Мирддин рвался участвовать в боях, но его, еще мальчишку, конечно не взяли. Но тогда он впервые за долгое время показал свой дар. Подошел к королю и сказал, что население должно покинуть Моридунум, ведь как бы не сражался король, в этой битве его ждет поражение. Айргол внимательно посмотрел на него и послушался. Наверно- сам не зная, почему. Ведь темно-синие решительные глаза этого мальчика имели странную особую силу. Все его слова хотелось воспринимать всерьез.

***

А что оставалось Вортигерну? Саксы занимали все больше западных земель. Усталый король думал, как хоть немного защитить восток и север, еще частично верный ему. Тогда, впервые отмахнувшись от Ронуэн, шептавшей ему, что нужно не воевать с саксами, а заключить новый союз, собрал всех прорицателей, шарлатанов и лже-магов, которых знал, чтобы они подсказали ответ.

— Все из-за тебя, женщина! — сказал он возмущенной Ронуэн. Подошел и взял ее за подбородок – как когда-то. — Все из-за тебя! Из-за тебя я потерял все…

— Ты теряешь лишь потому что не хочешь слушать моих советов! — сказала Ронуэн.

— Молчи! — зло прошептал Вортигерн. Не притянул ее к себе, лишь продолжал держать за подбородок. — Слышала… говорят, это ты отравила моего сына? Слышала, ведьма?

— Слышала, — спокойно ответила Ронуэн. Она еще не верила, что он может причинить ей вред. — Люди много, что говорят. Они ненавидят меня. Скажи, муж мой, неужели ты поверишь чужому навету, а не жене, что служит тебе верой и правдой?

— Служит мне?! — Вортигер резко развернулся и отшвырнул ее в сторону. Ронуэн отлетела и больно ударилась локтем о стену. Ей стало страшновато. Вортигерн еще никогда не вел себя с ней так… — Мне?! Ты служишь лишь себе и своему папаше, женщина! Я тебя … ненавижу! Молчи, иначе отправишься в застенки! Я не пожалею твое прекрасное тело… Это по твоей просьбе я поехал на переговоры к Вортимеру – и в это время саксы покинули Британию! Это по твоему совету я пошел на встречу – и твои саксы перерезали моих людей! Все из-за тебя, змея! Будь ты проклята!

— Вортигерн! — едва сдерживая слезы, закричала Ронуэн. — Я всего лишь…

— Молчи, если не хочешь, чтобы я убил тебя прямо сейчас! — Вортигерн взмахнул рукой, словно хотел ударить ее. Ронуэн инстинктивно прикрыла лицо руками и совсем по-женски пискнула. — Аа! — рука короля опустилась. — Будь ты проклята! Больше я не буду слушать тебя! Может быть тогда сохраню то, что еще у меня осталось!

И быстро пошел к выходу.

— Вортигерн! Стой! Я люблю тебя! — крикнула Ронуэн. Это всегда помогало… Он не мог оставаться равнодушным, когда она говорила ему о любви.

Но он не обернулся.

Дверь захлопнулась за королем. А за стеной отчаянно зарыдала их младшая дочка.

***

Собранные Вортигерном «мудрецы» посоветовали ему построить новую крепость, чтобы держать оборону от саксов. Ведь почти все его старые твердыни уже были в руках врага. Они указали на особое место, высокую неприступную гору.

Если выстроить здесь крепость – то она спасет народ Британии, говорили они. Когда Вортигерн хотел, он мог действовать очень быстро. Через пару дней уже шло строительство. Король сам ходил, наблюдал за работой строителей, сам слушал отчеты, сам велел торопиться.

А потом… новое проклятье постигло короля. Когда была заложена часть фундамента, вечером опустился густой туман. А ночью гора начала странно трястись, и все, что было возведено за день, рухнуло. [1]

Так повторилось на второй и на третий день… Взбешенный и растерянный Вортигерн вновь призвал своих мудрецов. Пригрозил смертью, если они не найдут способ остановить разрушение не построенной крепости.

Мудрецы боялись за свою жизнь. Поэтому они предложили способ, каким бы странным он не казался… И Вортигерн им поверил.

Глава 22

Предчувствия

Предыдущая глава Следующая глава

Мирддин тронул коня и двинулся вниз по тропинке. Конечно теперь, когда ему вот-вот исполнится тринадцать, никто не возражал против его одиноких поездок. К тому же и ездил-то он недалеко – к Вардену, который так и жил в шаговой доступности от монастыря святой Бригитты.

Иногда на обратном пути Мирддин заходил и к отцу Блэзу. Но в последнее время – все реже. Внутри у него поселилось странное чувство по отношению к старому учителю. Почти отвращение. И особенно – с тех пор, как Мирддин начал по-настоящему предвидеть будущее и ощущать прошлое.

Теперь он знал наперед многое. С возрастом его видения обрели настоящие краски, а разум научился трактовать их. Порой это были образы жестоких битв, и Мирддин откуда-то знал, когда и как они произойдут. В других случаях – он видел животных, борющихся друг с другом, аллегорию событий, что должны произойти в Британии.

Странно было чувствовать себя пророком, но Мирддин давно привык, что ему ведомо неведомое никому более. Он не гордился этим. И не боялся этого. Это была его жизнь и судьба. Мать называла его «Эмбрис» - «бессмертный». И он знал, что станет бессмертным – в определенном смысле. Войдет в легенды, люди будут помнить о нем тогда, когда вся правда об истинных событиях забудется.

А вот собственное будущее и будущее или прошлое близких оставалось куда более туманным. Он так и не узнал, что писал тогда Блэз. Видел очень ясно, мог теперь часами всматриваться в огонь или воду и не уставать. Но буквы, писанные молоком, все так же быстро исчезали. И это было еще одной причиной, почему ему не хотелось видеть Блэза.

Он знал, что нельзя спрашивать у него об этом. Вообще Блэзу лучше лишний раз не напоминать о своем даре! С годами священник стал совсем нетерпим ко всему, что связано с магией или предсказаниями. Стал раздражителен, как будто его постоянно что-то жжет изнутри. А на Мирддина при встрече он смотрел странно – как-то виновато и недоброжелательно одновременно.

Мирддин знал, что это как-то связано с тем, что Блэз написал тогда молоком. Но эту загадку ему придется решить самостоятельно. Одно из видений показывало, что Блэз сразу умрет, если он, Мирддин, пристанет к нему с расспросами. А смерти Мирддин ему не желал. Просто их пути расходились все больше.

Совершенно другое дело Варден! С тех пор, как у Мирддина появилась возможность снова приезжать к нему, старый друид ожил. Он опять давал уроки – на совсем другом уровне, ведь его ученик был уже не мальчиком, а разумным и сильным юношей. Они говорили на равных, а порой Мирддин замечал, что, конечно, все умения и способности друида – лишь малая часть доступного ему самому.

А большую часть ему придется освоить самостоятельно.

В этот раз, как и во многие другие, Варден резко выскочил из-за угла прямо перед копытами коня.

— Ты опять меня не заметил, молодой Мирддин! Тебе нужно быть внимательнее! — сказал старик.

В его глазах светилось лукавство, он явно был доволен, что сумел прокрасться незамеченным. И Мирддин не разочаровывал его, хоть на самом деле еще несколько минут назад внутренним взором разглядел, как старый друид ловко пробирается через чащу, чтобы сделать сюрприз своему ученику, а заодно преподнести урок.

Чужое присутствие он всегда ощущал безошибочно.

— Ты… хитрый бесшумный лис, великий Варден! — рассмеялся Мирддин и спешился. — Куда мне до тебя!

Старик искоса поглядел на него.

— Ты становишься мудрым, мальчик мой. Ты ведь давно знаешь, что я на тебя «охочусь». Решил потешить самолюбие старика…

Мирддин так же лукаво улыбнулся и опустил глаза:

— Но ты все так же видишь меня насквозь!

— Пойдем, у нас последний урок, — вздохнул Варден. — Переломный момент наступает… Ты знаешь об этом. За морем выстроилась огромная армия, готовая плыть в Британию. Корабли «бессмертного» ждут своего часа, который вот-вот наступит…

— Да, — кивнул Мирддин и послушно завел коня в пещеру вслед за Варденом.

В тот, свой последний вечер, она вместе смотрели в огонь и в воду. Обсуждали явившееся им. Варден давал ученику последние напутствия.

Оба знали, что больше они не встретятся. Ведь оба предчувствовали будущее.

Не встретятся - не потому что Варден умрет. Этот старый друид проживет еще немало. Просто жизнь уведет его единственного и любимого ученика далеко от тех мест.

А когда Мирддин сможет навестить его, Варден все же отправится в страну «ушедших отцов». Ведь рано или поздно это должно произойти. Его почти никто не будет помнить. Только Мирддин и его мать, чью жизнь он спас.

***

Когда умер Вортимер и в Британии воцарилось нестойкое владычество Вортигерна, был удобный момент, чтобы овладеть страной. Но Британия была далеко, а Арморика, которую Эмбрис взялся защищать с самой юности – близко. Прямо здесь.

Он уже готовился к решительному броску в Британию, когда пришли вести, что саксы начали угрожать Арморике с севера. Эмбрису пришлось оборонять континентальные владения. Эта жестокая и долгая война затянулась на долгие годы, заставила его скрежетать зубами, в очередной раз откладывая мечту.

Грело лишь, что благодаря его усилиям, здесь, на полуострове, люди могли жить относительно спокойно. Он пожертвовал своей мечтой не зря. И не на всегда.

И время пришло – когда Эмбрис понял, что теперь у него хватит сил и защищать Арморику, и отвоевать Британию.

Ему вскоре должно было исполниться тридцать шесть лет. Весьма почтенный возраст, уже никто не называл его молодым воеводой. Дальше откладывать было нельзя, ведь остаток своей жизни Эмбрис хотел посвятить защите и благоустройству Британии.

Жесткий, бездетный, одинокий, он годами вынашивал свои планы, и, наконец, был полностью готов их реализовать.

Ах да… все же был один человек, с которым он не чувствовал себя одинокой скалой посреди волнующегося моря. Его брат Максим. Отважный воин и неплохой полководец. За отчаянную смелость в бою люди прозвали его «Утер»[1], то есть ужасный. Ведь он вселял ужас во врагов одним своим появлением на поле боя.

Когда Эмбрис станет королем Британии, он отдаст Максиму Арморику. А когда-нибудь брат объединит под своей властью обе страны. Пока же брат последует за ним и будет его первым соратником в грядущих событиях.

***

Смутные предчувствия охватили Нию с самого утра. Ей было тревожно, хоть после того, как саксы почти полностью покинули, Деметию, жизнь была спокойной и размеренной – как она привыкла в монастыре.

Но сегодня в воздухе что-то витало… Предчувствие изменений. И опасность лично для нее.

Было прохладно, она запахнулась в накидку и вышла из монастыря. Здесь, как и в монастыре святой Бригитты, ей разрешалось гулять. Никто не держал ее, он по-прежнему была на привилегированном положении.

Стоило ей сделать пару шагов от забора, как она услышала конское ржание, инстинктивно отступила, чтобы не перекрывать дорогу всаднику и тут же … встретилась взглядом со своим отцом.

Он смотрел на нее сверху вниз, а рядом с ним приплясывал другой конь, несший немолодого мужчину в военному обмундировании. С обветренным лицом, длинным белым шрамом на лбу и резкими, но благородными чертами. Его темные волосы были сильно тронуты сединой, но старым он не выглядел. Глаза остро проницательно светились.

— О, Ния, мы как раз к тебе… Хм… — сказал Айргол доброжелательно. Последние годы у них опять были хорошие отношения. Иногда он приходил побеседовать с дочерью и вроде бы оставил планы выдать ее замуж, ведь ей исполнилось уже тридцать два года.

Они с незнакомым мужчиной спешились, и мужчина поклонился Ние.

— Хм… Это Горлойс, герцог Корнуолла, — представил его Айргол.

— Рада видеть вас в Деметии, — вежливо произнесла Ния.

Пожалуйста, действительно рада… Этот испытанный боями воин производил приятное впечатление – умного и уравновешенного человека. А еще он не вызывал никакого чувства опасности.

Мужчина еще раз поклонился и… поцеловал ей руку, словно она была не монахиней, а обычной знатной дамой. Ния подумала, что настоятельница сильно рассердилась бы, узнав, что у нее был, пусть даже такой небольшой, но физический контакт с мужчиной.

Рука у него была сухая и сильная, губы тоже сухие и жесткие. А само касание не показалось Ние противным, хоть она совсем отвыкла от мужских прикосновений, кроме объятий сына и редких – отца.

— Герцог, — хитро прищурившись, сказал Айргол, — я позволю себе переговорить с дочерью. Думаю, нам есть смысл поставить ее в известность о наших планах…

Сердце Нии тревожно забилось. В чем дело? Не зря она с самого утра предчувствовала опасность и перемены! Что он опять удумал?!

Отец властно взял ее под локоть и повел вдоль забора.

— Что ты хочешь казать мне, отец? — встревоженно спросила Ния.

— Видишь ли, дочь… — кажется, Айргол замялся. Потом продолжил обычным своим глубоким и уверенным голосом. — Герцог приехал… просить твоей руки. Я дал согласие. Мне нужен союз с Думнонией и Корнуоллом. Объединившись, мы сможем противостоять и Вортигерну, и саксам…

— Что?! — Ния вырвала локоть и остановилась напротив него. — Ты ведь обещал…!

— Я ничего не обещал… — опять замялся Айргол. — Я лишь сказал тогда, что ты можешь пока жить в монастыре. Пока я не найду тебе лучшее применение. Теперь … я вижу его ясно, как день. Я получу союз. А ты перестанешь гнить здесь. Посмотри на себя. Кто ты? Старая дева. Монашка. Кто еще возьмет тебя? Кому ты нужна? А герцог готов взять тебя, тридцатилетнюю. Он хороший человек и отменный вояка. Отличный военачальник. Ты выйдешь за него, Ния, чтобы ты там себе не думала.

— Я ему откажу! Как отказала бы любому! — воскликнула Ния.

… И в этот момент поймала взгляд Горлойса. Держа в поводу двух коней, он смотрел на них с Айрголом, должно быть видел ее возмущенное лицо. Но в нем не родилось ни насмешки, ни ехидства. Он просто внимательно наблюдал и глядел на нее … с ласковым сочувствием.

Заметил ее взгляд и едва-заметно ободряюще улыбнулся. Ния не могла не признать, что этот мужчина … какой-то очень надежный. И невероятно спокойный.

— Хочешь состариться в монастыре? — продолжил Айргол. — Действительно хочешь? Или все же обратишь внимание на мужчину, который готов взять тебя старую и с твоим ничейным сыном. К тому же, я не уверен, что мы устроим представление, где потребуется твое согласие. Можно обойтись и без этого.

Ния чуть не задохнулась от ужаса и возмущения. Это правда… Согласие женщины – лишь представление, спектакль, который устраивают или не устраивают ради красивого обряда. Отец может и не дать ей возможность отказаться…

Но под спокойным взглядом Горлойса ее возмущение как-то погасло.

— А я поверила, что ты мне настоящий отец.. — задумчиво произнесла Ния, продолжая смотреть на герцога. — Что ты можешь понять меня и сделать, как лучше мне. Все эти годы я была благодарна тебе за это.

— Да, я отец тебе! — вспылил Айргол. — И именно поэтому хочу добра тебе, твоему сыну, которого люблю, и своей стране!

Помолчал, потом добавил:

— Поговори с ним, может, он тебе еще понравится. А я уезжаю прямо сейчас. Герцог догонит меня по дороге, если ты согласишься на беседу с ним.

— Да, я лучше уж поговорю с ним, чем с тобой! — вновь вспыхнула Ния.

Быстрым шагом, придерживая полы серого и некрасивого монашеского одеяния она пошла к герцогу. Может, с ним удастся договориться?

— Я хотела бы обратиться к тебе, герцог Горлойс, — решительно глядя на мужчину, произнесла Ния.

— Всегда к твоим услугам, принцесса Ния, — вежливо ответил Горлойс. Краем глаза Ния заметила, как отец вскочил на коня, удовлетворенно глядя на их пару. За углом его встретил отряд личных гвардейцев.

— За монастырем есть красивый холм, насколько я знаю, — услышала Ния спокойный голос герцога. — Ты не откажешь мне, прогуляться там со мной?

— Мне следовало бы отказаться – я монахиня, и мне не пристало гулять с мужчиной, — ответила Ния. — Но нам с тобой действительно нужно поговорить.

И быстро пошла по тропинке, огибавшей забор. Герцог твердыми шагами направился за ней, ведя в поводу коня.

Глава 23

Невеста

Предыдущая глава Следующая глава

Солнце нагрело траву на холме, она пахла пряно, даже терпко. Несмотря на все свое волнение, Ния наслаждалась этим ароматом. Это был запах природы, свободы, счастья...

Когда-то она ощущала тоже самое - в день, запавший навсегда в ее память. Тогда ее мужчина-дух появился, как ниоткуда, предстал перед ней на фоне моря, а она спрашивала своих служанок, видят ли они его... Она не видели, никто его не видел, кроме Нии. И она до сих пор не знала, что это значило.

Незаметно вздохнула. Инвис и Аэрон она отослала вскоре после рождения Эмбриса. Обе были давно замужем за вояками из отцовской дружины. Воспитывали детишек. Иногда навещали ее в монастыре.

Если бы не ее упрямство и глупая верность призраку прошлого, она тоже могла бы быть чьей-то женой, могла бы родить других детей - младших братьев и сестер Эмбрису. Что ее всегда останавливало...?

Смутные ощущения, чувства, которые и понять-то нельзя?! Нежелание предавать призрачную, хоть и такую сильную любовь, что посетила ее когда-то? Иногда ей и вовсе казалось, что все ей приснилось. А теперь она хранит верность странному сну... Просто сну. Лишь ее сын, Эмбрис, был реальным, ощутимым последствием этого сна.

Ния упрямо махнула головой. Она здесь, чтобы избежать брака, а не чтобы сожалеть о годах, проведенных в монастыре!

Герцог Горлойс, высокий, спокойный, мужественный шел рядом, ведя в поводу своего коня. А у Нии вдруг странно засвербило внутри. Ей захотелось... тоже поскакать на лошади. Почувствовать ветер в волосах, ощутить свободу... Захотелось чего-то отличного от размеренной жизни в монастыре.

Какой-то другой, более насыщенной жизни.

Герцог молчал, видимо он заметил ее растерянность и раздумье, и давал ей возможность побыть наедине с собой.

Ния сжала кулак. Ей в очередной раз придется отстоять свою "свободу". Она должна попробовать. В прошлом у нее получалось. Но что-то внутри сопротивлялось этому. Краем глаза, наблюдая за герцогом, ей думалось, что, если бы она и впрямь захотела выйти замуж, то найти претендента лучше этого мужественного и разумного человека было бы сложно.

Она замедлила шаг и произнесла:

— Герцог, отец сказал мне, что вы приехали просить моей руки... — и замолчала, давая ему возможность самому продолжить беседу. Интересно, что скажет т человек, осмеливающийся претендовать на монахиню.

— Да, прекрасная принцесса Ния, — ответил он своим спокойным голосом. — Я хочу найти жену. Моя прежняя жена, та, с кем мы были вместе с самой юности - умерла. Почти все мои сыновья погибли в стычках с саксами или людьми Вортигерна. Ты знаешь, Думнония никогда не признавала его власть. Я нуждаюсь в женщине, что станет мне подругой. А Корнуолл нуждается в герцогине и союзе с Деметией, — Ния понимала, что это значит "Корнуолл нуждается в моих наследниках".

— Вам нужны наследники, — сказала Ния, остановилась и прямо посмотрела на него. — Почему же тогда вы не женитесь на молодой девушке, которая с большей гарантией родит вам новых сыновей?

Вопрос не смутил герцога. Он серьезно и ласково посмотрел на нее.

— Я буду рад наследникам. Но всегда найдется тот, кто станет достойным занять герцогский престол. К тому же, мой сын Кадор еще жив. Он - племянник короля Думнонии Герайнта. У короля нет сыновей, и Кадор наследует ему. Ничто не помешает ему быть и герцогом Корнуолла одновременно. Если я не назначу другого наследника для герцогства. Я ищу совсем другого, Ния, — он посмотрел на нее сверху вниз почти нежно. — Женщину, с которой опять узнаю верность и ласку, что была у нас с женой. Женщину, которая будет любимой подругой, у которой есть ум и верное сердце, чтобы понимать меня, а не только делить постель и трапезу. ...Я помню тебя совсем юной девушкой, должно быть тебе было четырнадцать или пятнадцать лет. Ты была прекрасна, как весенний ветерок - но в твоих глазах было и понимание и ум. С годами ты стала лишь краше, а жизненный опыт и ... пережитая боль дали тебе истинное понимание жизни. Я ехал сюда, вспоминая девочку. Но встретил женщину, которая намного лучше и прекраснее нее. Умную, упрямую, красивую и самоотверженную.

Ния невольно опустила взгляд. Признание герцога смущало, а сердце залило давно забытой радостью, когда тебе говорит комплимент мужчина, который может понравиться тебе самой.

И в этот момент... герцог мягко взял ее за руку своей жесткой сильной ладонью, которая, казалось, могла крошить камни. Бережно, с каким-то особых чувством. Ния ощутила, как в груди затрепетало.

О Боже... Ее волновало касание этого мужчины! Волновало до давно забытой дрожи, сладкими иголочками проходящей по душе и телу. Не как в прошлом. По-другому. По-взрослому. Со зрелым осознание, что тебя тянет к этому человека, хочется его покровительства и его ласки.

— Я знаю, что ты решила посвятить себя Богу, — проникновенным голосом сказал Горлойс. — Но я прошу дать мне шанс сделать нас с тобой счастливыми людьми. Ты одинока, я знаю. Я тоже одинок. Ты не представляешь рядом с собой почти никакого мужчину. А я не могу найти себе подходящую жену... кроме тебя. Уверен, мы полюбим друг друга. Другого не дано. Нам нужен только шанс.

Ния судорожно вздохнула и потянула ладонь на себя. Герцог отпустил ее, она заметила, что краешек его губ сложился в легкую улыбку.

— Прости, что я напугал тебя...

— Не напугал, — покачала головой Ния, и чтобы отвлечься от его опасной близости, снова пошла вверх по тропе. — Я польщена твоим предложением, герцог Корнуолла. Но я монахиня, не могу нарушить свои обеты.

На этот раз герцог усмехнулся:

— Мы оба знаем, что ты не связана ничем, кроме собственных решений. Никто не держит тебя в монастыре насильно. Ты можешь покинуть его в любой момент. Скажи, у тебя ведь есть сын?

Ния сглотнула и с вызовом подняла на него взгляд. Начнет говорить, что мало кто готов взять замуж принцессу с внебрачным сыном, а он готов?! Что же...

Тогда он хуже, чем она о нем подумала. Все сомнений покинут ее душу.

— Да! — не скрывая вызова в голосе ответила она.

В лице герцога ничего не изменилось.

— Кто его отец? — с интересом спросил он.

— Не знаю, — усмехнулась Ния и продолжила весьма жестко. — Ты наверняка знаешь слухи, легенду, что я родила сына от духа-инкуба, а то и от самого дьявола. Мне нечего добавить к этому. Все было так, как гласит легенда. Я не знаю ни кто его отец, ни зачем он пришел ко мне. Можешь не верить мне, думать, что я лишь скрываю имя этого мужчины. Но нет. Если кто и скрыл его – то он сам. Для меня все было, как сон, немыслимая сказка, которая растаяла, оставив мне сына.

Ния по-прежнему не могла сдержать бравады, она просачивалась в интонации, делала ее речь более воинственной, чем ее чувства. Ей хотелось немного испытать герцога… Что он ответит на это? Начнет пытать ее, убежать открыться, говорить, что уж ему-то она может сказать правду?! То есть поведет себя, как все.

Или что?

Герцог задумчиво помолчал.

— Надо же, — вдруг сказал он со своим обычным спокойствием. — Я думал, что такого не бывает. Но я верю тебе. Вернее, верю, что ты говоришь правду. Если кто и был обманут – то не я и другие, желающие знать имя обесчестившего тебя мужчины. Обманута, возможно, была ты.

Ния выдохнула. Вот как ему удается быть именно таким, как ей хочется?! Говорить то единственное, что она хочет услышать?

— Благодарю, Горлойс… — только и нашлась она. Впервые назвать его по имени получилось как-то само собой.

Внимание герцога не упустило этого. Он бросил на нее странный косой взгляд, куда более горячий, чем весь его облик и привычная невозмутимость. Помолчал, потом вдруг опять взял ее за руку – чтобы повести выше по холму, где тропинка делала крутой изгиб и была полна коряг да неровностей.

Ние стало необыкновенно приятно. Давно никто не водил ее за руку. С тех самых пор, когда они тайно гуляли по ночам с ее призрачным мужчиной.

Почти четырнадцать лет назад.

Необыкновенное ощущение, когда мужчина бережно ведет тебя, подумалось ей. Ощущение, от которого она совсем отвыкла. Которого в ее жизни было так мало…

Долгое время они молчали. Ния была немного ошарашена надёжным и приятным поведением герцога и своей реакцией на него. Он же, казалось, погрузился в раздумья.

Потом он вдруг выдохнул, словно решившись.

— Послушай, Ния... Я подумал о твоем сыне. Ему ведь должно быть около тринадцати лет?

— Да, скоро исполнится.

— Он учится сражаться?

— Да. Он обещает стать прекрасным воином, — с гордостью за сына ответила Ния и осеклась. Если этот мужчина так надежен и искренен, то он имеет право знать правду. — Он умен не по годам. Он очень взрослый. Это не просто слова матери. Так считают все вокруг. Возможно, отец упоминал он этом. Порой он называет моего Эмбриса «Мерлином» - соколом, разящим из поднебесья. Но… видишь ли, он был необычным ребенком. И остается необычным юношей. Он – не как все. Он маг.

— Магия? — усмехнулся герцог. — Я действительно слышал об этом. Меня это не смущает. Магия дает больше возможностей защитить своих близких и свою страну. Послушай… Ния, что ждет тебя и твоего сына здесь? Ты угаснешь в монастыре, а мое сердце будет обливаться кровью при мысли о том, как мы могли бы быть счастливы с тобой. …А твой сын? Возможно, он станет принцем и мелким военачальником при короле Деметии. Но он так навсегда и остается незаконнорожденным «сыном дьявола». Я же … Я могу признать его, — он остановился, мягко развернул Нию к себе и серьезно посмотрел на нее сверху вниз. — Признать своим сыном. Я заявлю, что он мой кровный сын, что когда-то я тайно … посещал тебя. Да, он останется бастардом, но у него будет настоящий отец. Будет известно, что он с обеих сторон принадлежит к королевским семьям. Никто больше не назовет его «ничейным сыном». А когда я умру, он станет герцогом Корнуолла. Это лучше, чем оставаться одним из многих внебрачным принцев при дворе деда.

— Что?! — опешила Ния. Ей захотелось расплакаться. Герцог предлагал дать им с Эмбрисом… все. Все, что только можно представить. — Ты готов солгать… признаться в грехе, которого не совершал…? Ради меня и … Эмбриса?

— Да, конечно, — Горлойс улыбнулся краешком рта, перекинул повод через локоть, и накрыл ее руку второй ладонью. — Я хочу сделать тебя своей женой. А значит, я должен дать тебе и твоему сыну все, что могу. Всю защиту и все блага, какими располагаю.

Несколько мгновений они молчали. Ладонь Нии трепетала между его сильных сухих рук. Чувства смешались, закрутились водоворотом, потом расправились, как проясняется весеннее небо после грозы. По щекам неконтролируемо потекли слезы.

— Ты действительно готов это сделать для нас…? — еще раз переспросила она, так и не веря до конца, что гордый знатный мужчина может предложить подобное.

— Ну конечно, — мягко улыбнулся ей Горлойс и чуть погладил ее руку.

— Я… я не знаю, что сказать! — призналась Ния и, как девочка, вытерла слезы рукавом.

— Скажи «да», — улыбнулся герцог. — Или хотя бы обещай подумать. Сейчас я должен буду поехать вслед за твоим отцом. Дела не ждут, хоть и хотел бы остаться здесь с тобой. Вернусь через три дня. Подумай и жди моего возвращения с… положительным ответом. Мы оба не пожалеем, милая Ния. Я уверен в этом.

Ния отвела лицо в сторону. Сказать «да» очень хотелось. Теперь это казалось ей правильным. Не важно, что эту участь приготовил для нее отец, и она хотела из упрямства сопротивляться. Важно, что герцог Горлойс Корнуолльский оказался лучшим мужчиной из всех, что она встречала. Он говорил и … предлагал немыслимые невероятные вещи.

Но было одно «но»…

— Я должна посоветоваться, — искренне сказала она.

— С кем? — удивился герцог.

— С сыном. Я ведь говорила, что он взрослый не по годам. И считает себя моим единственным настоящим защитником. И … я не смогу принудить его уехать в Корнуолл и «стать» твоим сыном, если он не захочет.

— Я понимаю, — кивнул Горлойс. — Что же… Когда я вернусь, ты познакомишь нас. Уверен, он разумный юноша и примет правильное решение. Обещаешь подумать и, вероятно, согласиться?

— Да, — опустив глаза ответила Ния. Неожиданно ощутила, что краснеет. Ведь это было первое в ее жизни – пусть и ориентировочное – согласие выйти замуж. А мужчина напротив, выходит – ее жених. Утром она была монахиней. А сейчас она … почти невеста? — Я буду думать, говорить с Эмбрисом и ждать твоего возвращения. Прошу только! — она подняла взгляд на Горлойса. — Если я или Эмбрис… не сможем уехать с тобой, если я буду вынуждена отказаться… не позволь моему отцу принудить меня! Ты ведь хочешь жену, а не рабыню!

— Разумеется. Принуждать вас я ни за что не буду, — мягко ответил Горлойс и едва-касаясь провел рукой по заплаканной щеке Нии. Улыбнулся. — Что же, я могу надеяться, что напротив меня стоит моя невеста…?

— Да, герцог Корнуолла, можешь надеяться! — неожиданно радостно и игриво ответила Ния, и еще более неожиданно для самой себя рассмеялась.

… В следующий момент Горлойс обнимал ее, и она не смущалась, ведь это были объятия радости людей, которые внезапно обрели друг друга. Больше объятия родственником и друзей, чем охваченных страстью мужчины и женщины. Но Ния знала, что и для страсти еще придет время. В этому мужчине больше огня, чем кажется. И он на нее так смотрит, с таким затаенным огнем!

— Мне показалось, что ты хотела прокатиться на коне, принцесса, — прошептал он ей на ухо. — Я могу отвезти тебя обратно верхом?

— Да! Можешь даже сделать кружочек! — рассмеялась Ния, все больше ощущая себя молодой девушкой. Такой девушкой, какой она почти не была в прошлом. Ведь ее юность забрали монастырь и рождение внебрачного сына.

Герцог легко подхватил ее и подсадил на коня. Сам вскочил следом.

И Ния вдруг почувствовала, что вот так – все правильно. Чувствовать за спиной жесткую сильную грудь этого немолодого мужчины, его жилистые руки, держащие поводья - как поручни для нее… Это было правильно, этого ей очень не хватало в ее одинокой жизни.

Уйти из монастыря ради брака с ним не будет грехом, подумала она. Лишь бы Эмбрис согласился.

Глава 24

Внезапная правда

Предыдущая глава Следующая глава

На следующий день Мирддина за воротам дворца ждал Динибуций с деревянным мечом в руке. Он все не мог успокоиться, на днях Мирддин безоговорочно победил его в поединке, и двоюродный брат мечтал отыграться.

Драться настоящими мечами без присмотра старших им запрещалось, а вот ненастоящим оружием юноши могли дубасить друг друга сколько угодно. Военачальники короля лишь улыбались, глядя на их сражения и хвалили победителя.

— Пошли, — хмуро сказал Динабуций. — В прошлый раз я позволили тебе уложить меня на лопатки. Но на этот раз...

Мирддин усмехнулся. Он без всякой магии легко одерживал верх. А если бы применил навыки полумагического боя, привитые Варденом, то и вовсе мог бы справиться с братом за несколько мгновений. Но он и сам считал это нечестным. К тому же знал, что нельзя показывать свою магическую силу без особого повода.

Вскоре она бились на пыльной прощадке недалеко от дворца. Вокруг ходило много людей, иногда они останавливались поглядеть на сражение двух принцев. Одни брали сторону Динабуция, ведь Мирддин слыл странным юношей и, возможным, сыном нечистого.

Другие - сочувствовали Мирддину, который так ловко и отважно сражался, хоть был младше своего брата. Несколько странников, привязав лошадей к ближайшему забору устало сидели на камнях и с улыбкой глядели на сражение юношей. Они не вставали ни на чью сторону и никого не подначивали. Лишь наблюдали.

И взгляды этих четверых, которые Мирддин ощущал затылком, не очень-то ему нравились. Он не чувствовал прямой опасности для себя. Но знал благодаря своему дару, что они могут доставить неприятности...

Спустя четверть часа все было решено. Мирддин оттеснил брата к забору. Тот запыхавшийся, плевался от злости, ненароком сдувал с лица упавшую светлую прядь.

— Проклятье! — крикнул он Мирддину, который был готов приставить деревянный клинок ему к горлу. — Что ты равняешь себя со мной, глупец! Тебе далеко до меня. Ведь я и со стороны отца и со стороны матери проихожу из королевского рода, а кто ты, никому неведомо, ибо нет у тебя отца![1]"

— Это не делает меня воином хуже, чем ты! — почти спокойно ответил Мирддин и прижал Динабуция к стене.

И тут повисла тишина. Странная и полная тишина.

Мирддин отскочил в сторону, так, чтобы Динабуций не смог нанести ему удар в спину и посмотрел на площадь. Люди, прежде глядевшие на поединок, молча расходились. Некоторые сочувственно кивали Мирддину.

И все молчали. Лишь те четверо - теперь Мирддин разглядел у них на плечах грубый образ белого дракона - значок людей Вортигерна - поднялись и медленно шли к мальчикам.

— А вам что нужно?! — крикнул им рассерженный Динабуций. — Этот ничейный сын лишь по ошибке победил меня! Нечего смотреть!

Самый старший, бородатый и темноволосый, из людей Вортигерна примирительно поднял руку вверх.

— Нам все равно, кто победил в вашей схватке, молодой принц! — вежливо произнес он. — Уверены, и ты отличаешься отвагой в бою. Мы лишь услышали, что у твоего друга никогда не было отца. Скажите, это правда?

— Вы можете спросить прямо у меня, — с вежливым кивком головы произнес Мирддин.

— И что ты скажешь?

— Скажу правду. Что я внебрачный принц. Остальное неведому никому, даже мне.

— Вы от верховного короля, Вортигерна? — сбавив гонор спросил Динабуций. В его упрямом лице со вздернутым новос, появилось даже что-то вроде почтения. Мирддин знал, что Динабуций уважает Вортигерна, как верховного короля, даже считает его образцом для подражания.

— Да, юный принц... Может быть, ты скажешь нам правду? — с почтением ответил ему главный посланец "верховного короля".

Мирддин шагнул к брату и состроил лицо, которое должно было сказать ему "Прошу, молчи!". Он не боялся, лишь не хотел обсуждать подробности. То есть - не хотел лишнего позора для своей матери...

И в этот момент его накрыло. Мир словно бы погас перед глазами. Ясно и четко он увидел картину, знакомую до боли. Ту, что он вызывал у себя специально, пытался разглядеть.

Одинокая свеча в темной комнате, Блэз пишет молоком между строк...

Сердце быстро взволновано забилось. На этот раз буквы не исчезали. Вернее ,неведомым образом Мирддин успевал прочитать их, прежде, чем они высохнуть и сольются с бумагой.

"Дорогой мой ученик, Амброзий! Я был бы рад вашей любви с принцессой... Но с прискорбием я вынужден сообщить тебе, что ...".

Прочитанное ошарашивало. Несколько мгновений Мирддин не видел ничего, кроме роковых букв, что определили жизнь его родителей на многие годы. Его словно бы ударила молния, и он стоял, не понимая жив он или мертв.

А потом, как будто выныривая из глубин темного озера, он услышал голос Динабуция, увлеченно рассказывавшего людям Вортигерна:

— Да... он вроде как принц тоже. Сын моей тетки, которая в монастыре... Говорят, она родила его от духа-инкуба или от самого дьявола... А, да... отца среди людей у него не было... Да у кого угодно спросите - большего вам никто не расскажет...

— Это так, юноша Мирддин? — теперь гонец Вортигерна обращался к нему.

— Пусть будет так! — бросил Мирддин. Все его мысли были вдали отсюда. Он знал, что того, что должно произойти, не изменить. Им с матерью придется пережить неприятные вещи.

Это предопределено. А вот разобраться с прошлым он должен. Прямо сейчас, потому что другого шанса не будет.

— Прошу извинить меня! — бросил он королевским тоном, кинул на Динабуция один презрительный взгляд, ведь вряд ли теперь его можно считать "братом"... И бегом кинулся в конюшню, чтобы скакать сломя голову в тот, первый монастырь, где прошло его раннее детство.

К Блэзу, который когда-то решил за них, как им с мамой жить. И за того заморского военачальника, которому остались лишь битвы и разорванное в клочья сердце.

***

— Почему ты так поступил? — Мирддин буквально надвигался на отца Блэза. Видел, что тот напуган, что прикладывает руку к сердцу, ощущал его растерянность, даже страх.

Но остановиться не мог. Разгоряченный скачкой, ошарашенный тем, что ему открылось, он забыл свои прежние видения, связанные с Блэзом. Забыл, как не хотел расспрашивать его, зная, что это будет последний день в жизни старого учителя.

Рука сама собой легла на нож, висевший у пояса, просто в поисках поддержки. Но глаза Блэза сверкнули испугом.

— Как ты узнал...? — старый учитель, седой и всклокоченный, бледный и худой, не стал отпираться. Он явно понимал, о чем говорит ворвавшийся к нему Мирддин.

— Увидел, — коротко ответил Мирддин.

— Аа... Ваша проклятая магия! — неожиданно зло сказал Блэз и опустился в кресло, не отнимая руку от сердца. Продолжил еще более зло: — И что теперь, мальчик Мирддин? Убьешь меня? За то, что я спас ваши жизни? Дал вам нормальную сытую жизнь?

— Блэз! — воскликнул Мирддин. В тот момент он ощутил прилив возмущения. Рука на рукояти сжалась, словно он всерьез хотел выхватить нож из ножен. — Ты правда веришь в это? Ты испортил жизнь нам всем! — помолчал, тяжело дыша. Варден учил его брать себя в руки. Не поддаваться эмоциям. Он пришел сюда узнать полную правду, а не пугать старика, который почти лишился разума от старости и гнета нечистой совести. Наконец он смог произнести спокойно: — Нет, не убью. Если мое видение верно, то ... знаю, тебя мучает совесть. Изо дня в день ты думаешь открыть правду хотя бы моей матери. И каждый день убеждаешь себя, что это не нужно. Ты боишься. Но и совесть съедает тебя. Уже почти съела. Мой удар мог бы лишь облегчить твою участь.

Блэз побледнел еще больше, дернулся и опустил глаза.

— Что тогда? — очень тихо произнес он. — Что тогда ты со мной сделаешь?

— Сейчас я просто хочу знать, правда ли то, что я понял. Мой отец - Амброзий Аврелиан? Тот, кто по слухам уже собирает флот, чтобы отвоевать Британию у Вортигерна и саксов. Тот, кто может править ей по праву в отличие от Вортигерна. Когда-то ты рассказывал, что учил его ... когда он был маленьким мальчиком... Однажды он гостил тайно здесь, и они с моей мамой полюбили друг друга. А потом... потом, когда он хотел приехать за ней, ты написал ему, что она умерла! Так?! — Мирдинн ощутил, что опять теряет над собой контроль от гнева и выдохнул, чтобы не добить старика, что смотрел на него взглядом испуганного ребенка.

— Да, это все правда... — очень тихо ответил Блэз. И вдруг в его голосе появилась сила: — И я был прав! Я спас вас всех! Он - или вы все - попали бы в лапы Вортигерна! Этого ты хотел бы для своих родителей?!

— Это было жестоко... Слишком жестоко... — сказал Мирддин, ощущая, что в словах Блэза все же есть смысл. Наверно, на какой-то короткий период времени, когда Мирддин только-только родился, священник был прав. — Сликом жестоко было сказать ему, что она умерла! Неужели ты не мог придумать что-то другое?! Ну хорошо... допустим, это было почти правильно... Но потом, почему ты не признался потом? Ты хоть знаешь, что случилось с этим человеком, моим отцом?! Я видел его... Я знал его, пока подозревал, что он мой отец... Тогда давно - я был еще маленьким, и меня посещали видения об Амброзии. Уже тогда от его сердца остались одни ошметки! А она?! Моя мать! Ты ведь говорил, что любишь ее, как отец! Она плакала по ночам все мое детство! Она жила в монастыре - в память о нем - не желала другого мужа! Ее сердце тоже было разбито... Аа...! Неужели ты не понимаешь?! Почему ты не рассказал потом, когда опасность уменьшилась?

Старик напротив опускал голову все ниже. Мирддин видел, что в нем не осталось ни злости, ни ... ничего не осталось. Казалось, что за тем самым столом, где когда-то он написал то роковое письмо, сидит пустая оболочка. А дух Блэза ускользает не в силах терпеть укоры мальчика, чье детство он сделал таким, как сделал - без отца, со славой сына дьявола.

Потом Блэз медленно поднял лицо и посмотрел на Мирддина искренне, с неприкрытой болью:

— Я не знаю, Мирддин, почему не сказал. Точно не знаю. Наверно, я струсил.

Мирддин опять выдохнул. Покаянную голову меч не сечет, вспомнились ему слова матери.

— Ладно... Я понял! — произнес он без особой доброты.

А в ответ услышал:

— Ты сможешь простить меня когда-нибудь? Пусть даже после моей смерти... ? Мне будет легче уйти с твоим прощением...

Мирддин помолчал. Едкая жалость, смешанная с долей неприятного отвращения, затопила его душу.

— Я не знаю. Я ... постараюсь. Да, Блэз, я прощаю тебя... Но не у меня тебе нужно просить прощения. У них. Если успеешь...

— Да, я буду просить прощения. У него... И у нее. Если доживу. И пусть он покарает меня... Я сделал его жестоким... Я сам... — сказал Блэз.

— Бог тебе судья, — ответил Мирддин, не зная, что еще сказать. Несмотря на жалость, утешать Блэза он не собирался. — Если Он даст, то у тебя будет возможность молить их о прощении.

Развернулся, сказал "прощай Блэз" и пошел к выходу. Он знал, что больше они не встретятся.

Мирддин не видел, что, когда дверь за ним закрылась, Блэз неуверенно поднялся на ноги. Кто знает, зачем...

Он смотрел на свечу, которую зажигал, когда молился. Должно быть, хотел встать на колени и молить о прощении Бога.

Но в тот же миг он пошатнулся, опять схватился рукой за область серца. И упал, как подкошенный.

Он был мертв. Должно быть, Бог дал ему возможность получить лишь одно прощение. Возможно - самое главное.

Глава 25

К верховному королю

Предыдущая глава Следующая глава

Когда Мирддин вернулся домой, за него и его мать все уже решили. Люди Вортигерна навели дополнительные справки, проверили слова Динабуция, опросили даже домочадцев короля.

Сам Айргол отсутствовал, правил в Моридунуме самый старший брат Нии. Он признавал власть "верховного короля" и не желал конфликта с его людьми. Поэтому охотно ответил на их вопросы и ... разрешил забрать мальчика с его матерью к Вортигерну.

По их словам - король ищет необычного юношу, сына нечеловека, но духа, который может обладать особыми способностями. Мол, эти способности могут быть полезны Вортигерну...

Никто не почувствовал подвоха. Да и не сильно наследник Айргола берег свою сестру и ее внебрачного сына. Распорядился, чтобы Нию извлекли из монастыря и нашли Мирддина.

По возвращении на Мирддина накинулись, куда это он уехал в такой важный момент, дали лишь четверть часа, чтобы собраться, но зато разрешили взять настоящее оружие. Он чувствовал, что с этого момента его воспринимают не как мальчика, а как молодого мужчину, который отправляется навстречу своей судьбе.

За себя Мирддин не очень волновался. Он не чувствовал особой опасности лично для себя. А вот, что поездка может оказаться опасной для его матери, ощущал четко. Поэтому...

Конечно, он собирался сразу кинуться к ней, рассказать о том, что ему открылось. Ведь она до сих пор не знает, кто стал когда-то ее возлюбленным и его, Мирддина, отцом! Дать ей надежду - ведь скоро Амброзий придет в Британию. Мирддин видел это так же четко, как сбрую лошади перед своими глазами.

Но теперь он выдохнул и решил ничего не рассказывать маме. Да, он по-прежнему считал, что мужчины считают женщин слишком глупыми, а его мать - умнейшая из женщин, она заслуживает знать правду. Но... она выглядела такой растерянной, сидя на лошади сейчас в окружении людей Вортигерна. У нее было такое тревожное озабоченное выражение лица, и он испугался, что она выдаст себя.

А ведь Вортигерн и сейчас может взять их в заложники, если узнает правду. Тогда ... его далекий отец не сможет отвоевать свою родину.

Он лишь подъехал к матери и тихонько погладил ее по плечу. Она ободряюще улыбнулась ему - для нее он оставался мальчиком, которого она должна защищать.

— Мама, король, наверняка, спросит, кто мой отец. Ты знаешь, что ему ответить? — глядя ей в глаза, очень тихо спросил Мирддин.

— Да, — сосредоточенно кивнула Ния. — Ты знаешь, мне даже не нужно обманывать его. Но, Мирддин, послушай... — она замялась, потом произнесла. — Если мы вернемся живыми из этой поездки, я ... наверно, выйду замуж.

Мирддин улыбнулся.

— Да, мама, я знаю, ты скоро выйдешь замуж.

— Знаешь? — изумилась Ния. — Ах да... Ты ведь видишь будущее! То есть ты ... не против?

— Не против. Я буду рад, если у меня появится настоящий отец.

— Да, я надеюсь... он сможет стать настоящим... И ты унаследуешь за ним... — все еще очень тихо произнесла мать, но в ее лице явно читались облегчение и радость.

— Уверен, что станет! — скрывая улыбку, ответил Мирддин и пришпорил коня, чтобы догнать главу посланцев Вортигерна. Вдруг удастся вызнать, зачем на самом деле их вызывали к верховному королю? В интерес Вортигерна к способностям ничейного сына Мирддин верил слабо...

А еще он боялся, что рассмеется и выдаст себя матери. Ведь, в отличие от нее, он понимал, что они говорят о разном. Просто очень уж символично получилось...

Пока он собирался в дорогу, слышал, что Айргол вроде как нашел для дочери подходящего жениха. Мирддин ощущал, что это достойный человек, и предполагал, что мать может согласиться. Не осуждал ее, ведь он будет счастлив, если она, наконец, найдет покой в объятиях хорошего человека.

Но он-то говорил о своем настоящем отце! Об Амброзие Аврелиане.

Тот вскоре высадится в Британии, и тогда... если злая воля Вортигерна не испортит все, рано или поздно они с Нией Деметской встретятся. И Мирддин верил, что любовь между ними не угасла, ей нужна лишь встреча - и все встанет на свои места.

А чтобы Вортигерн не сломал этот путь, должен позаботиться он сам, Мирддин Эмбрис. Или даже "Мерлин Амброзий", как Мирддину понравилось называть себя мысленно.

Его вещая душа чувствовала, что все события сейчас - закономерны. Мать не дождалась возвращения жениха, была вынуждена уехать. Значит, она не успеет оказаться чьей-то женой, прежде, чем Амброзий окажется в Британии.

Главное, чтобы все происходило правильно. И вот тут Мирддин сжал зубы.

Он знал, что опасность пойти другой дорогой есть.

***

До места, где Вортигерн взялся строить новую крепость, было не так далеко. Дорога заняла всего два с половиной дня. Ния радовалась, что ей позволили ехать верхом, ведь носилки для принцессы сделали бы путь куда более долгим.

Она волновалась, сердце тревожно сжималось всю дорогу. Ведь впервые у нее появилась надежда на новую, лучшую, интересную жизнь для них с Мирддином.

Надежда, которую принес герцог Горлойс.

А теперь ей пришлось уехать, не дождавшись жениха! Она мечтала, чтобы вся эта история со странным интересом Вортигерна быстрее закончилась, и они вернулись в Моридунум. Молилась, чтобы Вортигерн не причинил вреда ее сыну, да и ей тоже...

Потому что по возвращении ее должен ждать герцог. Руки помнили касания его сухих жестких ладоней. Спиной она продолжала ощущать его твердую грудь - как опору. А на губах застуло легкое искристое чувство, что она испытала в самом конце, когда герцог принял ее с лошади и быстро прикоснулся губами к ее губам.

Хотела новой встречи всем сердцем. Теперь она в полной мере ощущала, что этот мужчина сделает ее счастливой. Даст ей свою любовь и новую жизнь.

Лишь в глубине души притаилась ноющая тоска. Та тоска, что сопровождала ее всю юность, когда она думала о своем недоступном, пропавшем мужчине-духе. Но Ния гнала тоску прочь.

Она считала, что приняла верное решение и держалась его. Ей нужна эта новая жизнь и этот надежный хороший мужчина.

Наконец дорога закончилась. Перед ними было широкое поле, а в его дальнем конце - гора, на которой кипела жизнь. В изножие раскинулись шатры, на склонах можно было разглядеть остатки разрушившихся строений, везде сновали люди.

От самого большого шатра с флагом Вортигерна в их сторону поскакало несколько воинов, чтобы приводить "гостей" к королю.

Ния устала в дороге. Все же она давно не ездила верхом там много. Спина ныла, шею сводило. Но сердце ударило тревогой, отгоняя усталость.

***

Когда ей почтительно помогли спешится, окружили дамами из жен царедворцев, готовыми выполнять любое пожелание принцессы, когда медленно и чинно повели в шатер к верховному королю, Ния все ждала подвоха. Постоянно оглядывалась назад, где в окружение нескольких воинов шел ее сын.

Мирддин казался сейчас совсем юным и … совсем взрослым. Ния ощущала, что ему спокойнее, чем ей, и даже разрешила себе положиться на скрытую силу и спокойствие своего Эмбриса. Без него она была бы подвешена в воздухе. А с ним – ощущала нечто надежное, твердое, как опора-скала. Похожее на то, что чувствовала когда-то подле его отца, а теперь – рядом с герцогом Горлойсом.

Шатер, где ждал Вортигерн был огромен. Обстановка напоминала убранство самых изысканных королевских покоев. Ковры, кресла, в которых расположились царедворцы, столы с яствами – ведь негоже коротать время не имея возможности приступить к трапезе. Возвышение, где стояло два кресла – шикарное большое для Вортигерна и поменьше – для его саксонской королевы Ронуэн.

И все же… обстановка не могла обмануть Нию. Он видела, что крепкий пожилой мужчина в кресле собран, сосредоточен, а в цепких глазах под пышными бровями светится решимость и жестокость.

Слава женщины, что сидела подле него, была зловещей, ее ненавидели и проклинали, но никто не отнимал у нее одного – красоты. Ния незаметно пригляделась к ней – накидка на голову, принятая в монашеском одеянии, давала возможность почти полностью скрыть глаза, но внимательно наблюдать.

Королева Ронуэн, должно быть, была ровесницей Нии, лишь чуть младше. И подобно Ние, сохранила почти девичью красоту. Высокая, с точеными чертами, с прической туго стянутой лентами, обшитыми драгоценными камнями. Высокая для женщины. Фигуру, исполненную совершенства, облегало зеленое платье, по мнению Нии - слишком открытое для замужней женщины.

Глядя на эту чужую королеву Ния впервые невольно сравнила себя с ней. Она могла быть такой же… И кто знает, о чьей красоте тогда слагали бы легенды!

Но ее собственное стройное тело скрывал серый и грубый монашеский наряд, в нем она казалась себе маленькой убогой мышкой на фоне прекрасной яркой птицы – Ронуэн.

Вортигерн принял их с Мирдинном, как принцессу и принца. Даже сам поднялся со своего кресла, чтобы встретить ее и проводить к креслицу поменьше, стоявшему возле возвышения. Королева тоже поднялась, величественной походкой приблизились к Ние, взяла ее за руку и заверила в том, как рада видеть их с сыном. На мгновение они встретились глазами и … Ния удивленно заметила, что во взгляде принцессы не было лицемерия.

Она не оценивала Нию, не смотрела на нее свысока. В ее взгляде было другое… Что-то вроде сочувствия.

И это странное сочувствие в глазах чужой королевы заставило нить тревоги тонко дернуться в горле.

— Прошу простить, что прервал твои молитвы, — сказал Вортигерн, когда принцессу Деметии устроили в креслице под взглядами его приближенных царедворцев. Мирддину было позволено стоять подле матери. — Но мне не терпелось узнать правду из первых рук… Видишь ли, ко мне прискакал гонец, и сообщил, что удалось найти того, кого я ищу… Юношу, у которого был необычный отец, и который мог унаследовать от него необычный свойства. Прости открытый мой вопрос: кто был отцом твоего сына?

Ния опустила взгляд. Нет, она не стеснялась рассказать свою историю. Просто не была уверена, что это правильно. Она не верила Вортигерну, хоть его голос, чем-то напоминающий голос ее отца Айргола и его лицо, то же чем-то похожее на лицо короля Деметии, внушали доверие.

Мирддин незаметно коснулся ее плеча краем ладони, словно поощрял говорить.

— О, король, у тебя живая душа, и у меня живая душа… Но мне и вправду неведомо от кого понесла я много лет назад, — она откинула капюшон, встала и прямо посмотрела на короля с королевой. Вместо смирения в ее голосе почему-то зазвучала бравада – та, с которой она когда-то отстаивала не рожденное дитя перед Блэзом. — Ибо нет у него отца среди мужчин на земле!

Вортигерн переглянулся со своей королевой. Потом быстро – с мужчиной в длинной одежде жреца или мага.

— Расскажи подробнее, как так случилось, — мягко попросил король.

Голос Нии зазвенел сильнее, хоть, казалось бы подобные вещи стоит говорить стыдясь и глядя в пол. Вместо этого, он как в минуты пения, звучал, чаруя, проникая во всех грани бытия.

Она словно рассказывала легенду, пела ее, и она разносилась складной мелодией над головами собравшихся здесь.

— Однажды, когда я находилась вместе со своими девушками в спальном покое, предо мной предстал некто в облике прелестного юноши и, сжимая в цепких объятиях, осыпал меня поцелуями… Пробыв со мной совсем недолго, он внезапно изник, точно его вовсе и не было. Позднее, он многократно приходил ко мне, и никто не видел его кроме меня. Он долгое время посещал меня, и часто сочетался со мной, словно человек из плоти и крови. И покинул меня с бременем во чреве. Да будет ведомо твоей мудрости, что по-иному я не сходилась с этим юношей, породившим моего сына[7], — закончила она.

Последний звук ее речи медленно растаял в воздухе, как нота, взятая на арфе. Воцарилась тишина. Лица Вортигерна и всех его приближенных, даже прекрасное и величественное лицо королевы, выразили неимоверное удивление.

Должно быть, никто не верил всерьез, что речь пойдет не о внебрачной связи принцессы, а о настоящем чуде. Теперь жеони были готовы поверить в него. Ведь голос принцессы Нии звучал словно бы из других миров, убеждал, чаровал, не давал даже малейшего шанса усомнится… Как неведомое колдовство, которому не хочется сопротивляться.

Ния ощутила, что Мирддин у нее за спиной улыбается. Его ладонь вновь незаметно коснулась ее плеча.

Тишина стояла долго, Ния слышала лишь свое дыхание и биение своего сердца. Потом эту тишину прорезал голос Вортигерна:

— Мауганций, мой первейший мудрец, — он словно бы небрежно обращался к тому седовласому худому мужчине в длинной темной одежде, кого Ния приняла за жреца. — Скажи мне, может ли быть подобное тому, что рассказала нам принцесса?

Глава 26

Вортигерн и юный маг

Предыдущая глава Следующая глава

Какой бы острой не была ситуация, а Ние стало почти смешно, когда она увидела, как Мауганций сделал задумчивое, «умное» лицо. Немного помолчал, потом важным тоном сказал:

— Из книг наших философов и многих исторических сочинений я узнал, что немало людей появилось на свет именно так. Ибо, говоря о божестве Сократа, Апулей сообщает, что между луной и землей обитают бесплотные духи, которых мы именуем инкубами. Частично они обладают естеством человека, частично – ангелов и, когда пожелают, присваивают себе человеческое обличие и сочетаются с нашими женщинами. Один из них, быть может, и предстал перед этой женщиной и породил в ней вот этого юношу[8], — он указал на Мирддина.

Ния бросила взгляд в сторону, на сына, и уловила, что он тоже не может сдержать улыбки, слушая подчеркнуто-ученую речь «мудреца». А вот Вортигерн и все его приближенные восприняли слова «мудреца» всерьез. Некоторые с важным видом покивали.

Вортигерн же задумчиво поглядел на Мирддина, почесал свою пышную бороду и произнес:

— Ну что же… Думаю, мы нашли того, кого искали. Поверь, юноша, я найду тебе хорошее применение…

И в этот момент Нию пронзило острое чувство опасности. Словно молния ударила ее в темечко и разрядом пробежала до самых пяток. Ей захотелось вскочить на ноги и закричать Вортигерну, что она солгала, что, конечно же, ее сын – дитя не духа, но человека. Даже мелькнула мысль озвучить версию, будто когда-то она встречалась со своим нынешним женихом герцогом Горлойсом… Плохо лишь, что Корнуолл и Думнония никогда не признавали власть Вортигерна и были его главными противниками на юге Британии… Кто знает, как лучше! Паника забилась в горле удушливой волной.

И в этот момент произошло сразу два небольших события. Мирддин мягко коснулся ее локтя, и страх рассыпался на множество невесомых искр, растаял, как не было. Тогда же королева Ронуэн вдруг поднялась, подошла к своему мужу и очень тихо что-то прошептала ему на ухо.

Вортигерн поднял взгляд на нее. Несколько мгновений они молчали, глядя друг другу в глаза. В лице гордой королевы была… мольба. Трогательная женская мольба, совершенно неожиданная для этой яркой величественной королевы.

Потом Вортигерн вдруг кивнул и обернулся к Ние…

***

Слушая женщину и глядя на черноволосого юношу, представших перед ним, Вортигерн ощущал странное чувство. Они оба ему… нравились. Его душа словно расправлялась в их присутствии. Черные зерна злости и властолюбия, давно скрутившие его духовное естество, становились мягче, не такими плотными, и давно забытое чувство легкости тонким перышком касалось его сердце.

В женщине, дочери знакомого ему короля Айргола, было нечто… какая-то непобедимая женственная слабость, переплетенная с силой духа и чистотой, к которым он порой стремился – и не находил ни в ком.

Так грязные испорченные души стремятся к душам светлым в надежде очиститься их светом. Найти себе оправдание в их доброте.

А юноша – стройный, крепкий, черноволосый, несгибаемый – казался существом слишком значимым, чтобы распорядиться его судьбой так, как он, Вортигерн, собирался. Он ощущал в нем нечто «высшее», неземное, недоступное самому Вортигерну, человеку могущественному, но совершенно земному.

Странное непривычное чувство. Сомнение…

А сомневаться Вортигерн не любил. Он и так слишком много сомневался в прошлом, слишком много решений принял по совету других, например - по совету своей коварной женушки Ронуэн.

Поэтому он давил в себе это мучительное ощущение, и в то же время – продолжал сомневаться…

И все же сомнения почти ушли, когда Мауганций подтвердил слова женщины. Вортигерн решил – и на этот раз должен поступить именно так, как собирался. Эта крепость нужна ему. Одна человеческая жизнь – не столь уж большая цена за нее. Тем более, что и не человек этот юноша…

И тут Ронуэн наклонилась к его уху. Мельком взглянув не нее, Вортигерн, понял, что она хочет… молить о жизни для этого парня. Но она тоже знала его очень хорошо. Видимо, разглядела в его лице неумолимую волю и произнесла другое.

— Великий король, молю тебя, как твоя жена и мать твоих дочерей, не убивай ребенка на глазах у его матери. Отошли принцессу! Пусть она не знает, сколько может. Молю тебя!

Она говорила искренне, Вортигерн знал это. Мать просила за другую мать. Вортигерн так и не понял, убила ли Ронуэн его сына. Доказательств не было, и ему не хотелось в это верить. Но все же он знал, что жена на это способна. Знал, что она коварна. И ненавидел ее за все те ошибки, что совершил, поддавшись на ее уговоры. И так же сильно любил… Любил ее неистовый нрав, ее хитрость, ее несравненное тело, ее лукавую улыбку и проклятые зеленые глаза! Она была коварной ведьмой, но была и верной женой, страстной любовницей и прекрасной матерью для их дочерей… Этого у нее не отнять.

Вортигерн еще несколько секунд вглядывался в лицо любимой ненавистной женщины, потом перевел взгляд на этого хрупкого ангела в монашеском одеянии – принцессу Деметии.

— Гонец доложил мне, что твой сын унаследовал особые свойства отца – он может предсказывать грядущие события, это правда?

— Да, он может это, — на редкость спокойно ответила женщина. — Но, возможно, этот дар достался ему от меня. Когда-то и я предчувствовала грядущее, но отказалась от дара, неположенного христианке.

— Что же… — Вортигерн опять почесал бороду. — Твой сын, принцесса, остается со мной и станет моим главным прорицателем. Ты же немедленно отправишься обратно в Деметию, твой отец, должно быть, уже волнуется о твоей судьбе. Я не хочу расстраивать его.

В глазах женщины появился страх, потом отчаянная мольба:

— Нет, правитель, прошу, позволь мне остаться подле сына! Я не доставлю хлопот, мне не нужны почет и роскошь, я привыкла к аскезе…

— Нет, принцесса, это мое решение. Ты сможешь отдохнуть в дороге – неподалеку есть небольшой город, принадлежащий мне. Ведь здесь, на стройке, и верно не место для принцессы. Я дам тебе эскорт, полагающийся дочери короля, — Вортигерн поднялся, чтобы громче огласить свое решение.

И тут юноша сделал шаг к матери и, глядя ей в глаза, произнес:

— Мама, тебе действительно нужно уехать. Мы должны исполнить волю короля. Так нужно – ради будущего. Со мной все будет хорошо.

…Вортигерн не знал, что именно передал матери этот мальчик своим взглядом, но был благодарен ему. Понимал, что его женщина послушает, и не придется везти ее насильно. Жаль только, обещание, что с ним все будет хорошо, он выполнить не сможет…

***

Когда мать, скрылась за выходом из шатра, Мирддину стало спокойнее. Она знал, что сейчас придется бороться за свою жизнь, но знал и то, что, если его предчувствия и видения верны, но ему предстоит еще много деяний в этой жизни.

А, значит, Вортигерн не сможет совершить над ним то, что собирался.

А вот останься его мать здесь, и все пойдет не так. Откуда-то он знал это. Хоть внутренне волновался за нее – по-прежнему больше, чем за себя. Что-то предстоит… ей и многим другим людям. Они пройдут по лезвию ножа, как и он, Мирддин. Только, к сожалению, на их пути нет той путеводной звезды, что всегда светит внутри у молодого мага, отчасти знающего будущее.

Мирддин сделал шаг ближе к постаменту, на котором сидели король с королевой. Он действительно не боялся. Это было другое чувство…

Что-то вроде головокружения. Он ощущал себя так, словно настал его звездный час. Не единственный в жизни, но самый первый, а потому – самый ценный.

— Чего пожелает от меня правитель, раз я вступил на должность о прорицателя? — почтительно спросил он.

Вортигер опять почесал голову, потом махнул рукой вокруг, распоряжаясь, чтобы царедворцы ударились. Остаться было позволено лишь королеве, Мауганцию, что с досадой смотрел на мальчика, прилюдно названного «главным прорицателем» да нескольким гвардейцам для охраны.

— Для начала – ответить на мои вопросы, — в бороду усмехнулся Вортигерн, когда люди начали выходить. — Как мне называть тебя, мой новый юный прорицатель?

— Мерлин Амброзий, таково мое имя, — твердо ответил Мирддин. Внутри он ликующе улыбнулся. Ему хотелось войти в историю именно под этим именем. А что история начинается здесь и сейчас, он ощущал все яснее.

История началась. Сказитель, слагающий легенду, взял первую ноту на арфе.

— Амброзий, говоришь… — все еще задумчиво почесывая бороду, сказал Вортигерн, искоса глядя на него. — «Соколик Эмбрис», значит… А ты, что скажешь – кто твой отец? Тебе ведомо это? Ты похож на римлянина.

Лишь на одно мгновение сердце Мирддина сжалось в тревоге. Не прокололся ли он? Не выдал ли именем и внешностью свое истинное происхождение? Но тут же облегченно выдохнул.

Он не мог напрямую прочитать мысли Вортигерна. Но ощущал, что тот очень далек от того, чтобы знать правду. Истина не приходит ему в голову, как не приходила она в голову никому… Амброзий Аврелиан в умах бриттов все эти годы был намертво «прикован» к берегам Арморики. Лишь сейчас слухи, что Амброзий собирает флот, чтобы высадиться в Британии, становились все громче.

— Моя мать сказала тебе правду, король, — спокойно ответил Мирддин и не сдержал лукавой улыбки. Иногда нужно сказать почти правду, чтобы никто в нее не поверил, так учил когда-то Варден… — Я сын – неведомого существа, что являлся ей в ее юности. Быть может он действительно дух-инкуб, а, может, какой-нибудь впавший в немилость римский консул или военачальник, искавший укрытия на берегах Британии[9].

— И твой дар не дает тебе ответ? — с ехидным интересом спросил Вортигерн.

— Мой дар устремлен в будущее, а не в прошлое, правитель, — не моргнув глазом, соврал Мирддин. Помолчал и осмелился повторить свой первый вопрос: — Ответь, правитель, для чего меня и мою мать доставили к тебе и сюда привели? Действительно ли я должен предсказать тебе будущее?

Вортигерн в последний раз задумчиво почесал бороду, потом опустил руку и, наконец, прямо посмотрел на Мирддина:

— Да, ты – мой прорицатель. Но не долго им будешь. Ты предскажешь мне будущее, а потом… Мои прорицатели, Мерлин, подали мне совет разыскать человека, появившегося на свет без отца и окропить его кровью мою постройку, дабы она обрела устойчивость… Мне страшно надоело, что каждую ночь моя крепость рушится.

Мирддин замер на мгновение. «Окропить кровью»… Примерно это он и предполагал. Предчувствовал и догадывался. Именно от этого знания хотел оградить мать, ведь она не сможет поверить, что он сможет справиться с этой ситуацией. Она сошла бы с ума от страха за него.

Речь шла о жертвоприношении, об убийстве, а не о простой ранке на руке, он хорошо осознавал это. Как осознавал и то, что Вортигерну вряд ли суждено совершить задуманное. Но на мгновение ему стало очень страшно.

Что, если все его видения и предчувствия – лишь сон? Что, если на самом деле, ему суждено умереть сейчас, не достигнув даже взрослого возраста, не совершив все, что мог бы совершить…?!

Впрочем, Мирддин был смел, как бывают смелы мальчишки. И точно знал, что ему делать.

— Ты не сможешь сделать этого! — сказал он и воздел руки, засветив в каждой огненный шар, что не жег его кожу, но мог опалить любого, кто приблизится к нему. Вортигерн резко отпрянул в своему кресле, королева вздрогнула, Маунгаций сделал шаг назад и затрясся, как осиновый лист. Послышались изумленные испуганные вздохни гвардейцев. — Во-первых, потому что я могу спалить весь твой лагерь и всех твоих людей силой, доставшейся мне от неведомого отца! А, во-вторых, потому что в тебе есть ум, король! Неужели ты веришь шарлатанам, что лишь боятся твоего гнева и лгут, но не могут помочь тебе построить крепость по-настоящему?! Они не знают истины. А я знаю, мой дар дает мне ответ, почему рушится твоя постройка. Прикажи твоим прорицателям явиться сюда, и я изобличу их в том, что они измыслили ложь!

Повисла тишина. Мирддину казалось, что он слышит, как бьются от страха сердца короля и его приближенных. Наконец Вортигерн выдохнул и неожиданно рассмеялся:

— Так вот, каков ты, настоящий маг! —весело и восхищенно сказал он и обернулся к одному из гвардейцев. — Позовите сюда этих шарлатанов, как велит мой истинный маг и прорицатель!

Глава 27

Почему рушится крепость

Предыдущая глава Следующая глава

Королевские прорицатели и маги один за другим входили в шатер. С опаской смотрели на короля, недоуменно – на Мирддина, стоявшего подле него. В некоторых лицах читалась и злость. Пока они боялись лишь короля, не мальчика, которого приговорили к смерти.

Они были разные, разной крови, разной внешности, по большей части бородатые, в длинных одеяниях, что должны были подчеркнуть их статус. Большинство – в летах, хоть Мирддин заметил и двоих молодых мужчин с по-глупому раскрашенными лицами.

Их было человек десять, и Мирддин не разглядел среди них ни одного настоящего мага. Лишь Маунгаций, делавший им странные знаки лицом, обладал небольшим пророческим даром. Впрочем, таким крохотным, что Мирддину было даже смешно.

Вортигерн велел им сесть перед Мирддином и слушать его. Почесал бороду и искоса поглядел на мальчика, мол начинай. «Маги» начали переглядываться, один из них воззвал к королю, призывая его немедленно принести мальчика в жертву, не поддаваться на уговоры «сына дьявола».

Но Вортигерн рявкнул на них:

— Слушайте, что говорит мой прорицатель Мерлин! И, если он окажется прав… если вы злоумышленно пытались обмануть меня... полетят ваши головы!

Видимо, «маги» знали, что это не было пустой угрозой. Со злобой глядя на Мирддина, они затихли. А Мирддину стало даже немного жаль их.

Наверняка, они всего лишь боялись гнева короля, когда придумали свой жестокий способ остановить обрушение крепости. Им нужно было что-то сказать – и они сказали. Придумали жертву, которую сложно будет найти. Король не сможет сыскать такого человека, и они всегда смогут сказать, что, в таком случае, ничто не поможет… Крепость продолжит рушиться, но не по их вине.

И все же он не собирался идти им навстречу ни в словах, ни в деле. Ведь эти люди обрекли его на смерть.

— Не разумея, что препятствует устойчивости основания начатой башни, вы заявили королю, будто нужно обрызгать щебень моею кровью. Но скажите, что, по-вашему, сокрыто под основанием? Ведь под ним находится нечто мешающее его устойчивости[10]! — сказал он.

Мирддин ожидал, что хоть кто-нибудь из них выскажет предположение. Но, похоже, «маги» были слишком перепуганы, опасались теперь сболтнуть лишнее. Они лишь переглядывались, кивали друг на друга, мол ты выходи и говори… Но так никто и не вышел и не сказал.

— Аа! Шарлатаны! — сердито возгласил король. — Так что там, Мерлин?

— Владыка король, призови строителей и прикажи им выкопать в земле яму поглубже. Я покажу где, — сказал Мирддин. — И ты обнаружишь озеро, которое не дает башне должной опоры.

— Но тогда должна была обрушиться земля… Свод – в пещере, где таится озеро… — тихо пробормотал Маунгаций. Похоже, он все же соображал лучше остальных. — А у нас каждый день тряска, словно великое землетрясение! — он возвысил голос. — Великий король, мальчик обманывает нас!

— То, что вызывает землетрясение, я открою вам позже. Поверь мне, правитель. Никто из них не сможет побороть меня, если я применю свою силу – сила здесь есть лишь у меня, — сказал Мирддин и на всякий случай закрутил в воздухе перед собой серебристую молнию. «Маги» ведь еще не видели его возможностей. Пусть убедятся, что с ним лучше не спорить.

Они убедились. Раздались шепотки, лица шарлатанов словно осунулись, побледнели… Некоторые начали отодвигать свои креслица подальше от Мирддина.

— Все, хватит! — сказал Вортигерн, поднял ладонь останавливающим жестом. Мирддин опустил руку и погасил молнию. — Мы сделаем, как говорит мальчик! А потом… потом я решу, кто из вас был прав!

Он встал и решительно пошел к выходу, призывая Мирддина следовать за ним. На ходу приказал привести к нему строителей.

Спустя две четверти часа Мирддин указал место, где следовало вырыть шахту. Подземную воду, в которой таилась величайшая тайна Братании, он как раз там, где больше всего тряслась земля по ночам и, где должна была быть заложена главная башня новой крепости.

***

На ночь Мирддина расположили в одном из шатров для царедворцев. Дали ему слугу. Вортигерн распорядился, чтобы с принцем-прорицателем обращались почтительно, поэтому периодически к нему заходил королевский распорядитель и спрашивал, не нужно ли что-нибудь «великому магу Мерлину».

Мирддину ничего было не нужно. Его устроило умывание и хороший ужин, а также возможность отдохнуть и подумать. Изредка он словно ощущал и слышал в воздухе бурление – ему являлись отзвуки речей, как придворные «маги» Вортигерна обсуждают, убить ли мальчишку, пришедшего и разрушившего их мир… Он знал, что это происходит на самом деле. Но слышал в этом «бурлении» и фразы и о том, что мальчик – истинный маг, «похоже, он и верно сын неведомого духа», «как бы не пало на нас страшное проклятье…», «король казнит нас, если раскроет заговор…он полюбил этого мальчика…».

Поэтому Мирддин спокойно завернулся в выданное ему шерстяное одеяло и заснул. Он ощущал, что шарлатаны не перейдут от слова к делу. Куда страшнее было то, что являлось ему во сне и касалось его матери. Кажется, он видел мужчин, что везли ее, видел ее испуганное лицо, потом темный лес…

Проснувшись посреди ночи, Мирддин, сел на постели и гулко задышал. Он не мог понять, происходит сейчас, приснившееся ему, или только должно случиться. Но он заставил успокоиться гулко бьющееся сердце и потянулся к ней мысленно. Мать спала. Просто спала где-то в постели.

Мирддин знал, что Вортигерн запретил ей ехать верхом, выделил носилки и эскорт, положенные принцессе. Поэтому добираться домой она будет не менее пяти дней. Видимо, она отдыхает в одном из селений. Мирддин снова потянулся к ней мысленно и положил руку ей на лоб, представил, что вливает в нее свое мужество и силу.

Пока его отец еще далеко, у матери один защитник – он, Мерлин Амброзий. И он должен обеспечить, чтобы, явившись в Британию, отец смог найти свою любимую…

Остаток ночи Мирддин спал. А вот на горе шли работы. Вортигерн распорядился, чтобы шахту копали даже ночью.

К утру все было готово.

После обильного завтрака Мирддина забрал один из приближенных гвардейцев короля и отвел к шахте. Мирддин шагнул под землю и уверенно пошел туда, куда вела шахта.

Внизу была пещера. А в ее середине - озеро. Темная спокойная гладь воды, лишь изредка покрывавшаяся легкими кругами, когда в нее падали крупицы почвы и камешки.

Зловещее зрелище. От воды несло стылой сыростью и холодом. Порой налетал подземный ветерок, колыхал пламя факелов, но словно не осмеливался коснуться ее поверхности.

Вортигерн уже стоял здесь.

— Озеро, ты был прав, — серьезно сказал он, привычно почесав голову, и искоса посмотрел на Мирддина. — Что дальше? Эти шарлатаны не дают мне покоя словами, что озеро не вызвало бы такого обрушения… — он небрежно махнул рукой на «магов» тесной кучкой стоявших поблизости.

Мирдинн посмотрел на них.

— Ответьте мне, лживые маги, что находится на дне озера?

Как и в первые раз, «маги» промолчали, лишь кидали на Мирддина злобные взгляды. Потом один из молодых не выдержал:

— Там дно! Великий король, там просто дно! Неужели не ясно!

— Нет, — Мирддин обернулся к Вортигерну. — На дне – тайна, что таят в себе недра нашей земли. Это не принесет тебе прямой пользы… Но, распорядись, властитель, спустить озеро по канавкам, и ты увидишь на дне то, что еще никто не видел. Ты войдешь в историю, как король увидевший это. Одно это стоит того, чтобы проделать такую работу!

— Войду в историю, как увидевший это? — усмехнулся Вортигерн. — А ты дерзок, мой главный прорицатель… Я совершил не мало деяний, что будут помнить всегда, пока живет Британия. Для этого мне не нужно осушать озеро.

Он многозначительно замолчал, но в его глазах не было злости на Мирддина, скорее искристое лукавство. Мирддин знал, что ему нравится его мальчишеская дерзость и … сила истинного мага. Вортигерн уважал силу.

— Сделайте это! — кивнул он строителям.

***

В начале работы шли плохо. Было почти некуда отводить воду, а Вортигерн требовал выполнить все в кратчайшие сроки. Строители утирали пот, их начальник с опаской поглядывал на короля и робко говорил, что не уверен в успехе. Но так или иначе, в итоге отводные канавы были прокопаны или выдолблены, и вода тонкими струйками побежала по ним.

— Как все это долго! — раздраженно сказал Вортигерн, не желавший покидать подземную пещеру. Видимо, он действительно возжелал быть одним из первых, кто увидит «главную тайну Британии», обещанную Мирддином.

Тогда Мирддин попробовал помочь строителям. Он никогда не делал ничего подобного, но решил попытаться. Со стихией воды у него всегда неплохо получалось, хоть с огнем было легче…

Он поводил руками над озером, сосредоточившись, заставил поверхность двигаться, и постепенно вода побежала по струям бодрее. Царила полная тишина, даже Вортигерн застыл изумленный. А когда мальчик самовольно пошел к выходу – ему захотелось глотнуть свежего воздуха после напряжения, вызванного непривычным магическим действием - все расступались перед ним, стараясь держаться от него подальше. При этом почтительно кланялись.

У выхода Мирддин остановился и посмотрел на короля. Он как-то внезапно вспомнил, что это Вортигерн здесь главный, и, возможно, стоит подождать его распоряжений.

— Это весьма глубокое озеро, пройдет много времени, прежде, чем мы увидим дно… — несмело сказал главный строитель. — Даже с помощью магии …

— Ладно, — кивнул Вортигерн и перестал вглядываться в забурлившую воду и пошел вслед за своим пророком.

С тех пор Вортигерн не желал отпускать мальчика от себя.

Во время трапезы расспрашивал его снова и снова о возможностях его магического дара. Чесал бороду и кидал на Мирддина задумчивые взгляды. Видимо, думал, как лучше приспособить «сокровище», попавшее в его руки.

Королева тоже благоволила ему, спрашивала о жизни в Моридунуме, интересовалась, хорошо ли ему было в предоставленном вчера шатре, восхитилась тем, как по-взрослому он говорит и действует.

Мирддин знал слухи, что королева Ронуэн – коварная саксонская ведьма. И да, в ней было это… Не магия, другое. Магии в ней было очень мало. Это было то коварство, что свойственно некоторым женщинами, которые хотят власти. Но сейчас он видел перед собой прекрасную женщину, которая умеет быть ласковой и приятной. А еще она была … невероятно красиво. Мирддин никогда не видел женщины красивее своей матери и в тайне жалел, что она погребла свою красоту под невзрачным монашеским одеянием. Но не мог не признать, что и эта королева очень хороша собой.

Красота его матери была как песня, как тонкая, невероятно прекрасная нота. Ею хотелось любоваться, и ее хотелось беречь. Красота Ронуэн же ослепляла, будила тайные желания даже в юном маге. Ею хотелось восхищаться и обладать, как ценнейшим сокровищем.

Вортигерн тоже не казался ему сейчас чудовищем. Мирддин, как и все, знал, какое отношение имеет Вортигерн к семье Амброзия Аврелиана. Знал, что нынешний «верховный» король совершил страшное предательство, подстроив убийство сначала отца Амброзия, а потом – его старшего брата. И узурпировал власть.

Мирддин понимал, что должен ненавидеть его, как убийцу своего деда и дяди. Как того, кто лишил его возможности быть на своем месте, как члена истинной королевской семьи.

Но ненависти не было. Мирддин знал, что сейчас не место для нее. Все это потом… К тому же не ему, не Мерлину Амброзию, суждено уничтожить Вортигерна. Это работа для другого мужчины, в котором ненависть и жажда мести никогда не умирала.

Мирддин держался скромно, но с достоинством, скрывая летящую радость, поселившуюя в его сердце, когда он понял, что у него все получается. Все же он был еще мальчишкой, и совершенное воспринимал немного, как шалость. Как удачную выходку, которая произвела на взрослых сильное впечатление.

— Хм… — сказал Вортигерн в конце трапезы и поглядел на королеву. — Он еще и принц, хоть и незаконнорожденный. Пусть подрастет и… может, выдадим за него нашу младшую… Ингевар?

Королева мягко посмотрела на Мирддина, перевела взгляд на Вортигерна.

— Мне нравится мальчик, — расплывчато ответила она.

Мирддин не возмутился. Он знал, что планам Вортигерна не дано осуществиться. Чтобы женить Мирддина на своей дочери, ему нужно хотя бы остаться в живых… А жизненный путь этого короля и так зашел слишком далеко.

Они как раз заканчивали трапезу прямо на поле возле горы, когда примчался гонец от подземного озера и сообщил, что уровень воды уже сильно спал и оголяется нечто странное…

Король решительно поднялся, приказал привести коней для себя и Мирддина, и вскоре они опять спустились под землю.

Воды стало меньше, вероятно, наполовину. В мерцающем свете факелов, Мирддин увидел то … да, он знал, что здесь будет, но и у него пробежали по спине мурашки, когда он узрел это воочию.

Из воды поднимались два небольших холма, глянцевые, блестящие, местами покрытые острыми шипами. Кое-где шипы были длиннее, если присмотреть, то становилось понятно, что они тонкой изогнутой дорожкой бегут вдоль холмов.

Один из них был белый, другой – красивого темно-бордового цвета. Белый и красный. И эти холмы словно бы вздымались время от времени, шатались, чуть сдвигались… Словно были живыми.

— О Боже… — непривычно растерянным голосом прошептал король. Кхекнул и тут же громко обратился к Мирддину. — Что это? Ответь, мой прорицатель!

— Это драконы, — спокойно и непринужденно ответил Мирддин. — Два дракона: красный и белый. Главная тайна Британии: двое из этого давно пропавшего племени все еще спят в озере под горой. Вода уйдет совсем, и мы увидим их целиком. И они проснутся…

В этот момент красный дракон пошевелился и рывком перекатился на бок, так что изумленным людям, стало видно большое свернутое крыло и часть длинной мощной шеи. Земля сотряслась из-за движения огромного животного, сверху на людей посыпались камешки и кусочки почвы… Раздались испуганные крики, несколько царедворцев, сопровождающих Вортигерна, начали отступать к выходу.

Красный дракон, ворочаясь, толкнул белого, и тот недовольно откатился в сторону. вызвав новую волну сотрясения.

Испуганные крики стали громче. Спокойными оставались лишь Мирддин и Вортигерн.

— Так вот почему рушилась крепость, — спокойно и задумчиво сказал Вортигерн. — Ты был прав, маленький предсказатель. И что дальше?

— Если хочешь посмотреть – подожди, — ответил Мирддин. — А потом… нам лучше отойти на безопасное расстояние.

…А вода все уходила и уходила, обнажая мощные глянцевые тела. Вскоре стало хорошо видно вытянутые морды, по-своему прекрасные, хоть и вселявшие ужас своим хищным обликом.

Наверно, Мирддин был единственным из присутствовавших, кто в полном мере поверил своим глазам, лицезрея это чудо…

Глава 28

Драконы и пророчества

Предыдущая глава Следующая глава

Мирддин добавил еще магии, и теперь вода уходила совсем быстро. Драконы все сильнее ворочались, видимо, ощущая, что в их среде обитания что-то изменилось. Люди, оглядывались на короля, опасаясь его гнева, но все больше отходили в сторону выхода.

А когда большой красный дракон открыл глаз и приподнял голову, раздались испуганные крики. Мирддин же замер, пораженный.

Вот он, его первый звездный час...

Пробуждение драконов.

Глаз у чудесного хищника был вытянутый, янтарный, со странным зрачком – два овала, один над другим, словно бы с перемычкой. Этот глаз внимательно и осмысленно поглядел прямо на Мирддина, потом скользнул на белого дракона, который еще только-только начинал шевелить шеей и головой. Одним махом вскочил на ноги, вызвав новый взрыв тряски, и взревел. Его дыхание волной долетело до Мирддина с Вортигерном, и обожгло их.

Люди закричали и кинулись из пещеры. Несколько факелов, укрепленных на стенах, вспыхнули сильнее, затрепетали и погасли.

Лишь Вортигерн стоял подле своего мага и в немом изумлении смотрел на огромных пробуждающихся зверей.

— Ты был прав. На это стоило посмотреть… — сказал он Мирддину. А Мирддин поднял руку и крикнул, как можно громче:

— Стойте! Им нет до нас дела!

Кажется, некоторые остановились. Гвардейцы короля окружили их с Мирддином, выставив копья, чтобы атаковать драконов, если возникнет опасность. Все же у Вортигерна были верные люди...

В следующий момент, белый дракон, услышав воинственный зов своего собрата, распахнул глаза и так же, одним движением, вскочил на ноги, почти полностью расправил крылья…

Вортигерн схватил Мирддина на руку и оттащил подальше. Любое движение драконов вызывало почти ураганный ветер, и могло сбить с ног.

Белый дракон взревел в ответ, и два огромных ящера, кинулись друг ну друга.

Тряска стала невыносимой. Казалось, трясется не гора, а весь мир… Даже в сердце Мирддина закрался легкий холодок опасений.

Еще несколько мгновений, они с королем, смотрели на схватку драконов, где белое тело переплеталось с красным. Тряска вызвала новый камнепад, и им на головы летели уже далеко не самые маленькие камешки да целые комья почвы.

Мирддин опомнился и заставил себя отвести взгляд от сказочной битвы.

— Вот теперь уходим, — сказал он Вортигерну и кивнул в сторону выхода. — Их не интересуют люди. У них давняя вражда. Когда-то древний маг усыпил их, чтобы не убили друг друга. Но проснувшись, они сразу вспомнили о своей битве. Нас может завалить.

— Да, пойдем… — как-то задумчиво сказал король.

Периодически оступаясь, они направились к выходу. Гвардейцы, оставшиеся охранять короля, тоже пошатывались, но предлагали руку и пожилому королю, и юному магу. Оба отмахивались. В обоих было сильно мужское достоинство, заставляющее самостоятельно стоять на своих ногах даже во время сильнейшего шторма.

***

От подножья горы, куда тоже доходили волны вызванного драконами землетрясения, они смотрели на зев шахты. Рано или поздно драконы вырвутся на свободу, Мирддин знал это.

Так и произошло. Вортигерн только-только успел устроиться в принесенном для него кресле, только-только подошла взволнованная королева, как земля на горе взорвалась фонтаном. А спустя миг в воздух вырвались две мощные фигуры, даже сейчас сплетающиеся в борьбе.

Под изумленными вздохами людей, они поднимались в воздух, гоняясь друг за другом, разили друг друга огнем, вылетающим из устрашающих пастей, пытались вцепиться друг другу в шею.

Они понимались все выше и выше, и, изумленно вздыхая, люди глядели ввысь. Вскоре сражающиеся тела – красное и белое – скрылись в поднебесье. Многие облегченно выдохнули.

Вортигерн опустил голову и долго, задумчиво глядел себе под ноги. Потом поднял взгляд на Мирддина.

— Объясни мне, мой пророк Мерлин Амброзий, что значит эта битва. Это знак мне и Британии?

Мирддин помолчал, потом сказал то, что знал об этом:

— Владыка король, мне ведомо это. Белый дракон – это саксы, что угрожают Британии и стремятся захватить ее. Красный – это бритты и те из римлян, что еще остались. И горе дракону белому, ибо красный дракон одолеет его в этой схватке.

Мирддин заметил, что рука королевы вцепилась в спинку кресла, на котором сидел Вортигерн.

— Ты уверен? — напряженно спросила она. А Вортигерн обернулся к ней, неприятно усмехнулся, мол, видишь. В его глазах горел победный блеск.

— Я смогу победить? — переспросил он Мирддина.

— Ты – нет, но саксы будут побеждены, — ответил Мирддин. — Но и белый дракон не погибнет. Побежденный он затаится… и будет копить силы. Много раз он будет атаковать красного дракона тщетно. Но однажды он явится в полной мощи и почти полностью одержит верх над красным. Загонит его в горы Уэлса и в край Корнуолла[11]…

Вортигерн опустил голову.

— Но это случится не при мне? — спросил он ищущим голосом.

— Нет, правитель, это случится не сейчас. Несколько поколений минет прежде, чем белый дракон воспрянет полностью.

Вортигерн помолчал. Мирддин видел, что король верит каждому его слову. Внезапно он показался ему очень усталым, почти отчаявшимся. Но и радость была в его лице.

— Что же… — произнес он задумчиво и посмотрел на Мирддина, как на доверенное лицо, на единственного, кому он мог доверять в полной мере. — Я понял твои слова. Не я одержу верх над саксами в этой битве. Но я … рад, что мой истинный народ одержит победу хоть на время. Хоть это понимание ножом режет мне сердце.

— Саксы тоже могли бы быть твоим народом! — резко сказала королева.

— Молчи женщина. Из вашего народа я теперь готов терпеть лишь тебя! — вспылил Вортигерн. Но тут же успокоился.

— Пока они дерутся там, в небесах… — сказал он. — Расскажи мне подробнее, мой пророк, что ждет нашу землю в веках…

Мирддин поднял взгляд вверх туда, где еще можно было разглядеть двух крохотных драконов. И начал рассказ.

Тогда на него впервые напало странное «вдохновение», что потом нередко посещало того, кого люди назовут «Великим Мерлином». Его голос возвысился, разносился по полю, и каждый, кто осмеливался приблизиться, слышал его слова подобными грому небесному.

Мирддин поведал королю свои видения о будущем Британии. Все так, как он видел – свирепые животные являлись из разных уголков Британии и сражались друг с другом, приходили иноземцы и тоже вступали в битву, истинная вера была теснима, но потом одерживала верх… Не каждый мог понять его слова, да скорее всего и не было среди людей Вортигерна тех, кто мог бы истолковать их полностью верно. Мирддин и сам понимал не все.

Но, конечно, нашелся среди Вортигерновых шарлатанов «мудрец» достаточно мудрый, чтобы понимать, что будущее за Мерлином. Он сохранил в памяти каждое слово юного пророка и, впоследствии, записал его речь. И она прошла через века, пока один монах не записал ее снова[12]…

Когда Мирддин закончил воцарилась полнейшая тишина. Теперь на него смотрели, как на божество. Как на существо неземное. Раздавались шепотки, что он «не сын дьявола», напротив, в нем «божественный Дух»…

Мирддину было все равно. Он немного выдохся. А ведь бесконечный день, полный драконов и пророчеств, еще не закончен. Звездный час – это, оказывается, так утомительно.

— Невероятно! — неожиданно рассмеялся Вортигерн. — Ты величайших из магов и пророков! Я осыплю тебя богатствами, если ты останешься со мной…

Мирддин отрицательно покачал головой:

— Этому не суждено случиться.

Тогда Вортигерн пристально посмотрел на него. В остром взгляде короля Мирддин заметил робость и сомнение. Да, люди боятся… своего будущего, подумалось Мирддину.